Филиппа Грегори - Три сестры, три королевы

– Может быть, вам стоит поехать в монастырь Колдстрим? – предлагает сэр Энтони, отчаянно желая убрать нас от своих ворот. – Аббатиса ее примет, а оттуда вы уже можете послать за помощью в Лондон.

– Она должна остановиться здесь! – Арчибальд снова рассержен. – Я настаиваю.

– Как далеко до монастыря? – просто спрашиваю я.

– Всего четыре часа, – быстро отвечает губернатор. – Три, – поправляется он, увидев выражение моего лица.

Джордж перекидывает повод своего коня одному из слуг и подходит к нам с Арчибальдом.

– Он нас не пустит, не сможет, – говорит он. – Если мы продолжим его упрашивать, мы просто потеряем время и свою гордость. Этот монастырь – наша лучшая надежда. Теперь мы в Англии, и опасность нам не угрожает. Не думаю, что Олбани решится пересечь границу. Давайте заставим этого несчастного дать нам еды и поедем дальше, на поиски ночлега. Может быть, мы найдем какой-нибудь дом по дороге к монастырю, а в сам монастырь тогда поедем утром.

– Я так устала, – тихо говорю я. – Я просто не выдержу.

– Мы остановимся, как только сможем, – обещает Джордж.

– Говорю же вам, я не выдержу, – всхлипываю я.

– Вам придется выдержать, – отвечает Арчибальд. – Если вы не были готовы бежать в Англию, не стоило покидать Линлитгоу.

На этот раз у моего мужа хватает ума послать человека вперед нас, чтобы он предупредил аббатису о нашем приезде, и когда мы до них добираемся, ворота уже распахнуты настежь и я вижу выходящих нам навстречу монахинь. Аббатиса тоже стоит возле лошади, когда Арчибальд снимает меня с седла, и изумленно восклицает, видя мои мучения, мой огромный живот. Она тут же призывает трех монахинь, чтобы те помогли мне дойти до комнат. Но ноги меня совсем не держат, а с бедром произошло что-то непоправимое. Тогда они посылают за стулом, и келейницы вносят меня в сам монастырь.

Дом для гостей оказывается просторным и удобным, и в нем находится большая кровать с хорошим постельным бельем и пологом. Я жду, пока с меня снимут мое грязное платье, и ложусь прямо так, в грязном белье.

– Оставьте меня, – говорю я. – Я должна поспать.

Меня не будят до полудня, и тогда приносят мне миску жидкой овсяной каши и говорят, что обед будет подан, как только я изъявлю желание откушать. Я могу прийти в зал для гостей и пообедать в компании аббатисы или приказать подать еду мне в комнату.

– Где Арчибальд? – спрашиваю я. – Где будет обедать он?

Арда разместили в доме для паломников, находящемся в некотором удалении от зданий самого монастыря. Он живет там с братом и слугами-мужчинами, но он может навещать меня в доме для гостей, если я того пожелаю.

– Он должен явиться сюда немедленно, – говорю я. – И я буду обедать в зале. Позаботьтесь о том, чтобы мне нашли подходящее кресло.

– Но у вас нет никаких регалий, – напоминает мне фрейлина. – И Алиса почистила ваше платье, но оно еще не полностью отстиралось. Аббатиса одолжила вам белье.

Это замечание тут же заставляет меня замолчать. Я не могу показываться на публике без надлежащих регалий, красивой одежды и королевского размаха. Всю свою жизнь я ела только за лучшим столом, рядом с троном. Что мне теперь делать? Как жить, подобно нищенке, в единственной смене одежды и белья, в изгнании?

– Я буду есть здесь, – надувшись, отвечаю я. – И вам придется раздобыть мне новую одежду.

Я не обсуждаю с ней, как именно она собирается это организовать, в незнакомом месте вдали от дома, а она достаточно умна и опытна в обращении с королевскими особами, чтобы об этом не спрашивать. Она отправляется на кухню распорядиться о моем обеде и позвать Арчибальда, а я на мгновение напоминаю себе, как проделала тот же самый путь двенадцать лет назад. Когда я прошлый раз приехала в Берик, меня ждали торжественные речи и хвала небесам за то, что я, старшая принцесса из рода Тюдоров, почтила этот городок своим присутствием.

Арчибальд появляется посвежевшим, выглядит почти мальчишкой. Возможность поесть и вымыться восстановила его силы и энергию. Конечно, его же не отягощает беременность и не корчит от боли. Юный мужчина может вынести серьезные испытания и после недолгого сна встать снова полным жизни и радости, но юной женщине, а я все еще юна, приходится гораздо сложнее.

– Моя бедная возлюбленная, – говорит он, встав передо мной на колени. Он где-то одолжил чистую одежду, и его волосы еще не высохли после омовения, блестят и кудрявятся по-прежнему. Он буквально пышет жизненной силой.

– Мне негде пообедать, – жалуюсь я. – И у меня нет одежды.

– Вы не можете одолжить платье у аббатисы? Она весьма образованная леди, и, уверен, у нее есть красивое белье.

– Я не могу одеваться, как монахиня, – отрезаю я. – И не стану носить белье другой женщины, как бы она тебе ни понравилась. Я должна одеваться, как должно королеве.

– Ну да, – как-то отстраненно соглашается он. – Может, стоит написать Олбани и потребовать, чтобы он выслал вашу одежду? Может быть, ваш багаж уже прибыл в Танталлон и его можно перенаправить сюда?

– Мы можем написать Олбани? И известить его о том, где мы находимся?

– Теперь вы в безопасности, в Англии. Наверное, уже можно начинать переговоры. Нет, в самом деле, надо поставить его в известность о том, чего мы от него ожидаем.

– Правда? – Во мне ожила надежда.

До этого момента мне казалось, что мы спасались бегством, как преступники, от целой армии в сорок тысяч вооруженных солдат, исполненных решимости схватить Арчибальда и судить его за измену. Они хотели схватить и меня, чтобы я умерла в застенке. Но сейчас мы в безопасности, я вернулась домой, в Англию, и все изменилось.

– Я спас вас, – тем временем говорил Арчибальд. – Я это сделал. И это потрясающе, как в рыцарских балладах! Как в детских сказках! Каково было путешествие! Господь всемогущий, да эта поездка была бесконечной! И вот теперь мы здесь, и мы победили!

– Принеси мне перо, чернила и бумагу, возьми у аббатисы, – распоряжаюсь я. – Я немедленно начну писать письма.

Сначала в источающих такой холод словах, что письмо могло покрыться инеем, я ставлю герцога в известность о том, что я нахожусь в безопасности, в Англии. Я не говорю ему, где именно я остановилась, потому что страх перед его армией еще не совсем улетучился. Далее я объясняю ему, что готова вернуться, но на определенных условиях, и тут уже себе ни в чем не отказываю. Я требую возвращения полагающихся мне налогов с моих земель, полного возмещения моего состояния, мои драгоценности и, особенно, мои платья. Я требую помилования для Арчибальда и для всех тех, кто меня защищал, независимо от того, какие обвинения им могли предъявляться. Я требую свободного доступа к своим сыновьям и права самой назначать им воспитателей и наставников, вплоть до прислуги. Фактически я требую вернуть мне все то, что у меня отобрал Олбани. Однако не оспариваю присвоение им титула правителя, при том условии, что он будет управлять королевством при моем согласии (то есть в подчинении у меня) и на благо Шотландии, как и предполагал парламент, когда вызывал его к нам.

Я отдыхаю, у меня хороший аппетит. Меня не мучают ночные кошмары. Постепенно боль в бедре утихает, и я чувствую, как ребенок шевелится в моем животе, значит, с ним тоже все в порядке. Я подолгу разговариваю с аббатисой, Изабеллой Хоппринг, которая оказывается проницательной и хорошей собеседницей. Она рекомендует мне дождаться ответа от лорда Дакра и только потом решать, что делать дальше, и не доверять герцогу Олбани. Она уверена в том, что лорд Дакр меня спасет. Я же по своей беспечности заверяю ее в том, что теперь, когда я одержала словесную победу над герцогом, могу быть уверена в том, что моя жизнь снова принадлежит только мне. Я показываю ей письма, которыми мы обмениваемся, когда он предлагает мне уступку за уступкой, а я требую их все больше и больше. Я считаю, что неплохо разыграла свою партию. В этой игре у королевы есть весомые преимущества, и я не собираюсь уступать ему лучшие карты. Я побеждаю. Сбежав в безопасное для меня окружение, я восстановила свою власть и стала силой, с которой им придется считаться. Герцог Олбани направляет ко мне французского посла для ведения переговоров, и я ожидаю его появления в монастыре, куда он должен будет принести все извинения и заверения в наилучших намерениях от самого герцога и парламента. Посол привезет мне предложения, к которым герцог принудил парламент, страстно желая вернуть меня на мое место. Меньше всего на свете герцог хотел бы втянуть Францию в войну с Англией, тем более из-за интересов Шотландии. Он даже получил четкие распоряжения своего короля ни при каких обстоятельствах не дать конфликту развития. Олбани должен был принести в Шотландию мир и порядок, а сейчас все обвиняют его в том, что в королевстве воцарился хаос и оно оказалось на грани войны. Изгнание королевы из ее собственного замка является действием, угрожающим положению всех без исключения королей христианского мира. Он больше никогда и ни у кого не найдет поддержки. Итак, я должна вернуть себе детей, снова получить возможность жить там, где мне этого захочется, возместить потерянную выгоду от налогов и получить гарантии амнистии для своего мужа и его семьи.

Посол должен прибыть в середине дня, и его подписи на соглашении будет достаточно для того, чтобы оно получило законную силу. Я не побеждаю, я уже победила.

Я прогуливаюсь по саду вместе с аббатисой и рассказываю ей, как я рада скорому возращению в Эдинбург и воссоединению со своими сыновьями, и что я никогда не думала, что меня будет так тянуть назад, в Шотландию, к своему народу и к государственным делам, но сейчас я чувствую именно это. Я рассказываю ей о том, как моя глупая сестра покинула свой новый дом, не успев родить наследника французской короне, вышла замуж за простолюдина и вернулась в Англию. Теперь жизнь для нее будет идти так, словно она никуда и не уезжала, а французы забудут о ней в течение недели. Ей придется вернуть свои украшения. Разумеется, она сохраняет привилегии английского двора и своего рождения, но это тривиальные удовольствия для недалекой девочки, потому что долг женщины, призванной Богом служить стране своего мужа, было бы остаться там, как это сделала я. Воспитание наследника – величайшее призвание женщины, и я стала равна по величию своей бабушке, которая родила принца и сделала его королем. Господь благоволил ей в каждом ее действии, и на мне лежит то же благословение. Я ближе к Богу, чем сама аббатиса, у меня есть призвание и долг, и я получила свое величие, чтобы служить ему и Шотландии.

Как, оказывается, приятно гулять по благоухающему саду вместе с аббатисой, касаться краем юбки поздних цветов лаванды, заставляя ее тем самым источать свой аромат еще сильнее. Аббатиса срывает веточку мяты и вдыхает ее запах, я касаюсь рукой розмарина. В саду растет еще рута, цветет ромашка и видны разноцветные лепестки фиалок и душистые листья мелиссы.

– Странно, что вы ему доверяете, – замечает аббатиса.

– Что?

– Я имела в виду ваше доверие герцогу Олбани. – Она произносит его имя на французский манер, и это почему-то сделало его неправильным, ненастоящим. – Он обманывал и предавал вас каждый раз, когда вы заключали с ним какие-либо соглашения, с самого его появления в Шотландии. Он же явно не намерен быть с вами честным. Это он использовал пушки вашего мужа против вас в Стерлинге, он опозорил вас перед сыном, он забрал ключи от крепости из рук вашего мальчика, он разлучил вас с детьми. Неужели вы готовы снова ввериться его власти?

– Он же герцог, – говорю я. – Человек достоинства и чести. А теперь он вынужден признать тот факт, что я остаюсь королевой. У меня есть письменные свидетельства всех его обещаний.

В ответ она строит гримасу и просто пожимает плечами.

– Он француз, – отмахивается она. – Хоть и не по рождению. Женился на француженке ради приданого, присягнул французскому королю. Он и не француз, и не шотландец и лжет и тем и другим. Боюсь, что в борьбе за свои интересы он и парламент просто раздавят вас.

– Как вы можете так говорить? – От этих слов меня охватывает ужас.

– Так с первого дня своего пребывания в Шотландии он методично вас уничтожает! – восклицает она. – Как бы вы оказались здесь, если бы вас не принудили к бегству, к добровольному изгнанию! Вы по своей воле оставили Стерлинг? Вы сами решили уехать из Эдинбурга? Разве вы бежали из Линлитгоу не спасая собственные жизни? Разве вам не пришлось отбыть из замка Танталлон лишь в том, что было на вас надето?

Я на мгновение задумываюсь о том, что она на удивление много знает для аббатисы приграничного монастыря, но, возможно, она уже успела поговорить с Джорджем.

– На вашем месте я бы вернулась в Эдинбург только во главе значительной армии, – продолжала размышлять она. – Я бы прислушалась к совету лорда Дакра и остановилась в его прекрасном особняке в Морпете и стала бы собирать там вокруг себя силу.