Это уже адресовалось зардевшейся Софье Леонидовне.

Судорожно сглотнув вставшую комом форель, Лена откашлялась и басовито поинтересовалась:

– Выпить-то принес?

– А то как же, – потер руки кавалер. – Мы тут любим за воротник заложить. Компанию составите? Кстати, забыл представиться – Эдуард! – Он галантно щелкнул пятками и поклонился.

– Да я уж в курсе. Вас, полагаю, тоже к спариванию задолго готовить начали. Но соблюдем формальности. Я – Елена.

– Елена Прекрасная, – расщедрился на комплимент Эдик. – Так и запишем. Кстати, вы ешьте, не стесняйтесь. Раньше в Древней Руси так проверяли будущих невест. Если ест хорошо и много, значит, и женой будет хорошей.

– Да что вы говорите? – Лена захлопала в ладоши. – Какая прелесть! А я всегда думала, что так батраков набирали. Вот ведь какие пробелы в образовании!

– Да! – хлопнул себя по лбу жених. – О батраках! У нас же есть дача. Мы, знаете ли, Елена, фанатичные огородники. Вы любите копать картошку? А полоть?

– Картошку я предпочитаю в готовом виде, – порадовала его Лена. – И вообще, я девушка романтичная, а вы мне какие-то неинтересные перспективы рисуете.

– Дети, хватит пикироваться. Вы друг друга стоите. Брек, – хихикнула Белла Моисеевна.

– Действительно, – великодушно подтвердила Лена. – Эдуард, а плесните-ка мне водочки. Я когда выпью, пою хорошо.

– А я замечательно танцую, когда напиваюсь, – беззастенчиво соврал жених, набулькав ей приличную порцию горячительного. – Вот прелесть будет. Вы поете, я танцую, родители в ладоши хлопают. Вы на ночь-то планируете оставаться?

– Еще не решила. Тетя, вы останетесь или как в прошлый раз – подхватите хозяев и бросите меня наедине с очередным мужланом? – почтительно осведомилась Ленка у поджавшей губы родственницы.

– Ух ты! – восхитился Эдик. – И часто вас по смотринам таскают? И что – никто не берет?

– Я шибко разборчивая, – рассвирепела Лена. – Мне абы кто не подходит.

– Вот и у меня такая же беда, – понимающе кивнул кавалер. – Трудно нам с вами, правда?

– Да. Давайте выпьем и поедим, – предложила уставшая пикироваться гостья.

– Отлично! – Эдик залихватски чокнулся и по-гусарски выпил, занюхав рукавом.

Оба кривлялись от души и провели время с удовольствием. В результате Эдик предложил остаться друзьями. Ленка с жаром покивала, но отбыла восвояси раздосадованная. Получалось, что ей вежливо отказали.

– Ну и мужики пошли, – недовольно пробормотала она, без сил упав дома на кровать. – Чем я им не королева?

В соседней комнате недовольно бубнила Софья Леонидовна.

Сватовство снова не удалось.


В ресторане гремела музыка. Вика порхала среди гостей, чувствуя себя королевой. Ей вообще казалось, будто это репетиция свадьбы, поскольку Дима постоянно находился рядом и ободряюще улыбался. Его разговор с предполагаемым тестем состоялся в начале торжества, когда гости только собирались. Хищно провозгласив «ага!», Николай Борисович вцепился в Димино плечо и с вежливостью людоеда поинтересовался:

– Это вы тот самый Дмитрий, который собрался жениться на моей дочери?

Опешивший Дима точно помнил, что никакого предложения пока не делал, хотя и собирался. Он неуверенно покачал головой, что можно было расценивать как нечто среднее между «да» и «нет». Папа набычился и сжал руку сильнее:

– Не понял. Ты что, отказываешься жениться?

Вика едва не разрыдалась. Гости заинтересованно косились в их сторону. Еще бы: скандал в благородном семействе, будет что вспомнить.

Ссориться с будущим родственником Диме не хотелось. Ставить на место нахального папашу недальновидно, но и изображать покорность – ошибочная тактика. Из покорных баранов хорошо шубы шить, а вот на уважение им рассчитывать не приходится. Поэтому Дима вежливо, но твердо убрал папашкину руку с плеча, широко улыбнулся и радостно облапил будущего родственника:

– Так вы Викин отец? Рад, чрезвычайно рад знакомству! А где же ваша супруга? Вы меня представите?

– Представлю, – произнес Николай Борисович и даже чуть-чуть сдулся, утратив лидерство в диалоге.

Приложившись в дворянском поцелуе к ручке маменьки и совершенно ее обаяв, Дима подхватил Вику и попытался завершить торжественную часть. Но тут папа воспрял духом и снова ринулся в бой, как бык, завидевший красную тряпку:

– Так что со свадьбой? Имей в виду: все выкрутасы за твой счет. Содержать я вас не стану. В бизнес тебя не возьму и от своего пирога откусывать не дам.

– Да я сытый, зачем мне пироги? – великодушно улыбнулся Дмитрий. – Но все сказанное учту. Благодарю за откровенность. Совершенно вас в этом всем поддерживаю!

– Вы, молодые, любите сейчас на халяву пристроиться. Думаешь, если у нее папа при деньгах, так ты как сыр в масле кататься будешь? Даже не мечтай. В лучшем случае будешь сыром в мышеловке. Хотите самостоятельности – получите. Я в ее образование вложился, тряпки купил, воспитал как порядочную. Дальше уже крутись как можешь. Хочешь – балуй, хочешь – веником по квартире гоняй. Только по своей квартире. Мы с матерью мечтаем о спокойной старости, нам молодая семья на нашей жилплощади без надобности. Уяснил?

– Мне очень, очень симпатична ваша позиция, – восхитился Дима и аккуратно потряс папашину руку. – Правильно!

Спорить можно, когда тебе возражают. Когда оппонент наглым образом во всем соглашается, снижая накал дискуссии, спор заходит в тупик.

Вика так обрадовалась, что папа отстал от ее кавалера, что даже не особо огорчилась, не услышав подтверждения Диминых намерений. Она, конечно, надеялась, что любимый попросит сегодня у родителей ее руку и сердце. Однако, учитывая папину тягу к драматизму и острое желание сбыть ее повыгоднее, лучше делать это без свидетелей. Еще неизвестно, посчитает ли Николай Борисович Диму выгодной партией.


Первым, кого Аня увидела в ресторане, был Лешка Пешеходов. Сначала она просто обратила внимание на высокого блондинистого парня с какой-то неуловимо гламурной стрижкой, делавшей его похожим на очередную звезду поп-группы, от которой пищат шестнадцатилетние школьницы.

«Вот такой мне точно не нужен!» – сурово подумала Анька. Вернее, в глубины сознания она загнала мысль, что она такому не нужна. Более того, красавчик вообще вряд ли когда-нибудь посмотрит в ее сторону. Если только плюнет, и то не специально, а приняв за пустое место. А раз она такому не нужна, то и он ей не больно-то нужен. Кочерыжкина даже успела немного расстроиться, решив, что на богатой тусовке, скорее всего, все кавалеры окажутся примерно такими же метросексуалами в брендовых шмотках и с зашкаливающим чувством собственного достоинства. Но когда он улыбнулся, Анька искренне обрадовалась и чуть не бросилась красавчику на шею:

– Лешка!

– Анька!

Он обнял ее и даже покрутил немного. Жест был почти братским, но польщенная Аня с удовольствием поймала пару завистливых взглядов незнакомых расфуфыренных девиц.

– Какая ты стала хорошенькая! – Леша радовался искренне, так восхищенно на нее смотрел, что Аня вдруг почувствовала себя Золушкой на балу. Но только с той разницей, что платье, пусть и дешевое, но в полночь не исчезнет, и тыква ее у подъезда ждать не будет. Можно жить и радоваться.

– А что у тебя за тубус? – деловито поинтересовался бывший одноклассник, кивнув на подарок.

– Секрет, – многозначительно хихикнула она и, завидев Вику, приветственно помахала упомянутым секретом.

– О, Анютка, салют! – Вика потерлась о ее щеку, погладила по плечу и небрежно кивнула: – Подарок можно положить на стол, там все складывают.

– Ой, Вик, у меня там стих…

– Ну и ладно, я прочту потом! Леша, не позволяй своей даме скучать. – Вика игриво улыбнулась и убежала.

Расстройство от того, что стихи не удастся прочесть прилюдно, было уравновешено тем, что она чья-то дама. Кочерыжкина покосилась на Лешу. Он простодушно улыбался, оттопырив локоть:

– А не проводить ли даму к столу? Чего изволите? Все для вас, донна Анна!

Она рассмеялась и приняла игру.

Почти весь вечер они болтали. Леша сразу угадал, что бывшая одноклассница уверенно идет на красный диплом, уважительно поцокал языком и зачем-то погладил по руке. Аня, которую мужчины отродясь по рукам не гладили, едва не упала в обморок от переживаний и нахлынувших фантазий. Чувствуя себя глупой курицей, она тем не менее размечталась чуть ли не о свадьбе. Пешеходов рассказывал о себе: как поступил в какой-то невнятный вуз, затем бросил, занялся бизнесом, бизнес не пошел, он занялся другим бизнесом… Аня на все восторженно кивала, хвалила, одобряла и вообще вела себя неадекватно сути повествования. Лешка даже осекся и подозрительно прищурился:

– Ань, ты не издеваешься?

– Я? – ахнула Кочерыжкина. – Леша, да ты такой молодец! Я просто тебя совершенно иным помню. А сейчас ты повзрослел…

Пешеходов успокоился и стал дальше вещать про свой непонятный бизнес. Аня силилась вникнуть, но ее штормило от нахлынувших эмоций и уловить суть рассказа не получалось. Ясно одно: Лешка стал красавцем, занимается делом и… она ему интересна. Последний момент ключевой. Все остальное не имеет значения. Жених-бизнесмен – это неплохо. По крайней мере она перестанет чувствовать себя ущербной. За долгие годы Аня настолько свыклась с мыслью, что она хуже всех, что даже перестала к чему-то стремиться. Когда живешь только ради того, чтобы дотянуть до конца дня, потом до конца недели, и единственная внятная цель – диплом – еще на первом курсе перестает быть значимой, поскольку ничего он ей в жизни не даст, хочется впасть в спячку и проснуться уже похороненной. Зато все проблемы останутся позади. Анино существование всегда было сплошной проблемой: ее жалели, ею брезговали, воспринимали как нечто убогое и несчастное. Иногда ей хотелось что-то доказать, но логика подсказывала – шансы равны нулю. Почти равны. Только это «почти» и держало ее на плаву. Ведь кто-то помог Золушке, разбудил Спящую Красавицу… А вдруг ей тоже когда-нибудь повезет? Нет, конечно, вряд ли, но вдруг?

И сегодня оказалось, что это не мечта, а реальность.


– Вы ослепительны! – Вальяжный полный мужчина восхищенно смотрел на Ленку.

Что характерно – смотрел он в глаза, а не в область декольте. Хотя даже Ленка понимала, что с декольте она сегодня переборщила – туда пялились все. А что еще делать одинокой девушке, которую только что бросили, и даже сосватанный профессорский сынок отбивался от близкого знакомства с ней не менее активно, чем сама Ленка. Нет, он ей и даром не нужен. Тем обиднее сознавать, что и она ему не нужна. Поэтому на Викином празднике ее основной задачей было не просто выбрать себе мужчину, который однозначно не станет от нее отбрыкиваться. А на что клюют мужчины? Врут-то они про душу, ум и порядочность, которые ценят в женщине, но хватаются все же за более осязаемые составляющие. Проще говоря, мужчины любят глазами. Ленка с самого начала вечера старательно коллекционировала ценителей выдающихся прелестей, решив к концу дня провести естественный отбор. Она была девушкой современной, поэтому отдавала себе отчет, что часть кавалеров может перейти в состояние некондиции и отбыть восвояси в желеобразном состоянии, а часть поспешит домой к женам, детям, тещам и прочим сомнительным радостям бытия. Вот из сухого остатка и следовало выбрать лучшего.

Вероятно, ценителей именно Ленкиных габаритов на празднике собралось не так уж много. Сказалась мода на субтильных андроидов, именуемых в народе унисексом. Кроме вальяжного брюнета, уважительно крутившегося рядом, никого подходящего Ленка не заметила.

– Ян Харитонович, для вас, прелестная нимфа, просто Ян, – отрекомендовался он, предложив девушке шампанское.

Шипучку она принципиально не пила, предпочитая более крепкие напитки, но не сообщать же об этом кавалеру, только что назвавшему ее нимфой! Подавившись замечанием, что без отчества неудобно, Ленка прикинула его возраст и прочие параметры. Лет сорок пять, ростом с нее, одет дорого, обручального кольца нет.

– А я – Лена. – Она скромно потупилась и попыталась покраснеть. – Викина одноклассница.

– Такая молоденькая! – непонятно отреагировал Ян Харитонович. То ли его это обрадовало, то ли напугало – по лицу было совершенно непонятно.

– Я уже совершеннолетняя, – на всякий случай прояснила картину Ленка. И тут же сообразив, что комментарий прозвучал двусмысленно, улыбнулась: – Я в том смысле, что шампанское мне можно. Но лучше немного, а то я пить не привыкла. Вдруг опьянею?

Мысли ловко лавировали по закоулкам сознания. Едва Лена произнесла последнюю фразу, как сразу поняла, что, если новый знакомый будет ее спаивать, то можно сделать вид, будто опьянела. А там уже смотреть по обстоятельствам.

Но Ян Харитонович лишь галантно поухаживал, потанцевал, но вместо спиртного начал приносить соки.

«Перестаралась, – пригорюнилась Ковальчук. – Этак, чего доброго, он вообще решит, что я невинное дитя. Ага. А потом страшно удивится. И разочаруется».