Вы уехали всего два дня назад, но за эти два дня мы превратились в самых настоящих животных, напрочь позабыв о правилах цивилизованной жизни. Помнишь, когда мы были в Италии, папа читал нам Данте? Ну, его «Ад»? Именно так выглядит сейчас Старберри-Корт. Предвижу, что ты скажешь: Адди, мол, унаследовала твой бешеный нрав… Однако это не оправдание! Она отрезала Антигоне волосы и теперь у бедняжки на лбу челка! Ты знаешь, что значит для меня Антигона… А теперь моя бедняжка выглядит так, словно переболела тифом!

Как вы вообще могли столько времени прожить в Старберри-Корт? Я тут просто умираю от скуки! Я уже прочла всего Гераклита и Ксенофана, но мне не с кем вести философские диспуты: Твинк, видите ли, гоняется по всему дому за Адди! Полагаю, следует нанять для нее гувернантку… и для Питера тоже. Я же считаю дни до возвращения в школу.

Пожалуйста, ну пожалуйста, сделайте так, чтобы ваш малыш родился завтра же – тогда я успею с вами отпраздновать его день рождения!

С любовью, Роуз.

От мистера Питера Дотри, проживающего в Старберри-Корт, его родителям, проживающим в Лондоне, Ганновер-сквер, 40

Мистер Твинк гаварит што я должин писать вам но я писать не лублу.

Питир.

От мистера Дотри, Ганновер-сквер, 40 – дворецкому, Старберри-Корт

Фред.

Спасибо, что переслал нам письма детей. Прошу, растолкуй нашим нетерпеливым потомкам, что дети появляются в положенный Господом срок и что, как только этот срок настанет и дитя появится на свет, мы с мамой тотчас же к ним возвратимся.

Дотри.

Раннее утро

– Марго прелестна, – прошептала Индия, нежно гладя кончиком пальца бровки новорожденной дочки. – И какая спокойненькая! Думаю, она будет куда лучше спать ночами, чем Адди или Питер. Помнишь, как Питер кричал?

Малютка на мгновение открыла глазки – серые, как у отца – и тотчас вновь засопела.

– Да пусть кричит себе на здоровье, – улыбнулся Торн, трогая своей огромной рукой крошечные ножки младенца. – Ножка у нее меньше моего большого пальца… наверное, и Адди, и Питер были когда-то такими же крошечными, но сейчас в это верится с трудом. А Роуз так вытянулась… она уже почти достает мне до плеча – а ведь четырнадцать лет назад у нее были такие же малюсенькие пяточки…

– Однако она уже умела читать! – напомнила Индия Торну, озорно хихикнув.

Это стало у них уже семейной шуткой: некогда Роуз утверждала, что «читает с самого рождения»…

– Послушай, Марго, может быть, ты тоже умеешь читать? – спросил отец у младенца.

Возможно, Марго ответила бы утвердительно (наверняка малышка хотела во всем походить на старшую сестру), но она спала – несмотря на то что отец шутливо покусывал крошечные пальчики на ее ножках. А потом он поцеловал ее маму, так страстно, что едва не задавил крошку – и родители о чем-то горячо зашептались…

А Марго спала сладким сном, словно зная, что никогда не будет голодать, нырять в грязную Темзу… словно зная, что вырастет в семье, в которой детей так любят, что даже после того, как они вырастают и оставляют родной дом, Старберри-Корт остается их родовым гнездом, где будут жить их дети и дети их детей… и их внуки и правнуки…

А со временем к особняку пристроят новое крыло – ну хотя бы затем, чтобы было где разместить обширную библиотеку (книги в основном принадлежат Роуз, однако и Марго со временем внесет свою лепту). А для кухни потребуются новые плиты, а вместо старых ватерклозетов выстроят ванные комнаты с керамическими роскошными ваннами, и поместье первое в округе будет электрифицировано… А внук Питера триумфально въедет во двор на одном из первых в стране автомобилей…

Но, несмотря на всяческие модернизации, поместье Старберри-Корт навсегда останется уютным – таким, каким сделала его Индия в 1799 году. Старберри-Корт навсегда останется сердцем семьи, где дети учатся смеяться, говорить, танцевать (розовый бальный зал станет знаменит на всю Англию). Здесь будут учиться любить… учиться жить.

И даже двести лет спустя роскошная люстра, купленная Индией в Венеции во время их с Торном первого путешествия в Италию, будет висеть на почетном месте в столовой, где по стенам порхают золотые ласточки…