Наталия Миронина - Третий брак бедной Лизы

Лиза устала обижаться из-за подобных вещей, как и из-за сейфа, который появился в их доме.

– Тиша, ты боишься, что мы с Ксенией что-нибудь украдем? – однажды не выдержала она. Муж ничего не ответил, только что-то пробурчал. В последние полгода она уже не ждала перемен и не делилась с мамой своим недоумением. Жаловаться или советоваться с Элалией Павловной Лиза перестала как раз после появления этого самого пресловутого сейфа.

– Мам, я понимаю, для чего сейф в доме. Но я не понимаю, зачем так подчеркнуто следить за ключами. Как будто я украду что-нибудь! И потом, мы уже три года вместе, зарабатываем деньги вместе, покупаем все вместе. В этом доме уже есть общее… Мне его сбережения не нужны, мне просто очень не нравится, что он так себя ведет…

– Ну, может, ты дала повод?! – Элалия Павловна посмотрела на дочь тем самым многозначительным взглядом.

– Ты хочешь сказать, что я, твоя дочь, дала повод думать, что я воровка?!

– Ну, без пафоса, может, он чувствует в тебе хищницу, поэтому так и ведет себя.

Лиза задохнулась от возмущения. Элалия Павловна всегда была на стороне зятя. Спустя три года мать с Тихоном по-прежнему обсуждали картины, кино, музыку. Спустя три года Тихон стал постоянным гостем на вечерах, которые Элалия Павловна устраивала в Большом Гнездниковском. Все присутствующие отмечали необычность суждений и глубокие познания мужа Лизы. Сама Лиза во время этих мероприятий держалась в тени, помогала накрывать на стол и почти не вступала в беседы.

Спустя три года Лиза, в которой мама заподозрила хищницу, попала в полную зависимость от мужа.

Выйдя из метро, Лиза услышала телефонный звонок. «Неужели стыдно стало?!» – подумала она, и на душе потеплело. Хоть и ехала она обиженная, хоть и понимала, что муж ведет себя иногда до непристойного мелочно, женская надежда на примирение взяла верх.

– Лиза, а ты где? – в трубке звучал голос брата Бориса.

– Привет, – разочарованно протянула Лиза. – Я около дома, из метро вышла. А что случилось?

– Ничего, поговорить надо.

– Ну так говори! На работе мне некогда, дома тоже, да и ты не бываешь у нас.

– Тоже дела. А по телефону точно удобно?

– Точно, точно.

– Лиза, а ты квартиру на «Соколе» сдаешь?

– Нет, рука не поднимается. Там, во-первых, еще много вещей наших. С Андреем. Он ведь так ничего и не забрал. Как уехал с сумкой тогда, так все там и лежит. Я тоже не трогала – там и техника его, и компьютер, и фотоаппараты, и музыкальный центр.

– А почему он не взял?

– Я как-то спросила, а он ответил, что пусть все это у нас с Ксенией останется.

– А где он сам сейчас?

– Он уехал, работает теперь, представь себе, в Бразилии, изучает какие-то водоросли.

– Он что, женился?

– Нет. – Лиза усмехнулась: ее родной брат никогда не интересовался подобными вещами, но с ее первым мужем дружил. Уход Андрея Борис пережил тяжело – не стало друга и единомышленника.

– Боится, после первого раза, – рассмеялся брат.

– Они с этой дамой расстались.

– Понятно, – прогудел на том конце Борис.

– Так что за разговор у тебя ко мне?

– Слушай, Лиз, а можно я поживу в этой квартире?

– В какой? На «Соколе»?

– Ну да.

Лиза замолчала. Она вдруг отчетливо представила, как в тех стенах запахнет чужим, не Ксениным детством, не ее шампунем, не ее любимым какао, а кем-то или чем-то чужим.

– Слушай, а что мама говорит? – Лиза обратилась к привычному авторитету.

– При чем тут мама?! – возмутился Борис.

– Мама – при всем. И тебе, живущему там, рядом с родителями, это должно быть известно. Боря, у нас в семье патриарх – это мама. Ее слово – закон. Ее мнение – главное. Я не знаю, как и почему так получилось, что мы с тобой взрослые, самостоятельные люди, сделавшие карьеру, руководящие другими людьми, пытаемся беспрекословно слушаться маму. Я не знаю, почему, что-то делая, в первую очередь мысленно пытаюсь заручиться ее одобрением…

– И как, удается? – съехидничал Борис.

– Нет, ни мысленно, никак иначе. Я знаю, что мною будут недовольны, но это меня ничему не учит. Раз за разом я проделываю все тот же путь в надежде на одобрение матери.

– Мама ничего не говорит, но, если честно, мне там тяжело. Я могу снять квартиру, но если ты не пользуешься той, я поживу там. Она же пустует.

Лиза сразу поняла, о чем речь. В доме родителей всегда были гости. Обед ли, ужин ли, но знакомые и полузнакомые люди собирались за большим столом, где главенствовала Элалия Павловна. Это были приятные застолья, и все гости, как один, выражали восхищение не только кухней, но и прекрасной собеседницей. Впрочем, домочадцам доставались лишь нервозная обстановка, суета, раздраженность и покрикивания, предшествующие этим трапезам.

– Быстро убрать дом, вы просто неряхи! Сейчас придут люди… – так начинались дни, когда ожидали гостей. Элалия Павловна была недовольна всеми, в том числе и домработницей Ритой, которая самоотверженно брала на себя приготовление блюд.

– Мам, зачем звать людей и перед этим так психовать?! Какой в этом смысл?! – однажды не выдержала Лиза.

– Тебе не понять, ты из породы тех Чердынцевых! Вам лишь бы как… – ответила мать.

– Не очень понятно, – упорствовала Лиза. – Пусть я в отца, но он очень аккуратен, зачем же устраивать такой шум и крик, ругать своих, чтобы потом улыбаться чужим. И потом, людям ведь не пыль важна, которой, кстати, никогда у нас нет.

– Потому и нет, что я кричу на вас, – ответствовала Элалия Павловна.

Впрочем, это наверное, только Лиза обращала внимание на такие бытовые мелочи, как раздражение матери. Она, привыкшая к размеренной жизни с Андреем, где в первую очередь ценились доброжелательность и покой, искренне не принимала резкость в общении с близкими.

– Ты знаешь, – Борис замялся, – сложно, у них свой уклад, и иногда мне кажется, что я мешаю. А иногда мне сложно с ними – и поздно не придешь…

– Слушай, не объясняй. Заезжай, я тебе ключи дам от квартиры. Только там и вещи Андрея, и мои, их убрать надо, сложить в кладовку.

– Хорошо, хорошо. – На том конце с облегчением вздохнули.

Борис подъехал, когда стемнело, подниматься не стал – он знал, что муж сестры терпеть не может поздних гостей.

– Вот этот от нижнего замка, этот – от верхнего. Слушай, будь там аккуратен.

– Не беспокойся, буду. Между прочим, это я там с родителями прописан! – Борис рассмеялся.

– Да, я помню, но какое это имеет значение в семье. Придет время – разберемся.

– Это верно. Слушай, а этот твой Тихон, вы же официально расписаны, он на квартиру в Большом Гнездниковском претендовать не будет? Если что…

– Что – если что?! Ты о разводе? С какой стати? На меня и на Ксению эту квартиру родители переписали задолго до нашей встречи, уж не говоря о женитьбе. А по закону делится имущество, приобретенное в браке. Так что не волнуйся.

– Я не волнуюсь.

– Значит, маме передай, чтобы она не волновалась, – улыбнулась Лиза.

– Она тоже не волнуется, она – пишет оперу.

– Что?! – удивилась Лиза.

– Да, в соавторстве с Бежиным.

– Вот новости! А молчит!

– Ну, чтобы сюрприз сделать, наверное…

– Наверное.

– Ладно, я поехал. Спасибо.

– Не за что. – Лиза поцеловала брата и еще немного постояла, наблюдая, как он идет по темной узкой улице. Близки они никогда не были – и в этом, наверное, была ее вина. Лиза больше времени уделяла своей учебе, подругам, потом семье. Борис был неразговорчив и вечно погружен в свои занятия.

– Ты наденешь клетчатую юбку и белую блузку. Это будет и удобно, и нарядно. А сарафан тебе узок уже. Надо другой купить. – Лиза стояла у гладильной доски. Ксения в своей комнате разбирала ноты. Из-за завтрашнего эказамена по музыке Лиза взяла отгул.

– Имей в виду, этот день не оплачивается, – строго предупредил ее Тихон.

– Да, да, – торопливо согласилась Лиза. Она не хотела ввязываться в долгие препирательства по поводу трудовой дисциплины и еще больше боялась сорваться на крик. Своего мужа она вообще перестала понимать. Этой ночью они были близки так, как давно у них не случалось. Лизе вдруг показалось, что эти несколько лет, которые каким-то образом сожрали теплоту их отношений, куда-то исчезли. Ей показалось, что только вчера они были на той злополучной выставке, где она вывихнула ногу, что только вчера они гуляли по Яузскому бульвару и ели первые подмосковные яблоки.

– Лиза, как же мне с тобой хорошо! С тобой – все по-другому. Совсем. И я очень счастлив, что встретил тебя, – сказал тогда вдруг Тихон и впился зубами в сочную грушовку.

– И я, – отвечала ему Лиза, старательно обкусывая коричное.

Прошлой ночью ушли куда-то во тьму все ехидство, вся злость, все потаенное недовольство, которые так надолго иной раз поселялись в их доме. Прошлой ночью Лиза была счастлива от любви.

– Господи, как же… – Она не успела договорить, как Тихон закрыл ей рот поцелуем.

– Я все-таки тебя очень люблю, – произнесла она, вырвавшись из его объятий. – Понимаешь, несмотря ни на что – я люблю тебя. И хочу, чтобы ты знал об этом. Мы ведь об этом с тобой совершенно не говорим.

– Мне иногда кажется, что ты врешь мне, – прошептал Тихон, прижимая ее к себе.

– Да, мне больше нечего делать, – вздохнула Лиза. – Прошу, не начинай… Мне так хорошо сейчас…

Уснула она поздно, когда муж уже посапывал, когда дочка за стенкой перестала ворочаться в кроватке, когда уже почти наступил рассвет.

– Привет, я сварила какао Ксюше, нам кофе и сделала тосты – давай за стол, все вместе позавтракаем! – встретила она радостно утром мужа.

Он вышел на кухню хмурым и, не сказав ни слова, отправился обратно в спальню. Девятилетняя Ксения посмотрела на мать.

– Что-то случилось? – Она отставила кружку с какао.

– С чего ты взяла?

– Ну, дядя Тихон не сел завтракать с нами.

– Ну, он же еще зубы не почистил, сейчас приведет себя в порядок и сядет за стол. – Лиза отвернулась к плите.

– А почему не поздоровался?

– Ксения, что ты обращаешь внимание?!

– Дедушка всегда здоровается, когда я завтракаю.

– И дядя Тихон тоже, только он, наверное, спешит или о работе думает.

– Мам, я пойду, мне надо еще тетради собрать.

Тихон пришел на кухню только тогда, когда Ксения ушла в школу.

– Что с тобой? – задала дурацкий вопрос Лиза. Дурацкий, потому что знала ответ. С ее мужем ничего не случилось, а не поздоровался он и не сел с ними завтракать, потому что у него невозможно мерзкий характер, потому что он ревнует Лизу к дочери, потому что терпеть не может их смех и шутки, которые они с Ксюшей принесли в его дом из той жизни. И еще потому, что они так не научились разговаривать откровенно.

– Ничего, – буркнул муж.

– Тиша, что случилось? – Она поднялась на цыпочки и поцеловала мужа. Тот отстранился. – Тиша, перестань, мне так хорошо было ночью, так все славно… – Лиза пыталась растормошить мужа. – Давай вместе куда-нибудь поедем?!

– Это ты гулять можешь, а мне работать надо. Деньги кто-то же должен зарабатывать!

– Слушай, ну один раз, отгул вместе. Как раньше, помнишь, тогда, в первый год работы. Как мы сбегали тогда с тобой, в фирме все понимали, за спиной шушукались, а мы все равно уезжали…

Да, столько дров наломали они тогда…

– Ну уж! Все же хорошо, компания разрослась, клиентов много, филиал открыли. Слушай, может, уже можно дом строить?! Я же все время смотрю, какие где участки продаются.

Лиза говорила и одновременно подавала завтрак.

– Есть очень хороший участок по Савеловке, есть на Можайке. Если хочешь, я могу позвонить, договориться. Съездим, посмотрим.

Тихон молча мазал масло на хлеб. Лиза опять взялась за утюг.

– Ты дай команду, я организую просмотр. Вот завтра Ксения экзамен сдаст, они на какое-то время с дедом на дачу поедут, времени у меня будет больше. А дом очень хочется. Я даже думала, что вот взять бы деньги с этого моего проекта, волгоградского. Там отличные деньги. Можем сразу дом выбирать. А как ты думаешь?

– Где у нас молоко? – не поднимаясь с места, спросил Тихон.

– Вот, как обычно, на второй полке в холодильнике. – Она подала молоко и продолжила: – Я вот что думаю: как было бы здорово, если бы дом был трехэтажный. На первом – гостиная и прочее, второй этаж – спальня, гардеробная, можно даже тренажеры поставить, а на третьем этаже Ксения и гостевые спальни. Ну, как-то так…

– Кстати, насчет Ксении. – Тихон откашлялся. – Как долго она будет на даче?

– На даче? А, с папой? Ну, до конца августа, а потом надо в отпуск бы с ней куда-нибудь съездить.

– Слушай, а она не может жить у твоих? Или у своего отца?

– Не поняла… – Лиза повернулась к мужу.

– Что тут непонятного? Я поинтересовался, не удобно ли будет ребенку у бабушки с дедушкой? Или у отца.