– Спасибо. – Лиза выбрала конус в золотой фольге. – Красивые. Я таких не видела.

– Это – из Франции. Там внизу еще второй слой. – Людмила Ивановна положила в рот кусочек. По ее виду было заметно, какое это удовольствие – так просто, без причины открыть шикарную коробку конфет. Лиза знала, что Людмила Ивановна одинока, зарплата у нее невелика, а частной практикой она не подрабатывает, знакомых консультирует бесплатно. Лиза понимала, что это следствие и возраста – настоящие врачи старой закалки были всегда более щепетильны, не так быстро подстраивались под новые правила.

– Очень вкусно! Вам надо сегодня целый день пить чай с этими конфетами. И настроение будет отличное. Как-никак шоколад – источник счастья.

– Елизавета Петровна, вы же врач, не повторяйте эти глупости! – Людмила Ивановна со вздохом вытянула еще одну конфетку.

– Не буду, – улыбнулась Лиза. – Вы в курсе вчерашних событий?!

– Еще бы! Уже в курсе вся поликлиника.

– Я заметила.

– Не обращайте внимания. Дальше будет хуже.

– Почему?

– Потому что я предложила вашу кандидатуру на место заведующей лаборатории. Правда, Калюжный в своем репертуаре. Новое подразделение будет называться не лабораторией, а Центром диагностики. Между нами, название громкое и дурацкое. Но его не переспоришь. У вас сейчас завистников появится – видимо-невидимо. Готовьтесь.

– Господи, а можно мне не соглашаться?!

– Можно, но не стоит. Во-первых, будет сокращение. Это точно. Во-вторых, лучше вашей кандидатуры не найдешь.

– Почему вы так думаете?

– Вы очень ответственный человек. Очень спокойный. Неконфликтный. Вы умеете обращаться с людьми. Бережно. Ну и потом вы молоды, вам надо делать карьеру.

– А если я не хочу?

Людмила Ивановна оторвалась от шоколада.

– А что же вы хотите?

Лиза задумалась. Сказать, что она хочет, чтобы вернулся муж и они зажили бы как раньше, было нельзя. Не поймут.

– Я не знаю. Я, правда, не знаю, но я так не люблю перемены.

– Послушайте, Лиза, вы можете отказаться. На это место прытких найдется куча. В нашем же коллективе. Еще больше сможет привести сам Калюжный. Но лучше вам пойти туда. Для вас же лучше.

– Почему?

– Работа лечит.

Лиза подняла глаза на заведующую, но та замахала руками:

– И ничего не спрашивайте, у нас в коллективе даже государственную тайну разболтают!

Лиза вдруг почувствовала, как появляются слезы. Людмила Ивановна оторвалась от конфет, глянула на подчиненную и спросила:

– Слушайте, а как вы свой «Наполеон» печете? Это же вы приносили на праздники торт?

– Я, – кивнула Лиза, понимая, что ее отвлекают.

– Ну так пишу. – Людмила Ивановна достала ручку.

Лизе пришлось сосредоточиться и, вспоминая пропорции, произнести:

– Там главное тесто…

Она вышла из кабинета через полчаса с улыбкой. Судя по всему, у нее начиналась новая жизнь.


Элалия Павловна была недовольна. Жизнь в квартире на Соколе вдруг приобрела черты таинственные и загадочные. Более того, дочь вдруг все чаще оставалась дома с внучкой и даже иногда не отводила ее в детский садик.

– Ты можешь мне сказать, что все это значит?

– Что именно?

– Почему Ксения не была в саду.

– Я была дома, зачем же в садик отводить?

– Детям нужно общение. Нужны сверстники, нужна социализация…

– Мама, три месяца назад ты говорила, что я сдала ребенка на руки государству и тебе. А теперь выясняется, что и дома плохо.

– Не цепляйся к словам, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

– Нет, не понимаю. Мам, я работаю, сейчас Ксюша проснется, и мы пойдем гулять. Я тебе тогда и позвоню.

– А почему ты дома работаешь? Что за новости?

– Это старые новости, я тебе как-то пыталась рассказать.

– А, это про то, что кал и мочу можно будет сдавать прямо у вас.

– Да, именно про это. – Лиза вздохнула. Она помнила тот разговор – маме не понравилось, что дочь вдруг задумалась о карьере. «Для тебя главное – ребенок! А не анализы какие-то там. Руководить – это значит тратить свое время на чужие интересы и чужую выгоду! Сейчас ты это себе позволить не можешь. И потом, что это за должность такая – баночки с калом и мочой сторожить!» Говоря это, Элалия Павловна повернулась за поддержкой к мужу. Но тот никак не отреагировал. Лиза не очень удивилась подобной реакции, но надеялась, что мама все-таки оценит ее карьерные успехи.

– Знаешь, у тебя растет дочь. Надо думать о будущем в прямой связи с этим обстоятельством.

– Мам, это как-то обтекаемо. Ты конкретно можешь сказать, что ты имеешь в виду?

– Могу. Ты должна остаться педиатром. Уж коль выбрала эту профессию.

– Эта профессия остается при мне.

– Но заниматься ты будешь другим. А там выше этих баночек уже не прыгнешь.

– А педиатром?

– Ты можешь заниматься частной практикой, ты можешь устроиться в коммерческую поликлинику. Ты, наконец, можешь стать семейным врачом. Кроме того, есть масса организаций, которые занимаются проблемами педиатрии на самом высоком государственном или международном уровне. Из своей лаборатории ты туда не попадешь. Ты останешься там навечно. Там рост невозможен. Там невозможно зарабатывать деньги. А Ксения должна учиться, ей надо дать хорошее образование, она девочка. А следовательно, это танцы, рисование, музыка. Ну, музыка, ладно. Это я устрою, но все остальное?! Потом, надо ее выдать замуж…

– Мама, ей шесть лет! Она в школу еще не ходит!

– Ты не представляешь, как быстро летит время, как быстро исчезают силы и как сильна конкуренция. Ты, Лиза, живешь в вате. Причем очень плохого качества.

Лиза аккуратно отключила телефон. Этот разговор был как две капли воды похож на предыдущие – о Лизиной учебе, замужестве, хозяйственном устройстве. Мать всегда считала, что планка Лизы недостаточно высока и дочь довольствуется малым. Даже ничтожно малым, а самое главное, не думает о будущем. «Странно, почему она об этом не сказала раньше. Или к таким выводам мать пришла только сейчас? Так или иначе, а отступать мне некуда. Договор между больницей и фирмой Бойко подписан. Ремонт правого крыла, где это все будет размещаться, уже идет. Завтра я должна быть в фирме и уточнить список оборудования. Я дала согласие и не могу никого подвести. Наверное, мама права, а я, как всегда, сглупила. Жаль, что с этими сомнениями мне предстоит работать». Лиза попыталась вникнуть в переводную статью, но на душе было тяжело от разочарования и раздражения против себя самой. «Ладно, статью осилю завтра. Да и с Бойко имеет смысл поговорить. Он на редкость разумный и практичный человек». Лиза отложила журнал и пошла готовить дочери какао.

Гуляя с Ксенией, Лиза маме не перезвонила, но мысленную полемику с Элалией Павловной вела: «В конце концов, так было всегда – мама недовольна любым моим начинанием. Понимаю, это от излишнего беспокойства за меня, хотя сейчас, будучи матерью, я начинаю понимать, что в этом беспокойстве есть доля эгоизма. Можно «вздрючить» нервы себе, другим и думать, что что-то поменялось. Но на самом деле проблему просто загнали вглубь. Вот с Борькой, например, ситуация. Мой братец умен и талантлив, но терпеть не может математику, почему она не разрешила ему выбрать дело по душе?! Он так хотел заниматься биологией – тут, конечно, и Андрей на него оказал влияние. Против напора и увлеченности Андрея устоять трудно. Вот Борька и заразился.

Но ему и нравилось! Что сказала мама? Она заявила, что, судя по тому, какую карьеру делает мой муж, будущего в этой профессии не очень много. А Боря – математик от рождения, туда и надо идти! Вот Борька и мучается. Зато его ждет «светлое будущее»!»

Прогулка, чтение книжки, мультфильмы, глажка белья, новости по телевизору – все это Лиза делала машинально, погруженная в свои мысли. К вечеру, когда дочь уже спала, Лиза осознала, что просто вымотана. Не домашними хлопотами, не капризами Ксении, которая не хотела ужинать и спать, не возней на кухне, Лиза устала от бесконечных сомнений, которые вселил в нее разговор с Элалией Павловной. Она дождалась, пока дочка заснет, и позвонила отцу.

– Пап, ты не спишь еще?

– Нет, что ты. Вот жду маму, она на концерте.

– А почему ты не пошел?

– Я уже был, вчера. Маме надо было с кое-кем увидеться.

– Понятно. – Лиза замолчала в нерешительности.

– Дочка, что у тебя случилось?

– Пап, да ничего особенного. Просто я с мамой разговаривала утром и теперь не знаю, что делать.

– Ты о чем?

– Она против того, чтобы я шла работать в лабораторию.

– Почему?

– Она утверждает, что там нет будущего. Я там не смогу сделать карьеру. И не смогу зарабатывать деньги.

– Но она права, если я правильно понял, чем ты будешь заниматься.

– И что же мне делать?

– Сложный вопрос. Ну, участие в этой инициативе не предполагает автоматического согласия на пост заведующей. Но если ты ответила «да», отступать некрасиво. Ты же не можешь подвести людей?!

– Нет, конечно, не могу. А еще я не могу так жить, когда мне в тридцать лет стараются внушить, что я ничего в этой жизни не понимаю, когда мной пытаются руководить даже в мелочах, когда мне не доверяют ребенка…

– Это ты уже глупости говоришь, ты просто расстроена.

– Нет, папа, это не глупости. Мне надоело слышать каждое утро фразу: «Ксения, конечно, голодная пошла в сад!»

– Это фигура речи! Это внешняя форма беспокойства человека, к которому с детства были строги и который сам вырос строгим. Ты должна понимать это!

– Я не хочу понимать, я хочу от семьи слов поддержки и одобрения. Хотя бы иногда. В мелочах. Я не такая уж бездарная и не такая бестолковая. Мне хватило упрямства и напора отстоять то, что действительно интересно. Я всегда хотела быть врачом. Я с отличием окончила институт, получила прекрасное распределение, меня уважают в поликлинике! Чем это плохо?! Да, не так амбициозно, как хотела бы мама! Ты заметил, как она представляет меня незнакомым людям?! – Лиза перевела дух и продолжила: – Она обязательно скажет: «Моя дочь, пока еще педиатр, готовится с силами к научной работе». Папа, я не готовлюсь к научной работе и никогда не буду ею заниматься, зачем врать?! Зачем? Почему нельзя просто гордиться тем, что есть. И ведь это не так плохо?!

– Не кричи так, Ксению разбудишь! Да, мама, хотела большего для тебя…

– Но я этого не хотела! Мне нравится то, что я делаю, и делаю я это отлично!

– Прекрасно, но почему ты сердишься так на нее?! Только из-за этого?

– Да. Я была горда, что добилась открытия лаборатории, я даже расчеты сама делала, я нашла человека, который оборудование нам поставит, меня рекомендовали, а не я сама напросилась. Это тоже чего-то стоит. А теперь…

– Что же теперь?

– Теперь я думаю, что я опять сделала что-то не так. Что ошиблась, как ошиблась, по мнению мамы, с профессией. Что я не думаю о Ксении.

– Если ты так уверена в правильности своих поступков, зачем даешь волю сомнениям?! Делай, как решила. Не слушай никого.

– Папа, мама – это не «никто». Сложно не слушать собственную мать.

– Лиза, успокойся. Мама человек с амбициями и очень практична. Это нельзя считать недостатками, она любит подчинять себе. Но до сегодняшнего дня ты, прислушиваясь к ней, удачно противопоставляла ей свою логику. И у тебя ведь все получалось.

Лиза вдруг поняла, что отец улыбается. И действительно, как ни давила на нее Элалия Павловна, Лиза все делала по-своему. Просто это «по-своему», из-за вечного противостояния матери, давалось тяжело. Она рассмеялась:

– Ну да, так и есть. Просто мне еще захотелось официального признания.

– Этого ты никогда не дождешься, – хмыкнул отец.

– Целую тебя, пап. Спокойной ночи.

Лиза еще немножко посидела в кресле, прислушиваясь к сопению дочери: «Она простудилась. Так я и знала. Господи, надо опять больничный брать!» Лиза поморщилась, а потом вдруг подумала: «Нет, я не буду брать больничный. Пока я могу быть на работе неполный день. Съезжу к Бойко, там сделаю все дела, загляну к строителям в поликлинику, посмотрю, как продвигается работа, и вернусь домой. Буду Ксению лечить. Я теперь почти начальник и самостоятельно принимаю решения». Она потянулась, подхватила с кресла халат и пошла в душ.


Тихон Михайлович Бойко сидел с огромным списком и тихо злился. Вот уже второй час Елизавета Петровна мучила его вопросами. В этой внешне нерешительной молодой женщине была цепкость клеща.

– Понимаете, можно и такую конфигурацию сделать, – Бойко подкладывал все новые и новые листы с чертежами, – а можно и такую. По цене – одно и то же.

– Но почему они разные тогда? – недоумевала Лиза.

– Потому что тут две установки другого производителя.

– А если что-то выйдет из строя и придется искать замену, мы рискуем. Этот поставщик может и прекратить выпуск, и что-нибудь еще…

– Что что-нибудь еще? – не выдержал Бойко.