Затем была Варшава, где правил Станислав Понятовский. Казанову уверили, будто этот город – маленький Париж. Здесь ему удалось понравиться королю, но одновременно угодить в самый разгар ссоры между двумя театральными актрисами – Бинетти и Катаи.

Следуя собственным вкусам, Казанова встал на сторону второй, в результате чего первая сочла себя оскорбленной и натравила на него своего любовника, отъявленного дуэлянта, графа Браницкого. Дуэль состоялась… и победителем оказался Казанова. Против всех ожиданий, Браницкого отвезли домой в очень тяжелом состоянии: давно известно, что в этом деле неловкий опаснее искусного.

– Дуэли запрещены, – учтиво сообщил Браницкий своему противнику. – Боюсь, что вы меня убили и за это будете приговорены к смертной казни. Спасайтесь, бегите, возьмите моих лошадей. Если у вас нет денег, вот мой кошелек.

Возможно ли более рыцарское поведение…

Казанове пришлось покинуть Варшаву. На этот раз отправился он в Вену, где некоторое время существовал на деньги из кошелька Браницкого, к которым прибавилась довольно кругленькая сумма, присланная в момент отъезда этим же благородным придворным короля Станислава вместе с пожеланиями доброго пути.

Увы, у нашего искателя приключений деньги никогда не задерживались, и вскоре ему пришлось, следуя неизменным привычкам, прибегнуть к обычным своим уловкам, и в результате между ним и начальником австрийской полиции состоялась краткая, но весьма неприятная беседа.

– Вот мои часы, – сказал тот, – взгляните на них повнимательнее!

– Вижу, – ответил Казанова, который при этом совершенно не имел понятия, к чему клонит собеседник.

– Так вот, если завтра в этот же час вы все еще будете в Вене, я прикажу силой выдворить вас за пределы города.

Перепуганный, Казанова попытался выиграть хоть какое-то время, немедленно написал жалобное письмо императрице Марии-Терезии и передал его через подругу, занимавшую видное место при дворе, но ему удалось получить отсрочку всего на неделю, а потом все же пришлось сесть в почтовую карету и снова тронуться в путь. Сделал он это не без сожалений, потому что Вена весной совершенно очаровательна. Кроме того, вечный странник начал подумывать о том, чтобы где-нибудь наконец остановиться. Его суставы потихоньку ржавели, а колеи больших дорог – не самое подходящее место для лечения ревматизма.

Казанове показалось, что для его здоровья необходимо пребывание на водах, и он отправился в Спа, где собиралась разноязыкая толпа и играли по-крупному.

Там он встретил соотечественника, некоего Кроче, тоже завсегдатая игорных домов. Тот, начисто проигравшись в Спа, уступил Казанове свою подругу, очень красивую девушку по имени Шарлотта Ламот, в которую Казанова послушно влюбился, но девушка не только была беременна от этого Кроче, но вдобавок еще и любила его.

С ней Казанова приобрел опыт платонической любви. Он снова попался в ловушку и, желая угодить тосковавшей по родине Шарлотте, совершил безумный поступок: вернулся во Францию, чтобы отвезти свою красавицу в Париж.

Он едва не угодил в Бастилию, куда маркиза д'Юрфе старалась его упрятать при помощи королевского указа о заточении без суда и следствия. Неизменная доброта госпожи де Румен снова, уже в который раз, спасла его: указ был отменен, но 15 ноября 1767 года Казанова получил распоряжение покинуть Францию и на сей раз отправиться в Испанию. Пришлось разлучиться с Шарлоттой, которая, впрочем, уже успела найти ему замену.

В Мадриде у него завязался роман с дочерью очень любопытного персонажа, дворянина-башмачника. Девушку звали сеньоритой Игнацией, и ему посчастливилось ей понравиться. Но одновременно с этим он сумел не понравиться некоему Мануцци, шпиону правительства, снабженному на редкость и опасно длинной рукой. И неудачник Джакомо получил приказ покинуть Мадрид, как незадолго до этого вынужден был покинуть Париж.

Правда, далеко он не уехал: приказ касался только столицы. В Валенсии он встретил хорошенькую соотечественницу, Нину Бергонци, любовницу генерал-капитана, крупного каталонского военного чина, за которой немедленно последовал в Барселону. Но там судьба приберегла для него одну из тех злых своих шуток, к которым он уже привык.

Свернув в какой-то из городских переулков, он нос к носу столкнулся с духом Кверилитом собственной персоной, с тем самым мерзким Пассано, который выдал его в свое время госпоже д'Юрфе. Встреча оказалась бурной, и Пассано, которого Казанова основательно избил, поклялся отомстить. У этого человека злоба претворялась в действие: он поспешил донести на Казанову, будто бы тот жил по подложному паспорту, и вскоре Джакомо оказался запертым в суровых стенах цитадели.

Его выпустили оттуда лишь в обмен на обещание покинуть город в течение трех дней, и он поостерегся нарушить это обещание.

Его видели в Перпиньяне, потом в Безье, затем он отправился в Экс-ан-Прованс, там он заболел, и за ним ухаживала во время болезни таинственная дама… Ею была Анриетта, красавица из Марселя, восхитительная любовь его молодости. С тех пор Анриетта чудовищно растолстела и теперь наотрез отказалась показаться ему на глаза. Едва он пришел в себя, она исчезла, оставив, как и в прошлый раз, приятный сюрприз в виде денег на жизнь.

И тогда произошла встреча Казановы со странной парой, впрочем, очень привлекательными людьми, женщине даже удалось на время затронуть его сердце. Мужчину звали Жозеф Бальзамо, его подругу – Лоренца, и ни тот, ни другая не успели еще сделаться графом и графиней де Калиостро.

Приключение быстро закончилось. Чета Бальзамо направлялась в Лиссабон, а Казанова, охваченный воспоминаниями о Венеции, проехал вместе с ними какую-то часть пути, а потом устремился в Италию. Он поселился в Ливорно, где тщетно пытался поступить на службу к графу Алексею Орлову, командовавшему тогда русской эскадрой. Напрасный труд: Орлов высокомерно отказался от его услуг и вежливо его выпроводил.[7]

Затем Джакомо отправился в Рим, где пробыл довольно долго благодаря своему давнему собутыльнику и товарищу по шалостям, кардиналу-послу де Берни, который покровительствовал Казанове в течение всего времени, пока длилось его посольство.

Затем была Флоренция, после нее – Болонья, Триест, Горлиц. Он подбирался все ближе к Венеции, которая притягивала его словно магнит. Но каждый раз повторялась все та же история: игра, притоны, скандал. И все же однажды у Казановы забрезжила надежда на то, что несчастьям его пришел конец: кое-какие мелкие услуги по части шпионажа, оказанные им Светлейшей республике, дали возможность некоторым его друзьям просить за него и добиться для него помилования. 10 сентября 1774 года ему сообщили, что теперь он может вернуться в родной город.

Казанова помешался от радости! Никогда еще грозный трибунал государственных инквизиторов не оказывал гражданину такой великой милости, какой удостоился он.

Венеция нимало не изменилась за восемнадцать лет, которые прошли в разлуке с ней. Конечно, три старца давным-давно умерли, но многие из его давнишних друзей были по-прежнему здесь: Меммо, Балетти, даже его товарищ по заключению Бальби, снова впавший в нищету, даже Джустиниана, ставшая графиней Розенберг и сделавшаяся приторно добродетельной и елейно набожной.

Казанову встретили как блудного сына и нашли для него должность «доверенного лица», или, проще говоря, шпиона на службе у Совета Десяти.

Как и Джустиниана, он теперь сделался суровым аскетом и изобличал каждого, кто вел ту беспутную жизнь, какую он так любил в свое время и в которой теперь для него не было места.

Поскольку Казанова не мог обойтись без женщины, он стал жить с бедной швеей, Франческой Бускини, измученной своей жадной и сварливой матерью. Франческа была не так уж хороша собой, но она заботилась о Джакомо, приводила в порядок его одежду, следила за его бельем, чудесно умела готовить его любимое лакомство – горячий шоколад.

Время от времени на него падали отблески былой славы – это случалось, когда он рассказывал о своих путешествиях в домах друзей-патрициев, и… возвращался вкус к игре, когда его посылали в Абано, шпионить за богатыми ревматиками и салонами-притонами.

Жизнь Казановы могла бы течь так и дальше, оставаясь спокойной и даже приятной. К несчастью, он принадлежал к числу тех людей, которые вечно все сами себе портят и не умеют удержать удачу. Казанова оказался замешанным в денежном деле, куда впутал и своего друга патриция Гримальди, причем ухитрился еще сильнее рассердить его тем, что предъявил ему обвинение в ядовитом пасквиле, озаглавленном «Авгиевы конюшни».

И снова, уже в который раз, ворота Венеции захлопнулись у него за спиной.

«Одно из двух: или я не создан для Венеции, или же она не создана для меня!» – так, стараясь скрыть огорчение и тоску, философствовал Казанова.

Теперь он боялся заглядывать в будущее: возраст его приближался к шестидесяти годам, здоровье слабело. Долгая дорога была противопоказана его ногам и спине. И все же надо было снова трогаться в путь…

В январе 1783 года, пообещав Франческе прислать денег, чтобы заплатить за жилье, и скоро вернуться, Казанова опять поднялся на борт корабля, чтобы переправиться в Местре, на материк.

Решив, что о нем успели позабыть, он вновь попробовал двинуться по адскому кругу: Вена, Спа, ненадолго – Париж, только для того, чтобы найти там брата Франческо, художника. Тот отвез его в Вену, где Джакомо на какое-то время нашел работу секретаря у венецианского посла, графа Фоскарини.

Он кое-что зарабатывал и, на этот раз верный своему обещанию, посылал каждый месяц немного денег Франческе; так продолжалось до того дня, когда он узнал, что она, поддавшись настояниям матери, продала все его имущество, а главное – все его книги.

И тогда он решил порвать с ней, да и с Венецией заодно.

– Никогда я туда не вернусь! – бормотал он, сердито утирая слезы, которых уже не мог удержать.

Но куда ему податься? Посол вскоре уедет, оставив его…

И все-таки именно у посла он встретил свой последний жизненный шанс в лице графа Вальдштейна, племянника принца де Линя, страстно интересовавшегося магией и каббалистикой. Поговорив с Джакомо несколько минут, граф сказал ему:

– Поезжайте со мной в Богемию. Я еду завтра.

Он уехал не сразу, но в конце концов решился, и несколько месяцев спустя перед жителями деревни Дукс в Богемии предстал высокий старик с огненным и пристальным взглядом из-под густых белых бровей, старик с узким костистым лицом, с огромным и острым, словно клинок, носом. Старик, от которого все еще исходило явственное ощущение силы.

Замок Дукс был великолепным зданием во французском стиле, расположенным в огромном парке поблизости от Теплица, прославленного курорта. Казанова на старости лет обрел здесь рай, но не сумел оценить его по достоинству.

Граф, милый и любезный молодой человек, поручил ему свою библиотеку, состоявшую приблизительно из сорока тысяч томов; за эту работу Казанова получал кров, стол и тысячу флоринов в год, что составляло немалую сумму, втрое превосходившую его заработки в Венеции.

Кроме того, в те вечера, когда хозяин был в замке, Казанове оказывали честь развлекать принца де Линя, дядю молодого графа, который оставил поразительный и своеобразный портрет Казановы:

«Это был бы очень красивый человек, если бы только он не был безобразен. Он высокого роста, геркулесова сложения, но цветом лица напоминает африканца. Во взгляде его живых и полных ума глаз неизменно отражается подозрительность, тревога или злоба, что придает ему отчасти свирепый вид. Его легче разозлить, чем развеселить, он редко смеется, но умеет рассмешить других. Его манера изъясняться напоминает простоватого Арлекина или Фигаро и делает его на редкость забавным. Не знает он лишь тех вещей, на знание которых претендует: правил танца, французского языка, вкуса, поведения и условностей света. Он настоящий кладезь знаний, но он так часто цитирует Горация, что начинаешь ненавидеть последнего…»

Линь еще не знал того, что ненасытное тело соблазнителя по-прежнему тосковало по женщинам, но теперь он не мог удовлетворять свои желания. Деревенские женщины и девушки боялись его и, едва завидев, разбегались кто куда.

Тогда он, заглушая голод, брался за перо и описывал свою жизнь, изводя целые стопы бумаги, корябая сумбурные сочинения, от которых издатели неизменно отказывались. Кроме того, он жадно ел, не переставая поглощать пищу в течение всего дня, к величайшей ярости его заклятого врага, Фолькиршера, служившего в замке управляющим и составлявшим все общество Казановы, когда граф Вальдштейн уезжал из Дукса, что, к сожалению для его библиотекаря, случалось довольно часто.

Нет, Казанова не был счастлив! Угрюмый, озлобленный, подозрительный, он настроил против себя всю челядь замка, и вскоре слуги начали его изводить. Дня не проходило, чтобы не вспыхнула ссора, – то шоколад показался ему невкусным, то полента подгорела, то собака помешала ему уснуть, то приставленная к нему служанка перепутала его бумаги и даже выбросила несколько испещренных помарками листков, решив, что они слишком грязные.