Филиппа Грегори - Три сестры, три королевы

Мой брак с королем Шотландии был заключен для того, чтобы предотвратить войну между нашими королевствами. Я старалась удержать мир в Шотландии и мир между страной, где я родилась, и страной, которая стала мне домом, поэтому день, когда герцог Олбани проявил себя большим слугой своих французских господ, чем слугой народа Шотландии и моим другом, выступив против Англии, становится для меня днем горького разочарования. Даже перспектива унизить лорда Дакра меня не радует.

В этот сложный период мой брат снова вспоминает обо мне, словно мы никогда и не ссорились, и начинает слать мне тайные послания с вопросами о том, какого рода силы Франция готовится послать против Англии. Он напоминает мне о том, что я – английская принцесса, связанная с ним и со своей страной нерушимыми узами любви и верности. Я даю ему всю информацию, которой располагаю, когда Олбани внезапно расстается с идеей о нападении и отправляется во Францию, чтобы привезти оттуда еще людей и средств. Я оказываюсь одна: регент в отъезде, муж в ссылке, враги повержены. Наконец-то я стала тем самым миротворцем, каким мечтала быть. Единственным лидером, сохранившим свои позиции.

Удивительно, но несмотря на все риски я становлюсь незамужней женщиной, обладающей приличным состоянием, единственным оставшимся у власти регентом и опекуном своего сына. Во время рождественских праздников я болела, но потом постепенно окрепла. Когда дни стали немного длиннее, я через посредничество лорда Дакра получаю письмо от Марии, которая решает коротко мне написать из своего уединения.

«Господь благословил меня, и я родила еще одного мальчика, я называю его Генрихом».

Да, я понимаю, что это имя их покойного ребенка, и сама Мария теперь, называя его, будет думать именно о нем, о том, кто ушел в таком юном возрасте. Однако Мария все равно решает назвать сына именем ланкастерских королей, нашего отца и нашего брата. Это убеждает меня в том, что она втайне надеется, что он станет королем Англии, наследником Генриха. Должно быть, она хочет, чтобы Генрих опустил меня и моего сына Якова в череде престолонаследников и предпочел всем ее мальчика. Разумеется, Чарльз Брэндон был бы счастлив посадить своего сына на трон. К тому же в Лондоне нет ни единой души, которая попыталась бы защитить мои интересы и интересы моего сына.

Конечно, Мария поверит любым слухам обо мне и даже станет их повторять. В ее интересах представить меня неверной женой, позорящей доброе имя Тюдоров, и неподлинной королевой. Если в дополнение ко всему она сумеет убедить Генриха в том, что я еще и плохая мать, то он лишит моего сына наследства. Мария может призывать меня вести праведную и целомудренную жизнь, но она прекрасно знает, что этот мир очень жесток к женщине, которая состоит в браке с коварным мужчиной.

Мне приходится жить одной, и люди неизбежно начинают сплетничать. Но позволит ли Мария сплетням обрести такую чудовищную силу, чтобы навредить моему невинному сыну? Мне любопытно, как Екатерина относится ко всем этим тайным битвам за власть и наследие. Наверное, ей очень горько это видеть, потому что это ее вина, что у короля Тюдора нет наследника. Интересно, не испытывает ли она сомнений в любви к моей сестре, брак которой благословлен детьми настолько, что, как только один маленький Генрих умирает, его место тут же занимает другой? Мария рожает одного за другим, в то время как срок Екатерины явно прошел.

После отъезда Олбани между Англией и Шотландией воцаряется шаткий мир, и я начинаю надеяться на то, что мне удастся его сохранить. Однако вскоре Генрих направляет сына герцога Норфолка, убийцы с полей Флоддена, вооружить север королевства, и мне становится понятно, что он собирается наказать королевство, собиравшееся пойти против него. Он намерен сделать это способом Дакра: разорив и опустошив приграничные земли, разрушая каждое строение, каждое село на своем пути. Они не оставят ни одного колоска зерновых на полях, ни одного стога сена, ни одного животного, ни одного ребенка. Бедняки хватают весь скарб, который могут унести, и бегут нескончаемым потоком, как весенние воды, в ту сторону, где надеются найти защиту. Если им на пути встречаются солдаты, то людей грабят, женщин насилуют, а дети долго не могут спать, просыпаясь с криками ужаса. Так Дакр превращает населенные земли в пустынные, чтобы по ним больше нельзя было пройти с армией, чтобы к началу лета все эти земли оказались мертвыми: ни поселений, ни лугов, ни урожаев.

Когда я приехала в Шотландию, это была плодородная земля, на которой мог поселиться любой человек, не страшащийся пустых дорог и крохотных поселений. Там любой путник мог получить ночлег и убежище в любом из тысяч крохотных фортов и крепостей, где незнакомцы были редкостью, а гостеприимство – основным законом. Сейчас же эти земли были абсолютно пусты, и только волки пересекали их из конца в конец, своим пронзительным воем словно оплакивая тех, кто здесь некогда жил и пал жертвой злой воли Англии.

Мы с Яковом и Маргаритой проводим вместе целое лето, как настоящая королевская семья, в прекрасном местечке возле озера, с которым у меня связано столько воспоминаний, хороших и плохих. Яков каждый день ездит верхом, и его шталмейстер каждый раз предлагает ему коней покрупнее и посильнее предыдущих, по мере того как растет его умение управляться с ними и уверенность в седле. Его резчик мяса, Генрих Стюарт, ездит вместе с ним. Это молодой человек лет двадцати с небольшим, обладающий естественным шармом, который так нравится Якову и которому ему было бы так хорошо научиться. Генрих обладает необычно светлыми для шотландца волосами, мягкими кудрями, обрамляющими его лицо, делая его похожим на статую греческого бога. Его нельзя назвать симпатичным: его черты лица грубы, как у многих здешних молодых людей, привыкших к лишениям постоянных сражений, но он всегда весел и обладает одной из самых чарующих улыбок, и его глаза удивительно лучатся, когда он смеется. Вместе с остальными придворными юношами он учит Якова всем трюкам верховой езды: бросать копье, стрелять из лука на скаку, поднимать с земли кольца копьем и, что неизменно вызывает всеобщий смех и восторги остальных, ловить кончиком копья подброшенный платок.

– Леди мама, бросьте мне платок! – кричит Яков, и я перегибаюсь через перила королевской ложи и бросаю ему свой платок, и он бросается к нему и промазывает снова и снова до тех пор, пока ему не удается его подцепить. И тогда я и его компаньоны аплодируем его умению и настойчивости.

Шотландские лорды умоляют герцога Олбани вернуться, я же не присоединяю свой голос к ним. Пока его нет, Генрих пишет мне о долгосрочном мирном договоре между Англией и Шотландией, гарантирующем мир на приграничных землях. Это длинное вдумчивое письмо, которое ничем не напоминает то, в котором он покрывает меня оскорблениями. Он пишет о своей заботе о родном племяннике, моем сыне, признавая его право наследия английской короны, равно как и шотландской. Он пишет о том, что Господь пока так и не благословил его и королеву сыном, и никто не может сказать, что же стало тому причиной, хотя никто не вправе рассуждать о воле Божьей. Кто знает, возможно, Господь усмотрел, чтобы в один прекрасный день Яков стал королем объединенного королевства. У меня кружится голова от мечтаний, и я уже представляю себе, что со времен короля Артура, правившего Британией, Яков станет первым, кто повторит его подвиг.

Кардинал Уолси присылает мне письмо с выражением своего почтения, чего я совершенно не ожидаю от человека, постоянно обедающего в обществе дядюшки моего бывшего мужа и слышавшего обо мне одни гадости. Даже лорд Дакр сменяет свой тон в общении со мной: теперь я восстановила свой статус английской принцессы и вдовствующей королевы Шотландии. Пока Олбани во Франции, я – единственный регент, и я не вижу препятствий, которые могли бы мне помешать короновать сына следующей весной, когда ему исполнится двенадцать лет. Почему бы нет? Его растили как короля, он с самого начала знал о своей судьбе и получил обучение и воспитание, как подобает королю. Верный Дэвид Линдси охранял его и служил ему всю его жизнь. Никто из людей, впервые встречавших юного короля и его сдержанную и элегантную манеру держать себя, не сомневался в том, что перед ними юноша, входящий в свою пору, в пору своего величия. Двенадцать – хороший возраст взросления для мальчика, и если он подходит для вступления в брак, то почему его нельзя короновать? Что может стать лучшим способом объединить страну, чем коронация короля?

Стоило мне исполниться решимости принудить к этому решению совет лордов, которые склонны к тому, чтобы подождать еще пару лет, как в Шотландию без всякого предупреждения возвращается герцог Олбани, а сын Норфолка, граф Суррей, жестокий командир и сын жестокого командира, сносит с лица земли крохотный городок Джедборо и разрушает аббатство. Просто чтобы показать, что шотландцы беспомощны против силы английской армии.

В отчаянии я пишу Генриху письмо. Так нельзя убеждать шотландских лордов короновать моего сына! Если он хочет управлять Шотландией через меня и Якова, то он должен давать мне денег на подкуп совета, чтобы показать меня миротворцем. Если же он собирается привести Шотландию к повиновению силой, то тогда следует привести армию к Эдинбургу, чтобы навязать правление по закону. Истязание же простых людей, бедняков, живущих в приграничных землях, лишь настроит их против него, превратив в яростных врагов английской короны и заставив лордов относиться ко мне с подозрением.

Разумеется, Олбани вынужден ответить на этот вызов, и он приводит свежие войска, которые собрал, пока был во Франции. На этот раз он привез тяжелые пушки и тысячи наемников. Я разрываюсь на части. С одной стороны, я страстно желаю видеть, как окрепнет Шотландия, и меня восхищает идея нового государства с новыми границами для нового короля, если Олбани удастся продвинуть границу с Англией на юг и присоединить к Шотландии Карлайл и Ньюкасл. Ведь тогда мой сын получит именно то богатое наследие, о котором мечтал его отец.

– А Белая роза, наши союзники, одновременно с нами нападут на них на юге, – говорит мне Олбани, уверенный в том, что я окажу ему поддержку.

Я кладу руку на холодную каменную плиту камина, чтобы удержаться на ногах. Самым большим страхом семьи Тюдор, который мы запомнили еще с детства, было возвращение другой королевской семьи, со стороны нашей матери, – Плантагенетов. Неизменно плодовитые, амбициозные, сестры моей матери и их дети всегда с пристальным вниманием следили за происходящим в нашем королевстве, ожидая удобного момента для возвращения. От Белой розы осталось совсем немного. Ричард де ла Поль, первый кузен нашей матери, видел, как один за другим его братья гибли в боях с моим отцом или на эшафоте. Мой отец принес торжественную клятву, что никто из прежней королевской семьи не вернет себе то, что Тюдоры выиграли на сражении при Босворте. И я выросла на убеждении, что любой из этих претендентов на корону является воплощением ужаса и крайней угрозы жизни и благополучию нашей семьи.

Мое детство нельзя было назвать безмятежным, и самым плохим было известие о том, что один из наших кузенов исчез из двора, приняв сторону, открыто враждебную нам. Я до сих пор помню выражение ужаса на лице моей матери, когда она поняла, что еще один ее родственник обернулся против нас. Поэтому какие бы блага ни сулил мне союз с Плантагенетами, я никогда не пойду на него, тем более против моего брата. Олбани не мог об этом знать, когда искал себе союзника. Я же просто не могу принять Плантагенета, как не могу представить себе союза или дружбы с нашим извечным врагом.

Я спокойно размышляю о нападении на Англию, о добавлении новых земель к наследию моего сына и расширению его королевства, но никогда, никогда в жизни я не стану этого делать при содействии одного из моих проклятых кузенов.

В тот вечер я предала герцога Олбани и, руководствуясь детской преданностью фамилии Тюдор, написала письмо брату:

«У Олбани здесь немецкие наемники и французские солдаты, но он не сможет держать их тут зимой. Если ты сможешь продержать их подольше возле замка Уорк, то остальное за тебя доделает погода. Защити нас от Белой розы. Если Ричард де ла Поль появится в Шотландии, я приеду к тебе вместе с Яковом. Мы, Тюдоры, всегда будем вместе противостоять Белой розе.

Твоя сестра, М.»

Герцог Олбани потерпел поражение именно таким образом, каким я советовала его победить. Он заключает непростое мирное соглашение с графом Сурреем, даже не ставя меня об этом в известность. Никто из них больше мне не доверяет. Больше я не слышу ни слова о моем приглашении в Англию, или о том, чтобы в следующем году короновать Якова, или о том, чтобы признать его наследником английской короны. Более того, Генрих урезает мое английское содержание и передает мои долги Франции. Я не понимаю причину его внезапного охлаждения ко мне, тогда как всего несколько месяцев назад я была его шпионом и доверенным лицом. Я представить не могу, что я такого сделала, что могло его так обидеть. В чем дело? Ведь я послужила ему так, как ни один монарх и сестра до меня!