Филиппа Грегори - Три сестры, три королевы

Все, на что надеялся Яков, рушится на глазах. Европа снова разделена, а Гарри занят только своей мечтой вернуть Аквитанию Англии, словно он был легендарным Генрихом V, а не королем из совершенно иной семьи и совершенно иного времени. Я виню Гарри в тщеславии и глупой мальчишеской жажде войны и военных подвигов, но прекрасно понимаю, что он находится под влиянием Екатерины. Как же немыслимо жестоко было втянуть Гарри и Англию в войну, которую мы никогда не сможем выиграть, которая ввергнет весь христианский мир в нескончаемую битву между собой, в то время как мы могли бы сражаться с неверными.

Как может мой муж организовать крестовый поход, если христианские короли сражаются друг с другом? Но Екатерина думает только о том, как угодить своему отцу и предоставить в его распоряжение всю английскую армию. Мой брат лишился воли, попав под каблук своей коварной жены. Я снова вижу в нем мальчика, послушную марионетку в руках матери и бабушки, и вот теперь он снова нашел женщину, которая говорит ему, что думать и во что верить. Как же ей не стыдно! Ее спасли из нищеты, приняли в семью короля Англии, а она ввергает его самого в опасность в качестве благодарности. Она заботится только о своей персоне. Ее мать была правящей королевой, и Екатерина стремится следовать ее примеру. Она намерена стать для Гарри равноправным партнером, королевой, которая равна королю. Она собирается отправить Гарри на войну, в погоню за безумной идеей, а сама стать регентом.

Я знаю ее, знаю ее тайные устремления стать достойной своей матери, величайшей из женщин христианского мира. Именно ради этого она вышла замуж за Артура: чтобы через него править Англией. Именно ради этого она вышла замуж во второй раз, за Гарри, и теперь она приближается к своей цели. Я размышляю о том, стоит ли мне написать Екатерине и объяснить ей, как неправильно то, что она отправляет Гари на войну в союзе со своим отцом. Однако я не успеваю выполнить задуманного, потому что из Англии прибывает гонец со специальной посылкой для меня. Когда я открываю ее, то внутри обнаруживаю тщательно завернутую в шелк и пергамент священную реликвию: пояс самой Святой Девы. К ней прилагалось короткое письмо от Екатерины.

«Дорогая сестра,

Я знаю, что близится время родов, поэтому отправляю тебе эту святыню, самое драгоценное из того, чем я владею. Она помогла мне и во время родов, и справиться с потерей ребенка. Это священный пояс Пресвятой Богородицы, который был на ней, когда она рожала нашего Спасителя. Отправляю его тебе во всей его святости и со своей нежнейшей заботой о тебе и о твоем ребенке. Молюсь о том, чтобы это был сильный, здоровый мальчик.

Да благословит тебя Господь.

Екатерина».

Когда я беру в руки эту самую главную святыню, мой праведный гнев на Екатерину за вмешательство в дела управления Англией исчезает. Я знаю, как она набожна, и эта драгоценность для нее ценнее всего серебра Испании. Она не смогла бы подарить мне ничего более драгоценного, и если эта святыня поможет мне в родах и ребенок окажется здоровым мальчиком, то этот ее подарок исполнит самую сокровенную мою мечту.

«Драгоценная моя сестра,

От всего сердца благодарю тебя за эту бесценную святыню. Это самый лучший подарок, о котором можно было только мечтать. Близится мой срок, и мне становится все страшнее. Нас преследует тяжкий рок и губит наших детей. Муж мой мучим беспокойством и опасается, что вина за его грехи падет на меня и на наших нерожденных детей. Вот почему твой дар особенно мне дорог и придает мне сил в приготовлениях к уединению. Надеюсь, с его помощью я смогу подарить мужу сына и наследника короне. Да простит Господь нам наши прегрешения и осенит нас своей милостью и благодатью.

Будь благословенна за свой дар, сестра моя. Попроси Марию помолиться за меня, как я знаю, молишься за нас ты.

Маргарита».

Людовик XII, встревоженный накапливанием сил союзников против него, обещает моему мужу любые блага за сохранение «старого доброго союза» между Францией и Шотландией. Я готовлюсь отправиться в уединение, когда он разыскивает меня в крохотной комнатке на верхушке башни, где я любуюсь равнинами и озером.

– Так и думал, что найду тебя здесь, – говорит он. – Как ты еще можешь подниматься по этим крутым ступеням с таким животом!

– Мне захотелось подышать свежим воздухом и солнцем, перед тем как отправиться в уединение.

Он садится рядом со мной. На крохотной округлой скамье, расположенной вдоль стен башни, едва хватает места для нас обоих, но открывающийся отсюда вид стоит любых усилий, чтобы подняться сюда. Из окон видны равнины, огибающие замок со всех сторон, и ласточки, полюбившие эту самую высокую точку башни. Отсюда я вижу так далеко, и небо так высоко изгибается над головой, что мне кажется, я нахожусь на вершине мира.

– Пока ты будешь трудиться над привнесением радости в нашу жизнь, я займусь укреплением мира, – говорит Яков. Он берет мою руку и кладет ее себе на грудь, прямо возле сердца. – И в следующий раз мы придем сюда с нашим сыном, чтобы показать ему наше королевство.

Мы поднимаемся на ноги и выходим из крохотной комнаты, чтобы облокотиться о парапет и посмотреть на открывающееся взгляду озеро, по которому бежала рябь от порывов ветра. Оно казалось синим на фоне синего неба.

– Если я буду в союзе с Францией, твой брат не нападет на них. Он не пойдет на это, опасаясь наступления моих войск на севере своего королевства, пока он сам будет в отъезде.

– Вы не можете это сделать! Наш брак скрепил соглашение о вечном мире!

– Я и не буду нападать, только твой брат молод и глуп, и ему надо научиться бояться опасностей по соседству, чтобы не устремляться на их поиски далеко от родных границ.

– Это все она, – с болью говорю я. – Все она. Это она хочет, чтобы он заключил союз с ее отцом, а ее отец – самый ненадежный человек во всем христианском мире! Моему отцу он никогда не нравился.

Яков коротко смеется, услышав мои слова.

– В этом ты права. Но не беспокойся и отправляйся заниматься своим делом, а я сохраню наше королевство и даже Англию в мире, ради сына, которого ты нам родишь. Кто знает, может быть, он станет наследником короны обоих королевств?

Когда я собираюсь с силами, чтобы спросить у него, не оставил ли он мысли о преследующем нас проклятье, мне сложно унять дрожь в голосе:

– Вы не думаете…

Он тут же понимает, о чем именно я хочу спросить, и одним быстрым движением притягивает меня к себе и целует в склоненную макушку.

– Тише, – говорит он. – Мне подчиняется вся шотландская церковь, и все в ней молятся за тебя, за нашего ребенка, за нас. Отправляйся с легким сердцем, Маргарита, и исполни свой долг. Давай-ка я отведу тебя.

Он спускается передо мной по крутым поворотам каменной лестницы и заставляет меня спускаться, опершись одной рукой о его плечо, чтобы не споткнуться. Когда мы входим в мои комнаты, все мои слуги уже ждут меня там, чтобы попрощаться со мной и пожелать мне удачи. Два бастарда, Яков и Александр, преклоняют передо мной колени и желают мне доброго здравия. В дверях, скрываясь в тени, стоит мой камерарий, приготовивший для меня бокал эля, а муж целует в губы.

– С Богом, любовь моя, – говорит он. – Ничего не бойся. Я буду ждать тебя здесь, с добрыми вестями.

Я пытаюсь улыбнуться, но в затененную комнату я отправляюсь с опущенной головой и ссутуленными плечами. Мне очень страшно. Я боюсь проклятья, нависшего над нашей семьей в наказание за грехи, на которые мы пошли для того, чтобы завладеть короной. Я боюсь того, как оно отразится на мне и ребенке, которого я должна привести в этот мир.

У меня рождается сын. Возможно, мне помогла святая реликвия, которой мы опоясываем мой вздыбившийся живот, или молитвы, возносимые к небесам тремя сестрами-королевами, но я, Маргарита, королева Шотландии и принцесса Англии, рожаю крепкого, здорового мальчика. Как только известие доходит до Якова, он тихо проходит сквозь многолюдный приемный покой прямо в часовню и опускается на колени, чтобы поблагодарить за наше здравие, затем прижимается лбом к каменным плитам, чтобы молить о том, чтобы оно нам не изменило. Затем он встает и подходит к ширме в моих покоях.

– Уходите, – говорю я. – Вы же знаете, что вам нельзя сюда.

– Дай мне на него посмотреть. Дай мне посмотреть на тебя.

Я поднимаюсь со своей большой королевской кровати, – маленькую, на которой я рожала, уже унесли, и теперь я отдыхала под золотым балдахином и на вышитых нашими эмблемами розы и чертополоха подушках. Знаком я велю нянечке поднести ребенка к ширме и сама подхожу к ней поближе. Я сама уже одета в красивую рубашку и расправляю кружева на рубашке сына, чтобы отец мог ими полюбоваться. Однако строгое сосредоточенное лицо и взгляд Якова не отрывались от личика его сына, не обращая ни малейшего внимания на мехельнское кружево, которое стоило целое состояние. Младенец спит, а его темные ресницы отбрасывают тени на бледные щеки. Он совсем крохотный. Я уже забыла, насколько малы новорожденные. Такое впечатление, что он может легко поместиться в одну из широких ладоней отца, и напоминает драгоценную жемчужину в раковине, выложенной лучшим из шелков.

– Он здоров, – говорит Яков, и это звучит не как вопрос, а как приказ.

– Здоров.

– У тебя ничего не болит?

Я думаю о том, как чуть не умерла в первых родах, и что меня спасло только ходатайство Якова перед святыми. На этот раз роды тоже были непростыми, но драгоценный священный пояс Богородицы помог мне в моем испытании. Я никогда не забуду, что именно Екатерина поделилась им со мной, что она настолько небезразлична к моей судьбе, что доверила мне свое самое дорогое сокровище, чтобы помочь мне обрести величайшую радость.

– Боль есть, но святыня смягчила самое худшее.

Он осенил себя крестным знамением.

– Я проведу всенощное бдение, но тебе надо выпить крепкого эля и поспать.

Я киваю в ответ.

– А потом, после его крещения, мы устроим многодневные празднества, с турнирами и пирами в его честь.

– Такие же, как…

Он знает, что я думаю о празднествах в Вестминстере в честь сына Гарри.

– Еще лучше, – отвечает он. – А я отправлю гонца в Англию, чтобы тебе выслали твою часть наследства, чтобы ты могла надеть свои драгоценности. Так что, дорогая, выспись и скорее поправляйся.

Я возвращаюсь в постель и касаюсь пальцами занавеса в балдахине, чтобы ощутить золотые нити. Затем закрываю глаза и представляю себе драгоценности из своего наследства и с этими мыслями засыпаю.

Я слишком нездорова для участия в великом праздновании в честь рождения нашего сына и наследника, да и Яков занят отчаянной борьбой за сохранение мира между королями, забывшими о своем долге перед Всевышним. Он не может созвать христианских монархов на крестовый поход против неверных, если короли предпочитают выяснять отношения между собой. И самым главным скандалистом, со всей очевидностью, является Фердинанд, отец Екатерины Арагонской.

Я пишу Екатерине как сестре и как королеве, прося ее повлиять на Гарри в сохранении мира. Мне непросто писать ей длинное письмо собственной рукой, потому что я снова беременна, но на этот раз меня мучает ужасная слабость. Ребенок располагается низко, и я страдаю от болей в спине и стреляющих болей в животе. Однако мой муж Яков настаивает на том, чтобы я воззвала к Екатерине и постаралась убедить ее и моего брата не нарушать мира и убедить Гарри присоединиться к Якову в походе в Святую землю, а не ко вторжению во Францию вместе с Фердинандом.

– Скажи ей, что я сторонюсь греха, – говорит он. – Расскажи ей обо всем. Скажи, что ты снова беременна и что для того, чтобы я смог исполнить свое обещание и защитить тебя от проклятья, я должен отправиться в крестовый поход.

Никто не ратует за мир больше моего мужа. Никого больше не обуревает такое страстное желание устроить крестовый поход. Самое обидное в этом то, что он никому не может сказать, по какой причине это так важно для него. Он не может доверить собратьям-королям свой греховный секрет или поделиться страхом перед проклятьем Тюдоров.

Потеряв ребенка, девочку, которая родилась раньше срока и была слишком мала, чтобы выжить, я присоединяюсь к нему в опасениях. Мой муж прав, и я в этом уверена. Теперь я убеждена в том, что мы должны загладить свои грехи, и ни я, ни Екатерина, ни даже моя младшая сестра Мария не сможем жить в покое, безопасности и уверенности за будущее наших детей, пока Иерусалим не вернется христианам. И тогда исчезнет проклятье Тюдоров и Яков получит прощение своих грехов.

Однако ничто не может помешать планам моего брата напасть на Францию. Он не отказывается от своих замыслов даже из опасений перед нападением моего мужа на его северные границы. Я оскорблена одной только мыслью о том, что соглашение о вечном мире, подписанное в честь заключения моего брака, может быть нарушено. Гарри же просто присылает к нам своего представителя с приказом Якову не нападать на Англию, пока Гарри будет занят завоеванием Франции.