Впервые побывав здесь, Майя решила не обращать внимания на свое удивление. Уже тогда она убедилась, как здесь приятно, как все кричит о семейном уюте и о любви: детская мазня, никакой показухи, все скромно и естественно. Шум, беспорядок, примятые диванные подушки. Она сразу поняла, что это замечательное семейное гнездышко, сплетенное любящей женщиной, воображавшей, что проживет здесь с семьей до гробовой доски. Не больше и не меньше. Эдриан солгал. Но Майя ему это спустила.

Как спускала многое другое, происходившее в те первые месяцы.

Постель Кэролайн не была застелена, тут же валялось ночное белье. Шторы остались задернутыми, даже вода в унитазе в смежном со спальней туалете не была спущена. Хозяйка утром очень торопилась – до такой степени, что даже воду не успела спустить! Подготовить троих детей к предстоящему дню – не шутка. Настоящий каторжный труд. Причем без мужа под рукой.

Стоя в двери между спальней и ванной, Майя не сводила глаз с кровати Кэролайн. Раньше это была ИХ, Кэролайн и Эдриана, кровать. В ней они зачали двоих детей, здесь им снились кошмары, здесь они делились тайнами, шептали друг другу на ухо, мечтали о будущем. Майя вспомнила утро после первой ночевки детей в их квартире, дверь спальни, открытую маленькими пальчиками, две кудлатые головки в проеме, Эдриана, сидящего в постели, протирающего глаза, улыбающегося, хлопающего ладонью по простыне: «Сюда, малышня!» Потом Майя вспомнила, как головки исчезли из проема, как дверь медленно закрылась, как стихли удаляющиеся шаги.

Они никогда не заходили по утрам в комнату Эдриана и Майи. Знали, что там не их гнездо.

Что она натворила? Как бы Перл ни считала, что Эдриан все равно ушел бы, он ушел ради Майи. Ушел ради тех ложных обещаний и пустых мечтаний, которыми она нечаянно его поманила, страстно пожелав быть с мужчиной, накопившим такой высококачественный багаж.

Она подошла к кровати и присела на ее край. Посмотрела на фотографии детей в разнокалиберных рамках на прикроватном столике, на крем для рук «Space NK», на стопку банального чтива для сна, на салфеточку для стакана, на начатую упаковку ибупрофена и на увядшую розу в серебряной вазе. На другом прикроватном столике лежали детские книжки с картинками, заряжался айпод, стояла корзинка с деталями Lego.

Майя поднялась и стала изучать вещи в открытом гардеробе Кэролайн: жакеты, блузки со статуей Свободы, вязаные кардиганы, стираные брюки, ношеные полусапожки; в самом низу была выстроена шеренга ботинок «броги» на шнурках.

Познакомившись с Кэролайн, Майя испытала шок. Точеная фигура, волосы цвета льда, неулыбчивость – ко всему этому она была готова; неожиданностью стали мягкие руки, нежно прижатый к груди малыш, обкусанные ногти, несвежее платьице в цветочек, проеденные молью дыры в кардигане, смущенная и уязвимая манера поведения. Обо всем этом Эдриан Майю не предупредил. Из его рассказов вырисовывалась женщина на убийственных каблуках, в обтягивающих кожаных брюках, с кроваво-красными губами, с намертво прилипшим к уху мобильником, мать несчастных, заброшенных ребятишек.

Но Майя спустила ему и это.

Как и его остававшиеся без ответа эсэмэски старшему сыну. («Все в порядке, не переживай. Люк спокойный парень».) Как и знакомство с растерянной бедняжкой Сьюзи. («Думаю, своим уходом я сделал ей одолжение. Получив свободу, она расцвела».) Как и выражение оцепенелого разочарования на детских мордашках. («Они так малы! В этом возрасте дети не понимают происходящего. Они очень податливые».)

Майя ничего этого не замечала, не задавала вопросов. Так она стала его сообщницей на выжженном поле разочарования, где ей пришлось жить вместе с ним. Не жертвой – преступницей.

Она потянула вещицу из глубины гардероба Кэролайн – мягкий серый пакет для одежды с одной прозрачной стороной. Это оказалось свадебное платье – чудесные кружева, низкий вырез, вечный покрой, над которым не властно время. Майя расстегнула на пакете молнию, приложила платье к себе, вдохнула его запах. Пахло платье не так, как остальной дом Кэролайн. Это был не запах ее самой, не запах кондиционера, который она использовала при стирке вещей, не жасминовый аромат свечей, которые она тыкала на любом свободном сантиметре. Деревянные половицы, ее крем для рук, ее собаки – все пахло иначе. А платье – поняв это, Майя вздрогнула – пахло прежними временами, прежними местами. Временами и местами, хирургически удаленными из личного континуума Кэролайн. То был запах ее счастья.

– Что ты делаешь?

Майя от испуга дернулась и уронила платье обратно в пакет. Сердце у нее в груди заходило ходуном, она испуганно прижала руки к груди.

– Господи!..

– Что ты делаешь? – повторил с порога Отис, враждебно смотревший на Майю.

– Я только… Я… Просто… Ничего. Стало любопытно, вот и все.

– Зачем?

– Сама не знаю, – призналась она.

Он нахмурился, она вытаращила на него глаза.

– Зря ты это. – Он сунул руки в карманы, не спуская с нее глаз.

– Верно, зря. Мне не надо было… – начала она, пытаясь справиться с шоком, вызванным свадебным платьем Кэролайн. – Я пыталась кое-что понять.

– ПОНЯТЬ? – язвительно переспросил Отис. – Что понять?

– Даже не знаю. Все это. – Она развела руками. – Весь этот…

– Беспорядок? – хрипло подсказал Отис.

– Ну да. Наверное. Мне надо понять, что к чему.

– Не поздновато?

Майя почувствовала напор подступивших к глазам слез.

– Ты так считаешь?

Отис пожал плечами, отвернулся и вышел. Она слушала, как он ступает по лестнице, как входит в свою комнату на верхнем этаже, как там закрывается дверь, как скрипят пружины кровати, на которую он плюхнулся. Теперь в доме воцарилась полная тишина. Майя смахнула с переносицы слезу и глубоко задышала, чтобы успокоиться.

Она убрала свадебное платье Кэролайн обратно в шкаф и спустилась вниз. Собаки исполнили голодный танец вокруг своих плошек, и она механически накормила их. Сунула грязную вилку в посудомоечную машину – и вздрогнула от звука электронного сигнала. Это был не ее телефон и не кухонное оборудование. Майя кликнула мышкой ноутбука, и экран загорелся. На нем было сообщение Кэт в чате скайпа. Майя уставилась на строчки, испугавшись, что речь о ней.


Привет, братишка, ты еще здесь?

Ухожу. Целую.

Майя не сводила взгляд с экрана, соображая, как прочитать начало их разговора так, чтобы этого никто не заметил. И тут на экран с громким всплеском упало новое сообщение:


Вот и я. Я в своей комнате, на телефоне. Я увидел, как она залезла в мамины вещи.

Не может быть!

Может. Она сказала, что пытается что-то понять.

!!! Что это значит?

Не знаю.

Она ненормальная.

Ага.

Скажешь своей маме?

Может быть.

Обязательно скажи.

Может быть, скажу.

Еще что-нибудь?

Да, Бью на нее крикнул.

Не может быть! Что случилось?

Она выключила телик, не спросив Бью. Он распсиховался.

Господи! А она?

Ничего.

Глупая сучка.

Ага.


И чуть погодя, снова от Кэт:


До чего я ее ненавижу!

Я тоже.

Вот бы она исчезла. Совсем!

Ага.

Стерва.


Снова молчание. Затем Отис написал:


Мне пора.

Мне тоже. Напишешь потом?

Целую.

Целую.


Наступившей тишине уже не было конца.

42

Август 2012 г.

– Значит, эти письма писала КЭТ? – спросил Эдриан.

Шум паба засосало в черную воронку. Для Эдриана существовали сейчас только разноцветные глаза Эбби, смотревшие на него через стол, и ее слова, отдававшиеся у него в мозгу болезненным эхом.

Эбби покачала головой.

– Она не могла сказать точно. Но подозревала ее.

– Но ведь Кэт… Она ЛЮБИЛА Майю.

– Что я могу сказать? Ничего. Люди такие сложные! Особенно в такой семейке, как ваша.

– И ОТИС…

– Да. Но, похоже, детей это просто сплачивало. Так им было легче справляться с болью. Не думаю, что они хотели ее извести. Скорее, любого, кого вы бы втащили в тот момент в их мир, постигла бы та же судьба.

– Но Майя-то этого не знала!

– Думаю, знала, – мягко возразила Эбби. – То, что она чувствовала в ту ночь, было вызвано не только той беседой по скайпу. Там сложилось все вместе. Главным образом, чувство вины. И страх.

– Страх чего?

Эбби вздохнула, скрестила ноги, потом сменила позу, одернула платье.

– Она напилась в ту ночь… – Она помолчала. – Допьяна. Это не из-за скайпа. И не из-за писем. Все дело в том, что она собиралась… вы уж меня простите, Эдриан, но она собиралась уйти от вас. В ту же ночь.

Эти слова швырнули Эдриана на спинку стула.

– Потому она и рыдала. Потому и откладывала решающий шаг. Она сказала, что сделает это после нашего разговора. Она была настроена решительно. Я не сомневалась, что она исполнит свою угрозу.

– Значит, она не намеревалась покончить с собой? У нее не было желания умереть?

– Нет! Она была переполнена эмоциями, напугана, печальна, взволнована, очень-очень пьяна. Но кончать с собой? Нет. Ни за что!

– Тогда почему? Почему она это сделала?

Эбби вздохнула.

– По-моему, это был классический несчастный случай. Серьезно. Все решает какая-то секунда. Сами знаете, так может произойти со всяким. Тот самый случай, когда, если бы вы сошли с тротуара, вас сбила бы машина, если бы перестроились, то угодили бы в «слепую зону» соседней машины, если бы стали ждать следующего поезда, то погибли бы от взрыва бомбы. Из той же самой оперы. Не думаю, что Майя хотела умереть. Скорее, она хотела все улучшить. Вернуть вас семье.

Они немного посидели молча. Эдриан маниакально тер на подбородке суточную щетину, пока до него не дошло, что он смешон, – тогда он уронил руку.

– Что бы вы сделали? – снова заговорила Эбби. – Если бы она вернулась домой и объявила, что уходит?

Эдриан тянул с ответом, потому что не мог ухватить свои разлетающиеся мысли.

– Кажется, она уже пыталась, – ответил он, наконец, почти шепотом. – Раньше. Она уже пыталась уйти от меня. А я ее не услышал. Не дал ей это высказать.

Во взгляде Эбби не было осуждения.

– Она сказала мне, что у нее не получается. У нас не получается. Я решил, что она говорит это спьяну, под влиянием своей одинокой подруги, убитая тем, что не может зачать. Все, что угодно, кроме того, что она пыталась до меня донести. Я убедил себя, что надо просто это игнорировать и она опомнится. Так вроде бы и вышло. Я решил, что это сработало…

– Она ведь вас любила… Но была ужасно зла на вас.

– Правда?

– Да. Она сказала, что вы ее обманули. Вы внушили ей, что она сможет сделать всех счастливыми. Вы обманом всучили ей свою жизнь – вот ее слова.

Эдриан хотел было оправдаться, но не стал. Во-первых, он был не в силах пристрелить очевидицу, а во-вторых, она была права. Он совершенно неверно представил Майе свою домашнюю жизнь. Возможно, это было сделано непреднамеренно. Им руководило подсознание.

– А еще она… – Эбби не договорила и, стиснув зубы, покачала головой. – Нет, ничего.

– Выкладывайте! – потребовал Эдриан, жаждавший дальнейшего разоблачения, в каком бы неприглядном виде он в нем ни предстал. – Прошу вас!

– Еще она… Во всяком случае, так она сказала… Она была в кого-то влюблена. И вы его знаете.

– У нее кто-то был? Господи! Кто? Преподаватель? Кто-то из ее школы?

– Нет-нет. Нет. Ваш сын.

Эдриан зажмурился. Его сын. Конечно.

– Но у них ничего не было. Одни чувства.

– Чувства?

– Да. Взаимные чувства. Я не собиралась вам говорить, но раз уж до этого дошло, бессмысленно что-то утаивать.

– Что же?.. Боже мой! И она собиралась с ним… БЫТЬ? Уйти от меня и…?

– Нет, – тихо ответила Эбби. – Нет. Ни за что. Она просто хотела всех вас оставить, чтобы вы поправились. Снова стали семьей. Хотела из всего этого выйти. Жить, как будто ничего этого не было. Она собиралась переехать к подруге.

– К Саре?

– Не помню. К той, которая хотела учиться на преподавателя. У Майи был четкий план.

– Боже правый! – Эдриан стукнул по столу ладонями так, что звякнуло стекло. Он-то где был? Почему ничего не замечал? Его сын влюбился в его жену. Его дети изводили его жену отравленными посланиями. Жене так остро понадобилось от него сбежать, что она откровенничала в барах с чужими людьми. Все были рассержены и несчастны. А он? Восседал, скрестив ноги, посреди этого ядовитого торнадо человеческих эмоций и, зажав уши, бубнил себе под нос «ля-ла-ля»?