– Вам какая больше нравится?

Аня пожала плечами и потянула к себе квадратную. Ей нравились большие кружки. В жестяной коробке лежала инструкция. Валерий с интересом покрутил бумажку в руках и усмехнулся:

– Какая неожиданность – на китайском. Вот ведь китайцы, все не как у людей, даже инструкцию не могли на нормальном языке написать. Ладно, давайте по-нашему, бахнем погуще, да?

– Что-то он странно пахнет, – подала реплику Анька, покатываясь от смеха. – Может, это вообще не чай?

– А что?

– Марихуана какая-нибудь!

– Ну, тогда мы будем продвинутой молодежью и станем первыми, кто марихуану заварил как какой-нибудь «Липтон». Заодно и поглядим: может, после такого чая будем колбаситься под звук перфоратора. Кстати, в клубах сейчас молодежь именно под такое и танцует, только там громче, – рассуждал Валера, щедро насыпая чай в заварочный чайник. – Между прочим, вы взяли мою кружку. Мне тоже нравятся большие – из них чай можно пить долго и со вкусом.

Аня, которая тоже любила пить чай долго и со вкусом, пожала плечами и застеснялась, подвинув кружку хозяину.

– Нет-нет, вы гостья, а гостям всегда самое лучшее. Кстати, о лучшем, у меня к чаю только сыр и колбаса, сладкое я съел. Поглядим, что получилось…

Они приоткрыли крышку заварного чайника и с удивлением посмотрели на светло-желтую жижу. В кухне запахло сеном, сыростью и терпкими духами.

– Что-то мне расхотелось это пить, – признался Валера и расхохотался. – На анализы похоже. Давайте заварим что-нибудь менее гламурное? У меня есть нормальный чай в пакетиках. Вы пьете чай в пакетиках?

– Пью. – У Ани от смеха текли слезы. – А почему мы смеемся? Может, уже нанюхались этого чая?

Она жалела, что зашла к соседу, потому что совершенно не хотелось уходить. Он улыбался, чувствуя себя виноватым и отрабатывая грядущий час грохота, а Аня сидела и смотрела, как улыбается чужой мужчина. Она понимала, что никогда в жизни у нее не будет такого мужа, с которым она станет сидеть за столом, пить чай и хохотать.


– Тебе перестали звонить мужчины. – Софья Леонидовна по-птичьи склонила маленькую головку и вопросительно уставилась на племянницу.

Ленка только что проснулась и вылезла в коридор во всем своем великолепии: сладко зевая и потягиваясь. Фраза застала племянницу врасплох, она резко захлопнула рот и сдвинула брови.

– Тетя, умеешь ты прямо с утра настроение испортить!

– Я просто спросила!

– Ты не спросила, а констатировала факт.

– Хорошо, пусть так. Ты хочешь сказать, что это факт? У тебя нет мужчины?

– И чего? – набычилась Лена. – У тебя опять есть на примете какой-нибудь уродец? Этакий гном, покрытый прыщами и набитый энциклопедическими знаниями?

– Есть, но не про твою честь! – обиделась Софья Леонидовна.

– Отлично.

То, что даже тетка оставила идею сватовства, Лену немного напугало. Она тоскливо уставилась на телефон.

– Может, Кочерыжкину куда-нибудь выгулять? Все равно выходные пропадают.

Но и тут ее ждало разочарование.

– А Аня ушла в кино! С мужчиной! – проорала в трубку ее не совсем вменяемая мама. – Вот так! Радость у нас! Наверное, у меня появятся внуки!

«Если бы от каждого похода в кино появлялись внуки, у нас бы уже было перенаселение, как в Китае», – очумело подумала Ленка.

То, что даже у Кочерыжкиной есть личная жизнь, угнетало чрезвычайно. Нет, конечно, Ленка не завидовала. Она радовалась за подругу.

Жаль, что за себя порадоваться не могла.

Часть II

В двадцать лет кажется, будто ты взрослая, но все еще впереди. И жизнь воспринимается как поход по магазину игрушек – яркие полки забиты детскими фантазиями и мечтами. Только уже нет необходимости канючить «мам, купи-и-и…» – ты идешь с кошельком, важно позвякивая монетками. Ты не ребенок, ты сама себе хозяйка. И своей жизни – тоже хозяйка. И кажется, что с этих полок можно взять все, что захочется. Но это только кажется.

Наши мечты и представления о взрослой жизни имеют мало общего с действительностью.


Пасмурным мартовским утром Лена Ковальчук проснулась в дурном расположении духа. Она раздраженно посмотрела на потолок, давно требовавший ремонта, и натянула одеяло до бровей. Вылезать наружу не хотелось. Разве об этом она мечтала почти десять лет назад, когда вылетала из родной школы во взрослую жизнь? Ей грезились принцы, яхты, тропические пальмы и прочая розово-сопливая мишура, щедро лившаяся с экранов в виде мыльных опер. Само собой, у красавицы Леночки все должно быть как в сказке.

Череда мужчин, не оправдавших Ленкиных надежд и доверия, пронеслась курьерским поездом, а личное счастье на перрон так и не вышло. Тетка пилила, годы уходили, а ничего судьбоносного не случалось. Тетка периодически напоминала, что биологические часы тикают, что пора-пора…

Нет, детей Лена не хотела. Вернее, хотела, но это не являлось целью. Дети – как зимняя резина к машине. Без нее никак, но она не первична. Сначала автомобиль, потом колеса. Поэтому основной целью было выйти замуж.

Вот как раз с этим и возникла проблема. В мужчинах недостатка не было, но отчего-то никто из них не спешил связать себя узами брака с роскошной девицей и радоваться семейному счастью. Кавалеры, словно кочевники, норовили попастись на Ленкиных лугах и с гиканьем скакать дальше. С каждым разом расставания были все больнее, потому что проклятущие биологические часы тикали!

– Ты не растешь, – бубнила Софья Леонидовна.

– Мужики и так обмельчали. Если я еще расти стану, то совсем дело труба будет, – усмехалась Лена.

– Не примитивизируй! – взвивалась тетка. Это слово ей очень нравилось, особенно применительно к племяннице. – Ты не растешь духовно, творчески, карьерно! Ты так ничем путным и не занялась. Маникюрша!

– Тетя, – кричала Лена, которую подобные разговоры доводили до белого каления, – может, это и не комильфо – быть маникюршей, но мы на эти деньги живем! И неплохо, надо сказать, живем! Если бы я пела в хоре или писала стихи, мы бы вряд ли смогли купить тебе новое зимнее пальто!

После меркантильных намеков тетка обычно тушевалась и временно затихала. До следующего раза.

Лена и сама понимала, что отчасти Софья права – надо что-то менять то ли в себе, то ли в жизни. Если продолжать плавать в одном пруду, то пейзаж не изменится. Ничего в жизни не дается само – надо побарахтаться, побить лапками. Ленка верила, что однажды судьба подаст ей знак, и уж тогда она побарахтается.

Столкнувшись однажды в метро с Эдиком, она даже обрадовалась. Конечно, лучше было бы столкнуться с Вадиком или Яном Харитоновичем, но, видимо, судьба решила, что так будет правильнее. Эдик тоже обрадовался и потащил Ленку в кафе.

Они уютно посидели, поболтали, и так же легко она поехала к нему домой. Правда, уже по дороге Ленка заволновалась, вспомнив, что у Эдуарда имеются родители, которые будут болтаться по квартире, потом наверняка донесут тетке, и та станет мотать Ленке нервы. А как же – позор, пятно на репутации их интеллигентной семьи, крах всех воспитательных потуг любезнейшей Софьи Леонидовны.

Но, к огромному Ленкиному удивлению, Эдик жил отдельно.

– Родители посчитали, что так я быстрее создам семью, – объяснил он. – Логично. Тем более что в подтексте имелось в виду, что семью я создам с девушкой, которая не будет покушаться на наши семейные квадратные метры. Вот теперь даже не знаю, как быть с тобой. Ты-то в курсе нашего квартирного Эльдорадо.

– Да уж. Бойся теперь, – расхохоталась Лена.

– Ты кадр проверенный. На метры не покусилась – сбежала.

– Все течет, все меняется, – философски протянула Лена. – Может, я теперь-то и польщусь. Пятилетка прошла. Я вполне дозрела до иных перспектив и планов.

– Я тоже, – почему-то грустно поддакнул Эдик. – Лучше синица в руках…

– Я, милый, не синица, – перебила его она, – а целый бройлер.

– Каждый продукт хорош для своего времени и своего блюда, – Эдик сам удивился своей людоедской шутке, поэтому решил сгладить впечатление и добавил: – А ты хороша безусловно и категорически.

– Эдик, мы к тебе едем с ночевкой? – уточнила Лена.

Он открыл рот и, моргнув, подтвердил:

– Да. Едем с ночевкой.

– Будем пить вино и играть в шахматы?

– Я с дамами в шахматы не играю. Они не умеют проигрывать и обижаются.

– Со мной можно в «Чапаева», я не обижаюсь и не проигрываю, – утешила его Ленка.

– Почему-то с тобой мне не хочется в «Чапаева». Во всяком случае сейчас. А вино пить хочется. С тобой.

– Тогда давай настраиваться на романтику. А то у меня ощущение, будто мы едем в поликлинику анализы сдавать.

– Если так, то это моя недоработка. Включаем романтику. Хочешь, я тебе стихи почитаю? – Эдик красиво тряхнул головой и встал в позу декламатора.

– Лучше спой, – хихикнула Лена.

– Нет, это будет не романтика, а концерт Петросяна. Хочешь, я просто буду говорить тебе комплименты?

– Да. А тебя надолго хватит? – Лена строго прищурилась, но тут же фыркнула. – Мужчины не умеют говорить комплименты. Во всяком случае, то, что им кажется комплиментом, тетки потом пересказывают в виде анекдотов.

– Не переживай. Во-первых, комплименты я говорить умею, меня мама на классике вырастила, хоть где-то эта гуманитарная тоска пригодилась, а во-вторых, мы уже пришли, поэтому долго говорить не понадобится.

– Нет уж, – насупилась Ленка. – Попытайся меня обаять! Я люблю, чтобы за мной долго ухаживали.

– Давай я повезу тебя домой, стану говорить комплименты, целомудренно помашу рукой и буду надеяться, что однажды, еще через пятилетку, я встречу тебя в набитом вагоне метро, наши руки соприкоснутся и мы повторим этот дивный вечер. Хочешь?

– Не-а, – покачала головой Ленка.

– Я так и думал.

На следующее утро они отправились к тетке за Лениными вещами.

И вот теперь Ленка пыталась понять: судьба уже исчерпала лимит подарков и больше сюрпризов не будет, или же жизнь подсунула ей Эдика специально, чтобы отвлечь от чего-то главного?

Счастливой она себя не ощущала. Как голодный человек, ввалившийся с мороза в дом и мечтающий о борще, но получивший тарелку каши. Вроде и горячая, и еда, но… не борщ. Эдик был не тем, о ком она мечтала. И Ленка для него тоже не была единственной, о которой он грезил в период полового созревания. Еще будучи прыщавым тощим юнцом, Эдик придумал себе идеал – тонкая, миниатюрная брюнетка с глазами олененка Бэмби. Ленка на олененка походила, как метла на пылесос. В сухом остатке функции те же, но какая разница в дизайне!

Вот так они и существовали, словно два пассажира, временно попавших в одно купе. Казалось, еще немного, и покажется та станция, на которой они разойдутся в разные стороны.

Но поезд все ехал и ехал…


Вика расположилась за кухонным столом и рисовала на ногтях цветочки. Эти цветочки были ей не так уж нужны. Но одно то, что это бесило Юлию Карловну, заставляло невестку отнестись к делу со всей ответственностью и даже высунуть от усердия язык. Она косилась на свекровь и внутренне ликовала. Сделал гадость – сердцу радость. Свекровь моталась по квартире, как гремучая змея, позвякивая многочисленными браслетами.

– Вика, скоро Дима вернется, а такой запах, – она демонстративно сморщилась, словно пахло не лаком, а навозом, – надо проветрить. В кухне будет невозможно ужинать!

– Мы можем поужинать в гостиной, – демонстрируя лояльность, произнесла Вика.

– Тогда в гостиной будет пахнуть едой! – не унималась Юлия Карловна.

– А что, у нас опять какая-нибудь гадость на ужин?

– Почему гадость? – опешила свекровь, дипломатично пропустив мимо ушей милое словечко «опять».

– Ну, если от еды будет запах, который испортит атмосферу гостиной, то я просто подумала, что вы снова что-нибудь несъедобное приготовили!

«Снова» свекровь тоже демонстративно не заметила, сухо обронив:

– Лучше питаться в кухне. А ногти красить в специально отведенных для этого местах. Например, в салоне. Мне кажется, Дима дает тебе достаточно денег на твои прихоти, поэтому нет необходимости портить тут воздух.

Вика пожала плечами. Если продолжить диалог в том же тоне, то они поругаются. А ругаться не хотелось, потому что свекровь стремилась именно к этому.

Вика не сразу поняла, что Юлия Карловна выживает ее из квартиры. Собственно, она сама планировала выпихнуть маму мужа куда-нибудь на отдельную жилплощадь. Но факт, что и свекровь от нее не в восторге, привел молодую невестку в изумление.

– Ленка, представляешь, я ей не нравлюсь! – ошеломленно выпалила Вика, встретившись с подругой через месяц после свадьбы. – Мало того что она мешает нам жить, ходит по квартире, шуршит, по телефону треплется, как в коммуналке, так еще и я, как выяснилось, не лучший вариант для ее Димочки!


Юлия Карловна была терпелива и последовательна. Сначала она дала возможность невестке продемонстрировать задатки хозяйки. Дима, как водится, стал боксерской грушей в поединке между свекровью и невесткой. Его использовали как ударный механизм, как щит и жилетку одновременно. Через неделю совместного проживания с молодыми Юлия Карловна елейным голоском сказала сыну: