Лоррейн послушно исполнила распоряжение полковника, но не смогла удержаться и приоткрыла занавеску, наблюдая, как оба обнажились ниже пояса и склонились через ограду у дороги. Далее Лоррейн смотреть не решилась, но до ее слуха донеслись их крики, а также возбужденные возгласы Маркуса:

– Я получу удовлетворение!

Вскоре, слегка запыхавшись, он вернулся к ней в коляску:

– Прошу прощения, Лоррейн, за то, что вам пришлось столкнуться с грубой правдой военной жизни. Мне крайне больно было прибегать к такому наказанию, но доля старшего армейского офицера не всегда приятна.

– Обычен ли подобный метод наказания, Маркус?

Маркус приподнял бровь:

– Существует много действенных путей, но в данной ситуации именно этот я счел бы самым эффективным. Когда на тебя возложена ответственность за выбор меры пресечения для своих собратьев-офицеров, нельзя забывать немаловажную и даже обязательную заботу о поддержке esprit de corps, чувства единения и, да-да, любви к полку и братьям-офицерам. И это в высшей степени положительно влияет на моральный дух в войсках.

Лоррейн, хоть и не вполне убежденная его словами, так или иначе была тронута красноречием Маркуса и признала:

– Увы, сударь, как женщина, я далека от знания военных правил…

– Так это и должно быть, – согласился Маркус. – Теперь поведайте мне, что происходит с нашим другом графом Денби?

– Ах, Маркус, наш милорд, к несчастью, опускается все ниже! Мое сердце разрывается! Неуемное пристрастие к вину и к опиуму, нелепый союз с этой глупой овцой… ах, как мне больно! Он возвращается в Уилтшир через пару дней и снова будет проводить все дни свои с этой скотиной!

– Мы оба должны поехать вместе с ним. И мы должны придумать нечто, что вернет ему обратно его разум. И если душевная травма так ослабила его рассудок, то вполне возможно, что лишь новая травма избавит его от этой напасти. Нам надо хорошенько поразмыслить.

– Послушайте, Маркус, – начала Лоррейн, как показалось, слишком скоро для такой догадки, – мне кажется, я кое-что придумала…

21. Властелин колец

Труп рано утром вытащили из обгоревшего склада. Взглянув на него, Глен поморщился: хотя он и привык к мертвецам, из которых многие представляли собой крайне неприятное зрелище, такого ему еще не приходилось видеть. Верхняя часть тела почти полностью обгорела, лицо изуродовано до неузнаваемости. Глена охватило жуткое чувство, когда, сопровождаемый тяжелым дыханием Фредди за спиной, он обнаружил, что ягодицы остались практически нетронутыми злым пламенем.

– Так э-этат был настаящим ветераном задницы, а? – пропел Фредди.

– Ну, в общем, видишь ли, пожар случился на голубой дискотеке. Приятель парня приходил на опознание. – Глен кивнул на обугленную тушу. – Он лишь по кольцу смог опознать тело.

Фредди засунул указательный палец в анус мертвеца.

– Да-а, это, пожалуй, единственное, что уцелело… Не понимаю, как они только их различают; по мне, они все одинаковые. Должно быть, настоящая любовь была, а не просто так?

Глен затряс головой и указал на золотую печатку на обугленном пальце.

– По тому кольцу, Фредди, – сказал он.

– Ой-ой! Па-анимаю, что ты имеешь в виду, приятель! – рассмеялся Фредди.

У Глена сперло дух от тошнотворного запаха обугленной плоти, который проникал, казалось, повсюду. Он намазал себе под нос новую порцию защитного крема.

Поразвлекшись наедине с трупом вволю, Фредди накапал ему в задницу жидкости для зажигалок и поднес спичку.

– Ты что делаешь, Фредди? – испугался Глен.

– Теперь нашему дружку-анатому будет па-атрудней найти улики. – Фредди улыбнулся Глену, который снова почувствовал приступ тошноты.

22. Без названия – в работе

Страница 204

– Нежнейшее и самое сочное мясо молодого барашка, какое я едал за многие годы, – произнес Денби и тут же замер.

Казалось, само сочетание этих букв – «барашек» – отозвалось эхом в его мозгу. Флосси. Он бросил взгляд на Харкорта, наполнявшего вином свой высокий бокал.

– Разумеется, – с улыбкой на устах отвечал графу Харкорт, – ведь это мясо изнутри пропитано изысканными соками виднейшего аристократа Англии.

Денби взглянул на Маркуса Кокса, сидевшего напротив. И, как и ожидал, не усмешку встретил он на лице старого доброго друга, но смущенный взгляд, полный сострадания и жалости, – взгляд, убедивший графа в том, что было совершено ужасное деяние. Харкорт, однако, не выказывал ни тени сострадания. Плечи его заходили ходуном в приступе злого смеха, который сотрясал его грузную тушу.

– Вы… – взревел Денби, поднимаясь с места, – да будут прокляты ваши глаза… если что-либо случилось с моей Флосси, клянусь именем Господа, я… – На этом он замолк и выбежал из комнаты на кухню.

Первое, что он увидел, было испуганное лицо поварихи, миссис Херст, а затем – отрубленную голову Флосси, своей возлюбленной овцы, лежащую на кухонном столе. Ее глаза, казалось, глядели на него с грустью и укором.

Граф отпрянул, как от тяжелого удара, затем пришел в себя и накинулся на дрожащую от страха верную свою служанку.

– Будь проклята, ты, ведьма! Я отправлю твое костлявое тело в могилу, а твою коварную душу в преисподнюю!

– Это не моих рук дело, сударь! – испуганно вскричала женщина.

– По чьему же указанию было совершено это мерзкое, преступное убийство? – проревел Денби.

– По указанию молодой хозяйки, сударь, мисс Лоррейн, она мне приказала…

– Ты лжешь! – вскричал Денби, хватая со стола тесак.

В этот самый миг в дверном проеме показалась Лоррейн:

– Милорд, если вы жаждете мщения, то я – ваша мишень. Ибо правда – это было совершено по моему распоряжению!

Денби взглянул в глаза своей питомице. И когда их взгляды встретились, не ложь увидел он, но бесконечную нежность прелестной девушки, ставшей хозяйкой дома, благородно заменив печально ушедшую его супругу. И гнев его, будто снег от первых солнечных лучей, растаял от преданности в ее глазах.

– Но как, Лоррейн, дорогая, ты – дикого вереска Шотландии нежный цветок… как могла ты совершить такое злодеяние?

Лоррейн потупила взгляд, и на прекрасных глазах ее выступили слезы. Затем она снова обратилась к Денби и сказала:

– Прошу, милорд, поверьте, я не могла поступить иначе! Эта противоестественная связь моего возлюбленного графа с несчастной полевой скотиной превратила его в посмешище для света…

– Но…

– …так что даже говорили о разрушительной сифилитической болезни, обессилившей вашу светлость. Вы, благородный сударь, стали жертвой нечестивых толков, конечно, просто праздной болтовни глупцов и сплетников, но все же – вашей репутации был нанесен такой урон…

– Но я не знал… и даже не мог себе представить…

– Конечно, сударь, вы не знали, так были вы злодейски зачарованы, так предавались горю, что дьявол в вас проник, когда все силы ваши были на исходе после кончины вашей дорогой супруги. Но только глупая овца не может стать ее заменой… лишь женщина способна любить мужчину, сударь, я вас уверяю.

Улыбка заиграла на устах Денби, и он с любовью посмотрел на прелестное создание.

– И что же, моя девочка, ты много знаешь о любви?

– Увы, сударь, но страсть моя глубоко внутри и жжет меня тем сильнее, чем глубже я ее скрываю…

– Скрываешь страсть? Такая молодая и невинная красота? – произнес Денби. «И такая скрытная», – подумалось ему.

– Даже в нашем объятом безумием мире, милорд, я не могу прибегнуть к хитрости, коварству и искусству соблазнения и считать их законным поведением для молодой особы, тем паче готовящейся занять место в высшем свете, но порядочность моя все время подвергается пытке страстью… безмерной страстью, способной оправдать все, что угодно!

– Так ты влюблена в Маркуса! Лоррейн, должен признать, что высоко ценю этого бравого юношу и как друга, и как офицера, и даже больше – в его проказах я узнаю себя в свои молодые годы. Вот почему, Лоррейн, я никогда не соглашусь на его союз с моей питомицей. Ведь Маркус Кокс – необъезженный жеребец, и призвание его – завоевывать сердца и честь невинных девиц, чтобы затем без жалости их бросать в поисках новой жертвы!

– О нет, сударь, не надо волноваться из-за Маркуса. Несмотря на все свое очарование и храбрость, не он владеет моим сердцем… Вы – этот человек, милорд… Вот, теперь я полностью вам открылась.

Денби внимательно посмотрел на Лоррейн. Он почувствовал вдруг, что они здесь были не одни. Граф обернулся, ожидая увидеть своего друга Маркуса. Но то была женщина. Денби встретился глазами с ближайшей подругой своей покойной супруги – мисс Мэй, соединяющей сердца.

– Мисс Мэй! Вы, без сомнения, сыграли в этом деле весьма существенную роль?

– Не столь существенную, как обычно, ибо никто не решает сердечные проблемы лучше самих влюбленных. Теперь решение за вами, милорд. Ваше слово?

Когда Денби посмотрел в глаза прекрасной Лоррейн, ему показалось, что он смотрит в два бездонных черных колодца.

– Я скажу, – он сделал шаг вперед и обнял девушку, – я люблю тебя… моя дорогая… милая, милая Лоррейн!

Его губы прильнули к губам девушки, и он услышал возгласы одобрения – в комнату вошли его друзья, Харкорт и Маркус. Но граф не отнимал своих губ от губ прекрасной леди.

– Теперь, уж верно, – обратился Кокс к Харкорту звучным голосом, – мы повеселимся на охоте с чертовыми гончими!

23. Конец Перки

Откупорив третью по счету бутылку красного вина в одном из кенсингтонских баров, он только приложился к ней и уже понял, что достиг той стадии опьянения, которая предшествует полному бесчувствию. Не без труда подав руку бармену, он, шатаясь, выбрел на улицу.

Лишь начало смеркаться, но Перки Наварро был пьян так, что не заметил ехавшую на полной скорости машину. Он ничего не почувствовал, пока не перелетел через капот врезавшегося в него автомобиля, и ничего не понял, пока не пришел в себя в больнице всего лишь на несколько минут.

Несмотря на туманное сознание и шум в голове, Перки разглядел незнакомые и разнообразные лица медицинских работников, окруживших его койку. Одного из них он встречал раньше – известная похотливая улыбочка попала в фокус его затуманенного взгляда, резким гротеском выделяясь на фоне безличного профессионализма, излучаемого докторами.

Реальность постепенно уплывала от Перки, он отчетливо видел перед собой это лицо – все ближе и ближе. Последнее, что слышал в своей жизни Перки Наварро, был голос Фредди:

– Ты в ха-ароших руках, Перки, старина. Мы а тебе тут ха-арошо позаботимся…

К несчастью, Перки Наварро умер. Этим вечером во время перерыва Ивонн Крофт спустилась в патологоанатомию повидаться с Гленом. Она услышала шум, доносящийся из-за закрытой двери в лабораторию.

– Кто это там? – спросила она Глена.

– Да это просто Фредди, – улыбнулся Глен, – старый приятель покойника. Он слегка экзальтирован, прощается по-своему.

– Вот как, – сказала Ивонн. – Неплохо.

– Да-да, – ответил Глен. – Хочешь кофе?

Она улыбнулась в знак согласия, и Глен повел ее в буфет.

24. Патологически ваш

Два человека играли крайне важную роль в правлении больницы Святого Губбина. И у каждого из них была в этом своя, особая выгода. И оба они твердо знали, что не собираются расставаться с тем, что имеют, с тем, что было для них особенно ценно.

Алан Свит был одним из них. Он пригласил к себе становившегося все более назойливым Джеффри Клементса, молодого патологоанатома, на откровенную беседу по поводу продолжавшихся обвинений с его стороны в нарушении врачебной этики на отделении.

Только Джеффри открыл рот, как почувствовал на своем лице хлороформную маску. Он попытался оказать сопротивление, но Фредди Ройл, второй из не желавших лишней огласки, был родом из деревни и обладал мертвой хваткой.

Алан Свит подбежал к нему, чтобы помочь удержать их жертву, но Джеффри уже терял сознание.

Постепенно приходя в себя, Джеффри Клементс понял, что связан по рукам и ногам и не может пошевелиться. И, хотя крашеная блондинка по имени Кэнди сидела на нем верхом и трахала анус доктора пристегнутым к животу искусственным членом, а девица по имени Джейд терлась промежностью о его бородатое лицо, Клементс чувствовал себя счастливым и расслабленным.

– У-ух, а-атлично смотритесь! – прокричал Фредди Ройл, снимая всю сцену на видеокамеру в старой квартире Перки. – Да-а, мышечные релаксанты и в самом деле творят чудеса, а, Джеффри, дружище?

В своем полуидиотском счастливом состоянии Клементс смог лишь неслышно простонать в кустистый пах девицы по имени Джейд.

– Многие могут увидеть эту пленку, Джеффри. Конечно же, мы оба знаем, что этого не случится, правда? – с улыбкой обратился к нему Свит.