Я проживаю эту весну без моего юного любовника, хоть и очень скучаю без его угрюмого присутствия и ревнивых взглядов из дальних уголков зала. Каждый день мое беспокойство все усиливается, потому что намерения Арчибальда становятся все яснее. Он усиливает давление на лордов, и мне понятно, что он жаждет править. Его связи с Англией, его богатства, некогда бывшие моими богатствами, и природная властность подавляют всех инакомыслящих. Он по-прежнему нежен и внимателен ко мне, но я с ужасом думаю о приближении Троицы, когда он вернется в мою постель, и я не вижу ни малейшего повода ему отказать. Что еще хуже, он говорит обо всем этом как о соглашении, на которое мы оба пошли добровольно, словно сами решили подождать прихода лета, которое бы стало символом нашего полного примирения, словно мы пара голубков, надеющихся на скорое прибавление в семействе. План Екатерины, состоявший в том, чтобы дать мне время снова привыкнуть к нему, оказался весьма действенной стратегией ухаживания, неумолимо ведущей к воссоединению супругов. Он слишком умен, чтобы говорить об этом открыто, но это не мешает ему заказать портнихе новый полог и постельное белье для моей кровати, предупредив ее о том, что они должны быть готовы к Троице. Он с уверенностью говорит о лете, о том, что мы поедем в Линлитгоу и дальше на север и что мы непременно должны взять Якова с собой в поездку по всей стране, как делал это его отец, король. Он рассуждает о том, что научит Маргариту ездить верхом по-мальчишески, чтобы она могла охотиться и участвовать в дальних выездах. Он нисколько не сомневается в том, что мы будем вместе, как муж и жена, этим летом и все последующие летние сезоны. С уверенностью он подает кардиналу Уолси прошение о полном присвоении моих земель, и теперь все мои ренты, все налоги и урожаи переходят в его руки, как к моему признанному мужу. Я ничего больше не слышу о женщине, которую он называл своей женой, Джанет Стюарт из Тракуэра. Я не знаю, живет ли она в замке Танталлон в качестве его хозяйки или в одном из замков, принадлежащих мне, – никто не смеет мне об этом сказать. Кто знает, может, он и бросил ее, и она сейчас живет где-нибудь в Тракуэре, с еле теплящейся надеждой на его возвращение и страхом перед тем, что ее надежда сбудется. Он никогда не упоминает о ней, а у меня самой язык не поворачивается спросить. Я растеряла всю смелость, чтобы ему противостоять.

Воспевая песни нашему счастью и нашему браку, выдержавшему все испытания, и нашей решимости, с которой мы их преодолели, он создал новую реальность. Теперь я понимаю, как ему удалось одурачить всех в Лондоне и здесь, в Эдинбурге. Ему удается убедить моего сына и почти удается – меня в том, что мы с ним безумно влюблены друг в друга, и разлучены волею случая. Да, на нашу долю выпало множество испытаний, но теперь мы снова вместе. Я больше не доверяю себе, своему мнению и ощущению от происходящего. Мне начинает казаться, что он прав, что он любит меня, что он – мое единственное безопасное прибежище. И постепенно я начинаю растворяться в его видении мира, его мнении обо мне, его взгляде на нашу жизнь.

Однажды он даже имеет дерзость сказать:

– Когда рассеялся пороховой дым после залпа и я увидел тебя стоящей за пушками, то подумал: Господи, ведь это единственная женщина, которую я когда-либо желал. Нас с тобой всегда связывала страсть, Маргарита, гремучая смесь любви и ненависти.

– Я отдала приказ приготовиться к залпу, – сказала я. – Я знала, что это был ты.

Он улыбается, все с прежней уверенностью.

– Я знаю. И ты видела, как я смотрю на тебя, и знала, о чем я думаю.

Я вспоминаю его силуэт на коне и как он стоял, словно испытывая мою готовность выстрелить.

– Нет, я не знаю, о чем ты думал, – продолжаю сопротивляться я. – Я просто хотела, чтобы ты ушел.

– О, я никогда этого не сделаю.

Он чем-то напоминает мне моего брата, великого короля, он обладает данной свыше уверенностью, властью, которой может обладать человек и которой может наделить только Всевышний. И он порабощает меня. Нет, я не влюблена, Господь избавил меня от этого горя, но он подчинил себе весь двор, он управляет Яковом и мной, и мне кажется, что никакие мои слова или действия не вернут мне моей свободы. Я могу только ждать новостей из Рима о разводе, и только получив его я смогу сказать, что свободна и что для меня он только один из лордов, членов совета. Только тогда я скажу ему о том, что он мне больше не муж и не приемный отец моему сыну, королю. Да, он отец моей дочери, но это не дает ему права командовать мной. Он может оставаться союзником короля Англии, но больше не связан с ним родственными связями.

Каждый вечер я опускаюсь на колени перед распятием и молюсь о том, чтобы секретари святого отца написали мне как можно скорее и освободили меня от этой странной полужизни, где я существую рядом с мужем, которому не смею противиться, и тоскую по мужчине, которого не могу увидеть. Это невыносимо. Я должна сбежать этим летом. Я не могу выезжать с Арчибальдом каждый день и наблюдать за тем, как он танцует каждый вечер. Я не хочу молиться рядом с ним по утрам и принимать причастие из одного бокала, как истинные муж и жена. И я знаю, что очень скоро, через некоторое время после Пасхи, он придет в мою спальню и все мои фрейлины выйдут оттуда с поклоном, чтобы оставить нас наедине. Я настолько подавлена им, что уже знаю, что не смогу противиться. И закон запрещает мне даже пытаться сопротивляться. Со все более возрастающим страхом я думаю, что уже забыла, как это делать: бороться и не сдаваться. Я должна нарушить это соглашение, заключенное за меня моим братом, должна избавиться от страшного заклятья, которое наслала на меня Екатерина. Эти двое, руководствуясь собственными интересами, решили, что мы с Арчибальдом должны воссоединиться как супруги. Вероятно, в представлении Генриха мой брак с Ардом каким-то образом дает ему право на интрижку с Марией Болейн, раз никакая измена не может нарушить брак. И я должна это доказать. Генрих и Екатерина сделали так, чтобы мы с Арчибальдом пришли к соглашению. Генрих платит охранникам Якова, дает денег на подкуп лордов, поддерживает Арчибальда, на том условии, что Арчибальд будет представлять интересы Англии и останется верным мне, английской принцессе, супругом.

Я получаю письма от Генриха, Екатерины и Марии, и все они говорят о том, что мое будущее, будущее моего королевства и сына находится в руках моего мужа. Он будет верен мне, я должна к нему вернуться. Мы будем счастливы.

Тайно, изменив почерк, окольными путями я отправляю письмо в порт, а оттуда через французского купца во Францию. Я пишу отсутствующему герцогу Олбани, с заверением о том, что готова решительно на все, чтобы как можно скорее получить разрешение на развод. Я говорю, что знаю, что у него есть определенное влияние в Ватикане, и умоляю использовать его для меня. За эту услугу я готова отдать ему совет лордов и Шотландию под французское влияние, только бы он освободил меня от Арчибальда и от этой страшной полуреальной жизни, которая душит меня даже сейчас, пока я взываю о помощи.

Дворец Скон, Перт, весна 1525

Дворец Скон расположен недалеко от строений аббатства, прямо возле церкви Скона. Это место знаменито тем, что здесь короновали шотландских королей. Я успела полюбить само аббатство, выстроенное из серого камня, дворец и маленькую церковь, стоящую высоко на холме над Пертом, еще с первого своего визита сюда со своим первым мужем, королем Яковом.

Здесь удивительно красиво: высокие горы, нижние части склонов которых темнели от настолько густо поросшего леса, что в нем никто не жил, и по незаметным тропам ходили лишь олени да дикие кабаны. В это время года вершины были еще покрыты снегом, хотя вдоль русла реки нарциссы уже показывали свои нарядные головки. Для прогулок вдоль реки, бурлящей с остатками льда, или в обнесенных стенами садах вокруг монастыря, где уже начинали проклевываться в темной земле растения, еще слишком холодно.

Арчибальд не составляет нам компанию в этой поездке на север, предпочитая остаться в Эдинбурге, в совете с лордами, и мы с Яковом неожиданно получаем свободу. Только сейчас, оторвавшись от него, я понимаю, как он подавляет меня, что я рядом с ним постоянно молчу и постоянно слежу за ним. Мы с сыном словно ходим вокруг него не дыша, как будто он – спящая змея, в любое мгновение способная нанести удар. Только Маргарита скучает по нему: он так нежен и добр с ней, что она его не боится.

Каждый день мы ездим на прогулки или охотимся, и мой шталмейстер ведет нас сквозь леса на высокие равнины, где царят сильные холодные ветра. Мой сын любит эти горные земли, которые составляют большую часть его королевства. Он ездит по ним целыми днями в компании всего нескольких человек. На завтрак они приезжают в крохотный монастырь, а на ужин стучат в двери разбросанных по равнинам редких ферм. Люди счастливы видеть короля рядом с собой, а Яков упивается свободой после стольких лет заточения в собственных замках. Он так похож на отца! Он любит удивлять людей, путешествуя среди них, как самый простой человек, и разговаривая с ними как с равными. Я рассказываю ему, что его отец любил делать то же самое, называясь именем Гудман из Балангейка, деревушки недалеко от Стерлинга, и представлялся людям самым обыкновенным человеком, чтобы танцевать с девушками и давать милостыню нищим. Яков со смехом отвечает, что он тоже станет так делать, только назовется уже Гудмансоном.

К нам присоединяется Генри Стюарт и путешествует рядом с Яковом, являя собой идеального компаньона, который рассказывает о благородстве, чести и старых добрых легендах Шотландии. При свете дня он – друг и компаньон Якова, а по ночам он тихонько пробирается в мои комнаты и заключает меня в объятия.

– Вы любовь моя, моя любовь, – шепчет он мне в ухо.

– Тише, – отвечаю я, и мы любим друг друга, а перед рассветом он уходит, чтобы ко времени собираться на утреннюю службу, у меня оставались лишь смутные сомнения о том, не приснилось ли мне, что ко мне приходил молодой любовник.

Мы так счастливы здесь, на севере, так далеки от проблем Эдинбурга, что я не могу сдержать удивления, когда перед ужином мне объявляют о присутствии архидьякона Томаса Магнуса, только что вернувшегося из поездки в Лондон. Здесь мы ужинаем рано и отправляемся спать к тому времени, когда свечи затухают в канделябрах. Небеса здесь так густы и темны, что напоминают бархат, усеянный серебряной россыпью звезд. Здесь не видно огней Перта и факелов крохотного селения Скон. По ночам, до прихода рассвета и появления первых звезд, здесь нет ничего, кроме таинственного свечения вдоль той линии, на которой неосвещенная земля соприкасается с темным небом, да глухого уханья сов.

– Не ожидала снова увидеть вас так скоро в Шотландии, – приветствую я его. – Добро пожаловать.

Ему не совсем рады здесь. Я знаю, что он был в Лондоне и привез с собой письма, и не сомневаюсь в том, что по дороге сюда он останавливался в Эдинбурге, чтобы поделиться всеми новостями с Арчибальдом и получить его указания.

– В добром ли здравии мой брат, король? Как поживает ее величество?

Он кланяется и тихо сообщает мне, что привез для меня письма и весьма грустные известия из Лондона.

– С моим братом все в порядке? – с беспокойством спрашиваю я.

– Хвала небесам, – благочестиво отвечает он. – И с ним, и с ее величеством все благополучно. Но была страшная битва, и я должен с грустью вам сказать, что ваш бывший союзник, королевство Франция, потерпело сокрушительное поражение. Сам король был захвачен в плен.

– Что?

Я явно вижу торжествующий блеск в его глазах и его радость от увиденного в моих глазах смятения. Он прекрасно понимает, что это событие оставляет меня без союзников, один на один против воли моего брата и его помощника.

– Король Франции схвачен и содержится под стражей императора, – холодно продолжает он. – Ваш друг, герцог Олбани, возглавлявший войска своего короля, потерпел сокрушительное поражение. Враг вашего брата, Ричард де ла Поль, претендент на его трон, был убит.

– Он был и моим врагом, – твердо говорю я. – Нашим родственником и врагом. Хвала небесам, он нас больше не побеспокоит.

– Аминь, – соглашается архидьякон с таким видом, что, кроме него, никто не смеет поминать имя Господне. – Поэтому вы понимаете, а принцесса вашего ума не может этого не понимать, что вы остались без могущественных друзей и союзников. Теперь у вас есть только Англия, потому что Франция уничтожена и будет оставаться в таком состоянии не одно поколение. Их король захвачен, его правление прервано. Хоть он и был вашим союзником, сейчас он – пленник империи Габсбургов, а королевство вашего брата спасено от его нападения. А ваш друг герцог Олбани унижен и разбит наголову.

– Я рада любому событию, что идет на пользу безопасности Англии. – Я отвечаю наугад, почти не понимая, что говорю. Если Франция захвачена, а герцог лишился влияния, то он не может ходатайствовать обо мне в Ватикане и ничем не поможет мне в Шотландии. Архидьякон прав: я потеряла друзей и союзников. Теперь я оказалась в зависимости от Генриха и никогда не освобожусь от Арчибальда.