Филиппа Грегори - Три сестры, три королевы

– Он не сможет этого сделать, – замечает Дакр, уже начиная проявлять признаки беспокойства.

– Ему придется, – заявляю я. – И я напишу ему об этом сама.

Старый лорд теперь выглядит совершенно обеспокоенным.

– Не стоит вести с ним переговоры, раз уж он уже отправил посланника к вашему брату. Пусть мужчины сами договорятся между собой.

– Вот еще, – яростно бросаю я. – Это я королева-регент Шотландии, а не они. И именно я буду диктовать ему свои требования, которые он должен будет удовлетворить.

Я пишу своей сестре, королеве Англии, Екатерине, которая на этот раз вынашивала беременность полный срок. Говорю ей, как молюсь о ней и о приближающемся времени родов, и прошу ее написать мне сразу, как родится ребенок, кузен или кузина для моей Маргариты. Я думаю о своих сестрах, готовящихся к родам в покое и роскоши, под присмотром лекарей, и с уже ожидающими младенцев золотыми колыбельками, и думаю, что больше всего на свете меня обижает именно эта несправедливость. Они даже не представляют, какую боль я вытерпела, и никогда не почувствуют ничего подобного. Они не знают, в какой опасности я была. Они всегда вместе, как истинные сестры, я же – вечный изгой.

Олбани шлет мне обещания мира и согласия, но в то же самое время его посланники пишут моему брату. Может быть, он действительно стремится к миру, разговаривая со мной и с моим братом одновременно, но я бы предпочла, чтобы он обращался ко мне напрямую. Я не могу позволить Генриху согласиться с тем, чтобы мой сын, король Шотландии, остался под опекой Олбани, как не могу убедить брата в важности для меня моих украшений.

Все считают, что больше всего я пекусь о тривиальных, мирских заботах, что свойственно женщине. Но я знаю, что Олбани относится ко мне и моим союзникам с пренебрежением, и, похоже, никто, кроме меня, не понимает, что я должна освободить из заключения тех, кто боролся за меня. Гэвин Дуглас все еще в тюрьме. Он должен получить свободу и то место, которое я ему обещала.

Верность моих сторонников не потерпит пренебрежительного отношения к ней. Они, как мои украшения, принадлежат только мне, и тот, кто пытается забрать их у меня, – вор.

Иногда мне кажется, что я должна тайком пробраться в Стерлинг, рискнув снова оказаться в осаде, только бы снова быть с моим мальчиком. Иногда я размышляю о том, что должна отправиться в Эдинбург и начать переговоры с герцогом лично. Но вот однажды в мою комнату, где я сижу в кресле возле камина, приходит лорд Дакр и приносит мне пачку писем.

– Давайте, – обрадованно говорю я.

– Здесь есть одно и от королевы. – Лорд протягивает их мне, показывая на королевский крест на одном из писем.

Я изображаю восторг и нетерпение, торопливо ломаю печать и принимаюсь за чтение. Мне нельзя показывать Дакру, как мне страшно увидеть строки, в которых Екатерина говорит, что наконец, после стольких попыток, она родила здорового мальчика. Если у нее родился сын, то мой Яков теряет право на английскую корону и у Генриха пропадает причина стремиться к нему на помощь. Я прикрываю глаза рукой, словно заслоняясь от тепла камина, и думаю, что это известие может стать худшим из всех, что мне довелось пережить в этом году.

И потом я понимаю, что Екатерина не справилась со своим долгом королевы. Господь не дал ей своего благословения. Хвала Небесам, она снова оплошала и сердце ее снова разбито. В самом низу письма ее рукой сделана крохотная приписка, которая заставляет меня улыбнуться.

– У нее родилась девочка.

– Прости ее Господи! Какая жалость, – искренне говорит Дакр, как сказал бы и любой англичанин. – Какое разочарование!

Я же думаю о том, что родила четырех сыновей королевской крови и один из них выжил, а у нее есть только дочка.

– Она собирается назвать ее Марией. Принцесса Мария.

– В честь ее вдовствующей сестры? – обрадованно спрашивает лорд Дакр.

– Сомневаюсь, – не выдерживаю я. – Особенно с тех пор, как она впала в немилость короля, выйдя замуж без разрешения. Имя выбрано в честь Богоматери, потому что после всех прошлых бед Екатерина захочет, чтобы у ее дочери была такая небесная покровительница. Мы должны молиться о том, чтобы малышка выжила, потому что пока ее детям этого не удавалось.

– А я слышал, что они очень дружны, принцесса Мария и королева, – замечает лорд Дакр.

– Не особенно. Кстати, теперь она графиня Саффолк.

– Здесь еще есть письмо от слуги вашего брата, – говорит Дакр. – Он написал и мне тоже.

– Можете прочитать свое письмо здесь, – разрешаю я, и мы ломаем печати и вместе читаем свои письма.

Именно этого письма мы оба так ждали. Шталмейстер Генриха докладывает, что направил за мной специальную повозку, с торжественным караулом, сменой лошадей, крытыми повозками для моих вещей и солдатами, чтобы я могла безопасно и с удобствами проехать по северным землям. Генрих своей рукой сделал приписку о том, что я должна выехать к нему немедленно.

– Что насчет Арчибальда? – спрашиваю я, улыбаясь мужу, входящему в комнату. Он встает за моим креслом, и я ощущаю, как его рука мягко ложится на мое плечо. Я горделиво выпрямляюсь, не обращая внимания на боль в бедре. Я знаю, что мы хорошо смотримся вместе, и вижу, что Дакр заметил силу Арчибальда и мою решимость.

– С радостью сообщаю вам, что ваш брат, король, прислал охранные грамоты для вашего мужа, – с улыбкой возвещает он. – Вы поедете в Лондон вместе и будете там жить как королева-регент и консорт. Ваш муж получит все причитающиеся ему почести и будет предшествовать всем, кроме королевы. Вы же, ваше величество, предшествуете вашей сестре, вдовствующей королеве Марии, и ее мужу.

– Ты своими глазами увидишь то, что я пыталась тебе описать, – говорю я Арду. – И увидишь мой дом и меня дома. А я представлю тебя брату. Мы будем идти следом за ним и его женой на общие ужины, и все вокруг, все остальные будут равняться на нас. Ты будешь величайшим мужем в Англии после короля, а я – величайшей женщиной после Екатерины.

Он обходит меня и становится рядом на одно колено. Когда его красивое лицо приближается ко мне, я не могу удержаться от того, чтобы не прикоснуться к его гладкой щеке. Боже, как он хорош. Я чувствую, как меня охватывает желание. Я столько дней была вынуждена пролежать без движения как бревно, а он просто сидел рядом, не решаясь коснуться меня, чтобы не причинить новой боли. Я так хочу снова стать его женой, его женщиной, его королевой, горделиво идущей рядом с ним.

– Ваше величество, жена моя, я не могу ехать с вами, – просто говорит он.

Мы с лордом Дакром обмениваемся недоумевающими взглядами.

– Что?

– Я не могу ехать в Лондон.

– Но тебе придется это сделать, – объявляю я.

– Если я поеду с вами как шотландский изгой, у моих сородичей отберут все их земли, а все мои замки будут разрушены. Все, что оставил мне отец, все, чем владеет мой дед, будет истреблено. У моего клана не станет лидера, а мои люди умрут с голода. Я оставлю позади все, что принадлежало мне по праву рождения, и все будут думать, что я бросил их ради того, чтобы спрятаться за вашей спиной в Лондоне, тогда как я должен был сражаться за свой родной кров. Они подумают, что я сбежал, спасая свою жизнь, и бросил их в беде.

– Вы не можете оставаться здесь и бороться, – говорит Дакр. – Сам король стремится к заключению мира, и сейчас вы не должны бередить людей и поднимать бунт.

– О, так его лордство теперь кроткий голубь? – парирует Арчибальд. – Вот уж никогда не думал, что услышу, как вы будете говорить, что шотландцу не стоит воевать против шотландца.

И пока лорд Дакр пытался найтись с ответом, он снова обернулся ко мне:

– Любовь моя, моя королева. Я не могу бросить тех, кто рискнул всем ради вас. Лорд Хьюм тоже может потерять свои земли. Олбани уже грозил его жене и матери заключением. Мы не можем бежать, оставив свои семьи.

– Но я твоя жена! Я и есть твоя семья!

– Если я сбегу, это будет бесчестием для меня.

– Твой долг быть рядом со мной!

– Мой долг – служить Шотландии, – твердо говорит он. – Ваш брат защитит вас и позаботится о ваших нуждах, пока вы в Англии. Но никто не защитит и не позаботится о моих людях, если я оставлю их.

– Подумайте еще раз, – советует Дакр. – Не торопитесь с решением. Кто знает, может быть, вам придется еще долго прятаться в горах, а король добьется мирного соглашения с Францией, которое не коснется ваших интересов. Если вас не будет в Лондоне, про вас просто забудут. – Теперь он смотрел на меня. – Так мыслят умы великих, мне очень жаль вам об этом говорить. Если вашего мужа не будет на виду, про него просто не вспомнят.

Это насмешка надо мной и над моим братом. Дакр в первую очередь слуга Генриха и только потом – мой. Я прекрасно знаю, что они забудут про Арчибальда, они и меня-то уже не помнят. Кто, как не, я знает, что, как только принцесса пересекает границу с Шотландией, она исчезает из людской памяти? Кто, как не я, знает, что они будут сражаться за тебя, только когда твои беды заденут их интересы? Я не Мария, которая может жить, как ей хочется, и при этом не терять заботу и внимание брата, своевольничать, но все равно быть принимаемой и любимой дома, где ее всегда встречают с празднованиями. Я не Екатерина, которая год за годом терпит неудачи в самом главном деле – обеспечении короля наследниками и все равно остается его любимой женой и королевой двора. Нет, я Маргарита, королева Шотландии, и они полностью забывают обо мне до тех пор, пока угрожающая мне опасность не касается их самих.

– Он поедет со мной в Лондон! – жарко говорю я. – И они увидят нас вместе! И запомнят нас!

Но Дакр оборачивается к Арчибальду и с легкой улыбкой ожидает его ответа. Я вспоминаю, что этот человек провел многие годы, натравливая одного шотландца на другого, одного англичанина на другого, шотландца на англичанина и наоборот. Теперь он занимается тем, что настраивает жену против мужа. Дакр – житель приграничных земель до кончиков ногтей. Он думает, что знает таких, как Арчибальд, видит их насквозь и может заставить плясать под свою дудку. Он всегда считал его продажным, легко убеждаемым и тем, кем можно легко пожертвовать.

– Я не могу ехать, – говорит Ард. – Не важно, запомнят меня или забудут, но я не поеду.

И мы уезжаем без него. Мне всего двадцать шесть, а я, кажется, провела большую половину жизни, уезжая от тех, кто мне дорог, и теряя тех, кто мог меня защитить. Мы оставили моего сына, Александра, в холодной шотландской земле. Оказывается, Олбани похоронил моего мальчика еще до того, как я узнала о его смерти. Мы оставили моего старшего сына, короля, мальчика всего четырех лет от роду, на попечении его учителей. Я молюсь о том, чтобы Дэвид Линдси оставался рядом с ним, потому что, кроме него, некому будет утешить моего малыша. Маргариту мы берем с собой, вместе с ее кормилицей, нянькой и прочими помощницами.

Мы путешествуем налегке, но за нами все равно тянется длинная вереница с телегами с моим багажом и вещами Дакра, с вооруженной охраной и лордами, сопровождающими нас, с радостью воспользовавшимися возможностью попасть в Лондон после долгих лет, проведенных на границе. Мы берем с собой половину Нортумберленда, но оставляем моего мужа.

На прощание он целовал мои руки, мои мокрые веки, мои губы и снова руки. Он клялся, что любит меня еще сильнее, чем в самом начале, когда он был всего лишь красавцем резчиком при столе ее величества королевы Шотландии, моим рыцарем и моим другом. Он старается объяснить мне, что не может бросить своих друзей и союзников, своих людей и простых фермеров, живущих на его землях, которые знать не знают ни о короле, ни о королеве-регенте, но бросят все и последуют за ним, как только он позовет их за собой. Он не может бросить свой замок, этот крепкий форт, стоящий над морем под крик чаек. Он обещает, что настанет день и мы снова будем вместе. И что снова будем счастливы. Когда-нибудь.

– Я вернусь, – обещаю я. – Я вернусь к тебе, ты только дождись меня. Я заставлю Генриха заключить мир с Францией и шотландскими лордами, и тогда они позволят мне вернуться домой. Я снова буду королевой-регентом, а ты – моим консортом.

– Возвращайтесь ко мне, а я удержу свои замки и свои земли. – Его ясный взгляд так же полон любви, как и в его бытность простым резчиком. – Возвращайтесь в Шотландию, и я буду приветствовать ваше возвращение, как возвращение королевы. Возвращайтесь скорее.

Путешествие оказывается долгим, но я постепенно вижу, как ко мне возвращается власть. Чем дальше мы продвигаемся, медленными, болезненными переходами, тем длиннее становится наша процессия. Я въезжаю в Йорк и проезжаю по улицам города, который помнил, как я была там еще принцессой, много лет назад. Каждый день к нам присоединяются все новые последователи. Я назначаю все новых слуг и постепенно обрастаю приживалами и просителями.