Дебра Маллинз - Три ночи

Натягивавший брюки Люсьен нахмурился.

– А я и не говорил никому.

– Тогда кто такой мистер Данте Уэксфорд? – Эвелин отыскала свое платье на стуле. – Как могло получиться, что на днях он приходил к нам домой и намекал, что все знает о нас?

– Понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Он приходил позавчера вечером. – Эвелин удалось самостоятельно надеть платье, но она поняла, что без посторонней помощи не справится с застежками. – Он, очевидно, выиграл какую-то сумму у моего отца.

– А-а, – улыбаясь, Люсьен потянулся к рубашке. – Тогда это все объясняет. Его визит не имеет ничего общего с нами.

– Еще как имеет! – Размахивая туфелькой, которую она выудила из-под кровати, Эвелин другой рукой придерживала незастегнутое платье. – Он очень нагло флиртовал со мной. А взглядом дал понять, что ему все известно.

– Не будь смешной. – Люсьен повернул ее спиной, чтобы застегнуть платье. – Данте флиртует со всеми женщинами. Такой у него характер.

– Он видел меня в то утро, – напомнила она.

Люсьен вздохнул:

– Да, видел.

– Он не спрашивал, кто я? Ты не говорил ему, как меня зовут?

– Нет, я не называл ему твоего имени! – В голосе Люсьена появилось раздражение. Он застегнул последний крючок и отошел в сторону. – Не будь глупой. Я же говорил тебе, что наш уговор останется между нами.

– Глупой? – Эвелин повернулась к нему. – Он твой, друг. Неужели ты хочешь, чтобы я поверила, будто ты ничего ему не сказал?

– Я ничего не говорил. И не смей сомневаться в этом. – Люсьен взял ее за плечи. – Понимаю, что ты, расстроенная нашим расставанием, хочешь скрыть это и пытаешься найти какие-то другие причины, объясняющие твое настроение.

– Ты – самонадеянное ничтожество! – Эвелин стряхнула его руки с плеч. – Мне нет нужды искать что-то. Подумай, в каком положении мы оказались. Если бы ты был джентльменом, то не стал бы требовать такую цену за жизнь моего отца.

Люсьен напрягся, его глаза полыхали едва сдерживаемой яростью.

– Прежде всего причиной вызова на дуэль было поведение твоего отца. Ты забыла, что он подверг сомнению мою честь?

– А ценой твоей чести стала моя.

– Не смей обвинять меня в том, что произошло между нами, – раздраженно сказал Люсьен. – Это ты пришла ко мне. Ты приняла мои условия.

– А моим условием было соблюдение абсолютной секретности. Но твой мистер Уэксфорд все испортил.

– Так же, как я испортил тебя? – съехидничал Люсьен. – Пора быть взрослой, Эвелин. Я не принуждал тебя ложиться в мою постель. Ты сделала это по собственной воле.

У Эвелин вспыхнули щеки, но она гордо вздернула подбородок:

– Да, я сделала это. И сделала бы снова, чтобы спасти жизнь отца.

– О, замечательно! – зааплодировал Люсьен, откровенно насмехаясь над ней. – Давай, давай, играй обманутую, наивную, невинную Эвелин. Бедную девочку, которая принесла в жертву свою невинность животному, чтобы спасти жизнь своего дорогого отца. – Он подошел к стоявшему неподалеку низкому столику и взял с него небольшую деревянную шкатулку. Открыв ее, Люсьен извлек небольшую пачку бумаг. – Вот за что ты продала себя, моя дорогая. Расписки твоего отца на общую сумму более трех тысяч фунтов.

Эвелин до боли сжала кулаки, слова Люсьена нестерпимо ранили ее.

– Как ты мог сказать такое?

– Как я мог сказать правду? – жестко усмехнулся Люсьен. – Я всегда знал, моя дорогая, что любой человек имеет свою цену, а особенно женщины. – Он подошел к Эвелин и слегка провел по ее лицу и шее зажатыми в кулаке бумагами. – Я благодарен тебе за то, Эвелин, что ты была честна в определении своей цены. Проведенное с тобой время было... приятным.

Его слова отозвались острой болью в сердце Эвелин. Он выставил ее проституткой, отдавшей ему свое тело за деньги.

Но разве это не так?

У Эвелин в горле стоял ком, она изо всех сил сдерживала слезы. Как он смеет насмехаться над ней, умаляя сделанное ею во имя спасения жизни отца?

– Ты отвратительный человек, – прошептала Эвелин.

– Наконец-то и ты сказала правду! – Люсьен приблизил к ней свое лицо. – Возьми расписки своего отца, Эвелин. Сделка завершена.

Стараясь по-прежнему держаться прямо, Эвелин вырвала бумаги из его руки.

– Распорядись об экипаже.

Люсьен отступил назад и отвесил насмешливый поклон:

– Как миледи будет угодно.

Проигнорировав его выходку, Эвелин отвернулась и занялась поиском второй туфельки.

Люсьен постоял еще некоторое время, затем резко повернулся, подошел к двери, распахнул ее и вышел.

Со стуком закрывшейся двери спало напряжение, которое позволяло Эвелин контролировать свои чувства. По щекам ее струились не сдерживаемые уже слезы, когда она бережно прятала расписки отца и надевала туфли и плащ.

Сердце ее было разбито. Но она лучше умрет, чем позволит Люсьену когда-либо узнать, что она была настолько глупа, что влюбилась в него.

Из окна гостиной, расположенной на втором этаже, Люсьен смотрел, как отъезжает экипаж. Он знал, что это уезжает Эвелин, хотя и не показывался ей на глаза после того, как выскочил из спальни. Он боялся встретиться с ней снова.

Как могла она сомневаться в нем? Как могла обвинить в нарушении соглашения?

А с каких это пор мнение женщины стало для него что-то значить?

Люсьен прижался лбом к оконному стеклу. С тех пор, как появилась Эвелин.

Все это глупо. Вот чем заканчивается проявление более нежных чувств по отношению к ним – неблагодарностью и обманутыми надеждами. Наверное, он был не в себе, когда думал, что Эвелин отличается от других женщин. Разве не сама она пришла к нему? И у нее была своя цена, как и у всех других. Она предложила свое тело в обмен на жизнь отца.

Ладно, ладно, что касается ее тела, то это была его идея. Но он никак не ожидал, что она согласится. А уж поскольку она согласилась – он же мужчина, в конце концов, не отказываться же ему от такого подарка!

Но он не ожидал, что это так глубоко его затронет.

Люсьен выпрямился и, рассеянно потирая щемящую грудь, проводил глазами скрывшийся за поворотом экипаж. Эвелин не вернется.

Внезапно Торнсгейт показался Люсьену огромным и холодным. Пустым. Здесь уже не будет слышаться ее смех. Или тот короткий вздох, который она издавала, когда он делал нечто поражавшее ее. Или нежный стон, слетавший с ее губ, когда он входил в нее.

Люсьен не мог оставаться здесь.

Он поедет в Лондон. Ему нужно найти Данте. Стереть воспоминания об Эвелин в объятиях другой женщины. Десятка других женщин.

Однако когда Люсьен отдавал соответствующие распоряжения слугам и даже когда он перебирал в памяти имена вероятных партнерш по любовным утехам, он сознавал правду.

Он никогда не забудет Эвелин.

Лондон

Два месяца спустя

Лондон нисколько не изменился. Это был все тот же один из самых крупных городов с обилием злачных мест на любой вкус. Хотя светский сезон начинался только весной, в городе было много тех, кто предпочел провести здесь рождественские праздники. Среди них был и Люсьен. Однако в то время как другие приезжали в эти холодные зимние дни в Лондон для того, чтобы быть поближе к семье и друзьям, Люсьен задержался здесь по противоположной причине.

Он старался держаться подальше от Эвелин.

Это было труднее, чем он ожидал. Люсьен никак не мог понять, что так привлекало его в провинциальной девчонке. Он знал и более красивых женщин, более изящных и страстных. Но по ночам в своем воображении, независимо от того, кто из умелых куртизанок был в его постели, сжимал он в объятиях именно Эвелин. Эвелин, чей журчащий смех Люсьен хотел слышать в своем пустом лондонском доме. Эвелин, чей наивный энтузиазм способствовал тому, что время, проведенное с ней, вытесняло из памяти все его утехи с искусными любовницами.

Эвелин, которая не доверяла ему!

Сидя перед камином, Люсьен рассматривал высвеченные огнем полированные фигурки, расставленные на шахматной доске. Вспоминал смущение Эвелин, когда он учил ее играть в шахматы... обнаженной, ее решимость действовать изощренно, несмотря на то, что она была скована своей невинностью.

Люсьен взял с доски белую королеву, покрутил ее в руке. Может быть, у них все же был какой-то шанс. Может, ему следовало увидеться с ней, убедиться, что с ней все в порядке.

Люсьен закрыл глаза и крепко сжал пальцами шахматную фигурку, словно опасаясь, что королева ускользнет от него. Хотя с ней, несомненно, все в порядке. Ведь есть же у нее отец, который позаботится о ней.

Барон приходил к нему в день его отъезда из Корнуолла. Люсьен вспомнил красное от ярости пухлое лицо барона и как тот вопил о чести и требовал удовлетворения. Чезвик узнал об их отношениях, когда Эвелин вернулась в то утро домой с его расписками. Люсьен отказался от дуэли.

Барон недоуменно глядел, как Люсьен прошел мимо него и сел в карету, которая должна была доставить его в Лондон. Люсьен и сам толком не мог объяснить некоторые свои поступки. Раньше он никогда не уклонялся от дуэлей, тем более таких, которые заведомо сулили ему победу. Однако, понимая, что барон был вправе гневаться на него, и не испытывая страха перед дуэлью, вызова он не принял.

Из-за Эвелин.

Даже если она и не верит в его благородство, Люсьен сделал это. Согласно их договору, она должна была провести три ночи в его постели в обмен на долг ее отца и его жизнь. Она выполнила свои обязательства, он должен был выполнить свои.

Боль от впившейся острыми краями в ладонь шахматной фигурки вернула его к действительности. Люсьен бросил ее на доску. Королева прокатилась по доске, отбросила в сторону пешку и повалила черного короля.

В комнату вошел лондонский дворецкий Люсьена, Эммонс, и объявил:

– Мистер Данте Уэксфорд.

Быстро вошедший в комнату вслед за дворецким Данте застал друга мрачно разглядывающим раскатившиеся по доске шахматные фигуры.

– Господи, Люсьен, ты еще не одет! – Сам Данте был в элегантном вечернем костюме черного цвета, на фоне которого контрастно выделялся белоснежный галстук со сверкающей бриллиантовой булавкой. Его руки в безукоризненно белых перчатках сжимали стильную трость. Он скептически осмотрел не столь изысканный наряд Люсьена. – Ты ведь не собираешься появиться на балу у леди Престинг в этом?

Люсьен озабоченно вздохнул.

– Мои извинения, Данте. Я совсем забыл об этом.

– Опять? Люсьен, ты хоть представляешь себе, что за два месяца ты побывал всего на каких-то шести раутах? А ведь раньше ты мог обойти столько домов за одну только ночь.

– Я знаю. – Люсьен снова взял с доски белую королеву и стал ее разглядывать. – Думаю, я утратил интерес к суетности лондонского общества.

– Ты... – уставился на него изумленный Данте. – Ты же это не серьезно?

– Отнюдь. – Люсьен поднялся, опуская шахматную фигурку в карман. – Бренди?

– Я не хочу бренди. – Данте следил за Люсьеном, который подошел к стоявшему на столике графину. – Но не присутствовать на зимнем балу у леди Престинг...

Люсьен хохотнул:

– Это всего лишь один бал, Данте. Будут и другие балы.

– Уже были другие. – Люсьен начал наливать бренди, когда Данте схватил его за рукав. Напиток пролился на стол – Ты не посетил ни один из них.

Люсьен холодно покосился на руку Данте, вцепившуюся в его рукав.

– Ты забываешься.

– Не говори со мной таким тоном. – Данте все же отступил назад, в его карих глазах сквозила обида. – Хоть твой отец и признал тебя, ты ничем не лучше меня.

– Может быть, перестанешь твердить об этом? – Люсьен с громким стуком поставил графин. – Не от меня же это зависело. Отец признал, что проявил неосторожность в отношениях с любовницей, и взял сына под опеку. Вот и все.

– Ты бы не так говорил, если бы тебя не допускали в свет, как меня.

Люсьен закатил глаза и с наполненным бокалом направился назад к своему креслу.

– Опять о том же, Данте?

– Да, опять о том же. – Данте преградил ему путь, и Люсьен поразился выражению страдания на лице друга. – Моему отцу наплевать на мое существование. Я не получил такого образования, как ты. Единственное, что помогает мне выжить, – это мое умение играть в карты.

– Я это знаю, – с сочувствием в голосе промолвил Люсьен, глядя в бокал с бренди; затем сделал глоток.

– Мне не нужна твоя жалость, черт побери! – Данте отвернулся. – Думаешь, мне нравится то, что, в общем-то, от тебя зависит моя жизнь? Без твоего доступа в свет у меня вообще не было бы никаких шансов. Ведь только стрижка этих высокопородных «овец» кормит меня и дает возможность прикрыть свою задницу одеждой.

– И это я знаю, – сказал Люсьен уже тише и более спокойным тоном. – Я пойду с тобой к леди Престинг. – Он допил бренди.

– Превосходно! – Данте улыбнулся и направился к графину с бренди.