Барбара Мецгер - Трефовый валет

– На этот раз вы правы. И я благодарю вас, что вы так думаете. Я ни у кого не состою в любовницах и не принадлежу никакому мужчине, который мог бы вышвырнуть меня, если бы я не стала выполнять его прихоти или подчиняться его глупому диктату.

Теперь Монтфорд поднялся из кресла и встал, опираясь о стол и тяжело дыша.

– Убирайтесь. Вот вам мой диктат, и вы ему подчинитесь, иначе я велю слугам вышвырнуть вас вон. Я пошлю за стражей, обвиню вас в том, что вы вторглись в мой дом, и в краже; я сделаю все, что угодно, лишь бы увидеть вас в плавучей тюрьме, отправляющейся в Ботани-Бей.[2] Не думайте, что я не могу этого сделать, Убирайтесь, – повторил маркиз, указав трясущейся рукой на дверь. – Берите деньги и уезжайте из Лондона. Вы упрямы, как ваша мать. Вы и вполовину не так красивы, как была она, и вполовину не так умны. У нее по крайней мере хватило ума выйти замуж за вашего отца.

Элли взяла в руку кошелек – с сожалением отметив, какой он тяжелый, – перевернула его, и монеты посыпались на стол, а часть из них скатилась на пол.

– Я не взяла бы у вас ни полпенни, даже если бы Харриет Хилдебранд была бы моим ребенком и мы голодали бы на улице. Я скорее стала бы продавать свое тело, чем продала бы вам свою душу. – Элли еще раз встряхнула кошелек, и последняя золотая монета выпала из него со звоном, четко раздавшимся в наступившей тишине. – Я буду поступать по-своему, как поступали мои родители, и обойдусь без вашей помощи. Но знайте, старик, – я тоже горжусь своим именем. Эллисон Силвер. Точнее, Эллисон Монтфорд Силвер. И я останусь здесь, в Лондоне. Привыкайте к этому, милорд, потому что с этим вы ничего не сможете сделать.

Джек рассматривал дом Монтфорда через ворота парка. Он сунул сторожу денег, чтобы тот позволил ему и Харриет войти через частный вход. Его брат жил на противоположной стороне площади, и Джек сказал сторожу, что забыл взять у него ключ. Упоминание о графе Карде, деньги и улыбка подействовали на сторожа, как действовали всегда и на всех, за исключением мисс Силвер.

Черт побери, лучше бы он пошел с ней. Старый Монтфорд мокрого места не оставит от этой глупой девицы. Ему нужно было пойти за Элли вопреки ее желаниям, однако в таком случае ему пришлось бы столкнуться самому с этим старым скрягой, а у того были бы все права осведомиться о его намерениях.

Никаких намерений у Джека не было. Ни честных, ни бесчестных. Жениться ему было не по средствам, даже если бы он и хотел жениться, а он этого вовсе не хотел. Предложить внучке маркиза наскоро переспать с ним он тоже не мог. Но пока он смотрел на дом Монтфорда, понимая, что Элли место именно в этом мире, а не в его сомнительном кругу, его решимость окрепла. Ни о каком вожделении к этой гувернантке не может быть и речи. Никаких нечистых мыслей о том, как выглядит этот синий чулок без чулок. Никаких похотливых поползновений. Пусть он не может быть ее рыцарем в сверкающих доспехах, но джентльменом он быть может, и он оставит ее порядочной женщиной.

Значит, ей нужно будет уехать. Ему придется найти иное разрешение этой проблемы, пусть даже это нарушит его обещание, данное Харриет, отослать ее вместе с мисс Силвер. Прежде всего, он не может нарушить свой собственный кодекс чести.

Харриет утешится. Он тоже, хотя этот маленький бесенок уже пробрался в его сердце. Очень жаль. А где, кстати, Харриет?..

Она сидела на дереве.

Господи, что случилось с девочками, ведь им полагается играть в куклы, вышивать и учиться, как разливать чай в хорошем обществе? Если Харриет свалится и сломает ногу, мисс Силвер оторвет ему голову. Как и следовало ожидать, девчонка испачкалась, порвала передник, в волосах у нее застряли веточки, как у какого-то сказочного обитателя леса. Лесной дух, вот что такое это чадо Хилдебранда, и Джеку будет до боли ее не хватать. Наконец появилась мисс Силвер, и Джек велел Харриет спускаться.

– Куда теперь? – спросил он, усадив Элли, девочку и миссис Крандалл в карету.

– Я хочу домой.

– Домой… туда, где вы жили до поступления в школу миссис Семпл? – спросил Джек, решив, что дед все-таки обеспечил ее. Джек был бы этим изумлен, но одновременно и обрадован, поскольку при этом улаживались и его проблемы. Он не хотел расспрашивать Элли о ее беседе с маркизом, пока они не останутся наедине.

– Домой в «Красное и черное», конечно. Куда же еще?

– Ура! – закричала Харриет. – Я же говорила, что старый жадюга не поможет ей бросить нас! Вы должны мне пони, папа.

Элли вновь заговорила учительским тоном:

– Пожалуйста, мисс, выражайтесь о старших уважительно, особенно о моем деде. И я считаю своим долгом сообщить, что старый жадюга предложил мне увесистый кошелек за то, чтобы я бросила тебя. Или по крайней мере уехала из Лондона.

Джек отослал свою лошадь домой с грумом. Он уселся рядом с Харриет, напротив Элли и Мэри Крандалл.

– Но вы его не взяли, – предположил он.

– Нет, не взяла. Я остаюсь.

Миссис Крандалл облегченно вздохнула, а Харриет снова принялась издавать радостные вопли, пока кучер не спросил, обернувшись:

– У вас все в порядке, кэп?

– Нет. То есть да, все в порядке, Джеймс. Поезжайте. Но вы, мисс Силвер, у нас не останетесь.

Элли уже приняла решение. Довести лорда Монтфорда до апоплексического удара составляло только часть ее решения.

– Нет, остаюсь. Я понимаю, что это противоречит всему, что я говорила раньше, однако я пришла к выводу, что я нужна здесь.

– Это мой клуб, мой дом и моя подопечная. Я говорю – нет.

– Папа!

– Замолчи, Харриет, я разговариваю с капитаном. Итак, сэр?

Джек глубоко вздохнул:

– Я пришел к выводу, что ваше присутствие в «Красном и черном» неприлично.

И это было истинной правдой.

Мисс Силвер пощелкала языком – как настоящая гувернантка.

– Теперь? Когда прошло столько времени? Разве не об этом я говорила вам с того момента, как приехала в «Красное и черное»?

– Жаль, что мы не заключили пари. Я должен был бы вам лошадь.

– Не говорите глупостей. Вы просили меня остаться. По сути, вы просто умоляли меня не оставлять вас одного с ребенком, с которым вы не умеете обращаться. Вы предложили мне хорошее жалованье и пошли на уступки. – Имя Рашель Пуатье осталось неназванным, но ее изгнание словно висело в воздухе между ними.

– Одно дело тогда, другое дело теперь, – не соглашался Джек.

– Ничего не изменилось.

– Все изменилось. Во-первых, вы внучка Монтфорда.

– Я внучка Монтфорда с самого рождения. Сегодня я не более близкая ему родственница, чем была вчера. В сущности, даже меньше, потому что теперь я тоже не желаю признавать наше родство.

Джек не обратил внимания на ее объяснения.

– А Хэпворт опубликовал свою злобную ложь.

– Утром он ее опровергнет.

– Таким мелким шрифтом, что никто не сможет ее прочесть, если и найдут заметку на последней странице, куда он ее засунет.

– Но я буду знать, что заметка там есть. Вы и Харриет уже знаете правду, знает ее и мистер Берквист и персонал клуба. Мнение остальных не имеет значения.

Джек похлопывал кнутом для верховой езды по высокому голенищу сапога.

– Вы всегда говорили, что для вас имеет значение хорошее мнение любого жителя Лондона, если не всей Британской империи.

– Однако вы убедили меня, что это глупо. Вся ваша карьера – пример того, как можно жить своей жизнью, в соответствии со своим решением, а не с решением кого-то другого.

Его собственные резоны теперь обратились против него, тогда как он пытался прибегнуть к противоположным резонам. Но Джек не обратил на это внимания и продолжал, как если бы мисс Силвер ничего не сказала:

– Ню теперь мы с Харриет хорошо знакомы, и у меня нет сомнений, что мне удастся ее воспитать. Это маленькая леди, которая прекрасно себя ведет.

Мэри Крандалл кашлянула в кулак, а Харриет сказала:

– Папа, если вы будете и дальше так лгать, у вас вырастет нос, а глаза станут косить. Так всегда говорила миссис Семпл.

– Сиди тихо, Харриет, когда взрослые разговаривают.

– Я думала, что вы говорите обо мне.

– Не вмешивайся. Ты еще слишком маленькая, чтобы понять всю ситуацию полностью.

Элли в отличие от Харриет понимала ситуацию прекрасно. Она-то была отнюдь не маленькой. Но она была и не так стара, чтобы жить под одной крышей с мужчиной и не вызвать косые взгляды. Теперь, когда стало известно, что она принадлежит к тому же слою общества, что и капитан – слою, в котором он родился, во всяком случае, – он не мог играть с ее репутацией, не женившись на ней. Кодекс благородного поведения не позволял капитану Эндикотту держать женщину благородного происхождения, достигшую брачного возраста, в холостяцкой квартире. Бедная гувернантка без всяких связей или гувернантка среднего возраста – это совершенно другое дело, ей почти не грозил общественный остракизм. Джек мог не волноваться, что общество думает о нем лично, но его очень даже волновало, как бы ему не оказаться женатым человеком.

– Капитан, – сказала Элли, – перестаньте ткать полотно из лунных лучей. Я не знаю, чем вы озабочены больше – моими высокопоставленными родственниками или моей низко опустившейся репутацией, но я понимаю одно: надеяться мне не на что. То есть кроме моего жалованья.

Харриет посмотрела на Джека.

– Что она хочет сказать – не на что надеться? Это значит, что вы не купите ей лошадь?

– Это значит, моя дорогая, следующее, – сказала Элли, не глядя на капитана. – Я не надеюсь, что он предложит мне замужество, а если и предложит по каким-то несерьезным соображениям, я откажусь. Я никогда не выйду замуж за владельца игорного притона.

– «Красное и черное» – вовсе не притон, – возразил Джек.

– Это самое лучшее казино, – с гордостью подтвердила Харриет. – С совершенно новыми колодами карт каждый вечер и с настоящими свечами, а не сальными.

– Да, против этого трудно устоять. Но ты ошибаешься, Харриет, все равно «Красное и черное» остается местом, куда джентльмены приходят, чтобы пить сверх меры, заключать пари сверх их доходов и вести себя неприлично с хорошенькими женщинами. Гувернантка поступает на такое место, которое ей предлагают. Леди так не делает, потому что она должна думать о будущем своих детей. Станут ли ее сыновья, когда вырастут, шулерами и игроками в кости? А ее дочери будут ли сдавать карты? Таких детей никогда не будут принимать в высшем обществе, у них никогда не будет возможности выбрать себе карьеру и супругов. – Элли повернулась к Джеку, улыбаясь, словно желая показать, что ничего личного в ее отказе от предложения, которое ей сделали, нет. – Так что, как видите, сэр, вам ничего не грозит.

Кнут застучал по ноге чаще.

– Все равно вам нельзя оставаться.

Он говорил серьезно. Раньше Элли не верила, что это так. Теперь ей пришлось поверить. Она сжала свой почти пустой ридикюль, вспомнила о деньгах, которые швырнула к ногам деда, и улыбка исчезла с ее губ. Она только что сожгла последние мосты, которые еще не рухнули под ней; теперь лодка ее жизни разбивалась вдребезги. Она лишь надеялась, что никто не заметит комка у нее в горле, когда спросила:

– Значит, вы просто вышвырнете меня, да?

– Ну конечно же, нет, черт побери. Не будьте дикой уткой.

– Папа, вы же не станете выражаться в присутствии леди. И я не думаю, что нужно называть ее какой-то там уткой. Может быть, голубкой?

– Оба они – павлины, – пробормотала Мэри Крандалл.

Но Элли уже опять улыбалась. Джек снова стал тем донкихотом, которого она знала и который ей нравился. Впервые с тех пор, как она села в карету, она смогла спокойно откинуться на подушки.

Она притянула Харриет к себе.

– Держу пари, у капитана есть какой-то план.

– Черт… вот именно, есть. Однако мне показалось, что мы решили больше не заключать пари с ребенком.

– Я не ребенок, и я никуда не поеду, – воскликнула Харриет.

– Ты еще не слышала, какой план составил капитан.

Харриет прижалась к Элли теснее.

– Вы сказали, что я могу остаться.

– Я согласился, что ты можешь остаться на некоторое время, но не навсегда. И потом, ты будешь рядом.

– Где? – спросила Харриет, так что Элли не пришлось делать это самой…

– В доме графа Карда. По другую сторону Гросвенор-сквер, напротив дома Монтфорда. Это, конечно, дом моего брата, но он самый славный брат в мире, и я жду от него письма со дня на день. Дом сейчас подновляют и освежают, поэтому я и не поселил вас там сразу же. Вся прислуга либо уехала в деревню с Тузом и Нелл, либо в отпуске, так что там никого нет, кроме рабочих. Боюсь, вам придется немного самой о себе позаботиться, потому что мне не по карману нанять много прислуги на время, однако вы можете по-прежнему приходить к нам столоваться, либо мой повар будет присылать вам еду.