Филиппа Грегори - Три сестры, три королевы

Это удивительно. Они не стали бы так приветствовать Генри Стюарта, а кто еще мог приехать после наступления комендантского часа, я не представляю. Я тороплюсь пройти через двор, чтобы посмотреть, что за ночные гости к нам пожаловали, перед которыми наши ворота распахнулись настежь под приветственные крики охраны, и наталкиваюсь на огромного боевого коня и сияющую над ним улыбку моего сына.

– Яков, – только успеваю пролепетать я, и он натягивает поводья, спешивается и передает поводья конюху.

Он одет как простой бедняк, в коричневый шерстяной плащ и тартан коричневого и серого цветов на плече. Он опоясан широким кожаным ремнем с дешевыми ножнами, спускающимися на бедро, и огромным ножом в них. Однако на нем его дорогие сапоги для верховой езды, и он безошибочно сияет триумфом в улыбке.

– Я сбежал! – восклицает он, хватает меня в объятия и звонко целует в обе щеки. Затем он берет меня за талию и танцует со мной по двору. Его конь фыркает и подает в сторону от нас, когда мы все начинаем радостно кричать. – Я сбежал! Наконец-то. Я это сделал! Я сбежал.

– Но как? Как тебе это удалось?

– Он отправился к границам, чтобы наказать своих же мерзавцев, а я сказал всем, что собираюсь встать на рассвете, чтобы отправиться на охоту. Поэтому я рано пошел спать, как и все остальные. Джоки Харт и эти двое приготовили моего коня и кое-что из одежды и поклялись, что поедут со мной. Мы вывели коней из конюшни и были далеко на северной дороге еще до рассвета, пока они не поняли, что мы куда-то уехали.

– Он придет за тобой, – говорю я, бросив взгляд на юг, словно уже видела армию Арчибальда, марширующую к нам из Эдинбурга.

– Это точно. И он догадается, что я поехал к тебе. Давай войдем внутрь, закроем ворота и поставим стражу.

Он обнимает меня за плечо, и я велю зажечь свечи, пока мы проходим в зал. Постепенно дом просыпается вокруг нас, потому что половина людей спала на помостах в зале. Они все вскакивают и радостно кричат, что король здесь, сам король, он с нами, и его никто уже не захватит.

– Мы должны поднять королевский флаг, – распоряжаюсь я. – Тогда те, кто пойдет против нас, станут изменниками. А ты должен выпустить приказ, запрещающий кому-либо из клана Дугласа приближаться к тебе.

– Пишите, – говорит Яков. – А я подпишу и заверю печатью своего перстня.

– Ты привез его с собой?

– Он всегда со мной. У Арчибальда большая печать, но это – мое.

– И разошли призыв всем лордам, верным короне, чтобы они прибыли сюда, чтобы присоединиться к его величеству, – диктую я своему секретарю, который лихорадочно записывает под диктовку, держа свой письменный стол на весу, на ремне, перекинутом через шею, и пересыпая уже написанное песком, чтобы чернила скорее высохли. Я с восторгом смеюсь.

– Это похоже на подготовку к представлению, только на этот раз у нас уже есть все костюмы и мы точно знаем свои роли.

– И напишите в Эдинбургский замок приказ, чтобы выпустили Генри Стюарта, – говорит Яков.

Я поднимаю на него глаза.

– Или ты этого не хочешь?

– Хочу, конечно, но я думала, что ты возражаешь против моего брака.

– Я возражал против скандала, а не против брака, – говорит он с педантичностью, присущей молодым. – Это Арчибальд потребовал его ареста моим именем. Он хотел угодить твоему брату, а я не возражал, чтобы он подумал, что мы с тобой враждуем. Разумеется, я бы не выбрал для тебя Генри Стюарта, но его выбрала ты, а значит, его можно выпустить. И я сделаю его лордом. Откуда он, ты говоришь?

– Из Метвена. Он может быть лордом Метвен.

– Запишите, – со смехом говорит Яков. – Это будут мои первые королевские указы.

Мы с триумфом въезжаем в Эдинбург, но это еще больший триумф, чем прежде. Лорды встречают нас у здания тюрьмы, люди бросают в нас цветы, льют ароматную воду из верхних окон и высыпают на центральные улочки, чтобы посмотреть на нас с Яковом, улыбающихся и принимающих приветствия.

Яков, их король, наконец-то начал править, а Арчибальд исчез из виду.

Мы держим крепость в состоянии боевой готовности, с постоянно пополненным запасом вооружения и продовольствия, готовой к осаде. Я все время опасаюсь того, что Арчибальд вместе со своим кланом возобновит атаки. Яков поставил охрану у себя у дверей в спальню, и в самой спальне на походной кровати постоянно спит вооруженный телохранитель.

Мой брат Генрих пишет, что я буду навечно проклята за нарушение своих брачных клятв и за жизнь в грехе. Я даже не отвечаю ему на это. Ужасно уже одно то, что брат может писать такие осуждающие слова своей сестре, тем более брат, который каждый день изменяет жене в погоне за другой женщиной и не прелюбодействует исключительно потому, что его избранница затеяла с ним долгую игру. Он просто не имеет права так говорить со мной. Я больше никогда не буду думать, что у мужчин иные законы морали.

Город гудит от слухов о том, что клан Дугласов подтягивает свои силы с другой стороны холма, готовясь взять город в осаду. Горожане и торговцы поддерживают своего молодого короля, но боятся силы, которую представляют собой Дугласы. Всего лишь шесть лет назад Дугласы залили кровью мостовые Эдинбурга, и менее четырех лет назад я открыла по ним огонь из дворца Холирудхаус. Люди не хотят попасть в западню собственного города, зажатыми между двумя воюющими сторонами. В мире нет ничего страшнее гражданских войн.

Лорды соглашаются с тем, что весь клан Дугласов виновен в измене. Совет выпускает закон и раздает его герольдам, которые едут на все рыночные площади и там зачитывают имена изменников. Моему бывшему мужу, Арчибальду, грозит смертная казнь. Наша вражда привела к такому результату. Я не просто развелась с ним и вышла замуж за другого мужчину, я еще и составила ему приговор. Это должно стать концом всему, что нас связывало.

– Нам стоит уехать в Стерлинг, – рекомендует Генри. Мы находимся в личных покоях Якова, я сижу на троне, а Яков меряет комнату шагами, время от времени выглядывая в окна. С нами сидит еще несколько старших лордов. Некоторые из них выбрали Якова в пику его приемному отцу, почти все заявляют, что были верны ему все это время, но поддались соблазнам английского золота и боялись Арчибальда.

– Назад в Стерлинг? – спрашивает Яков. – Я не хочу вести себя так, словно чего-то боюсь. И не стану никуда сбегать.

– Тогда поедем в Стерлинг, чтобы перегруппировать свои силы, – предлагаю я. – Арчибальд не может взять Стерлинг, а если он обложит его осадой, при том, что над крепостью будет развеваться королевский стяг, то сам сделает себя изменником, и тогда никто не станет его поддерживать. Давайте отправимся туда и будем там до тех пор, пока не поймем, собирается ли он сдаваться и передавать тебе замки.

Яков поворачивается к другим лордам.

– Вы тоже так думаете? – спрашивает их он с осторожной вежливостью.

– Да, – говорит один из них. – И нам надо знать, что собирается делать с нами Генрих Английский, теперь, когда мы посадили на трон его племянника, а его сестра вышла замуж за другого лорда.

– Король Англии всегда был благосклонен к графу Ангусу, – говорит кто-то.

– Но сейчас-то он изменит свое мнение!

– И что, он предпочтет его собственной сестре? – спрашивает кто-то.

Я отворачиваюсь, чтобы никто не видел выражения моего лица. Он может.

Парламент собирается, и поскольку Арчибальд не появляется на его заседании, не присягает Якову и не сдает замки и земли, как ему было велено, ему выносится окончательное обвинение в измене с назначенным наказанием: смертной казнью.

Но даже сейчас, оспаривая волю шотландских лордов, нарушая права короля, игнорируя волю сестры, мой брат продолжает оказывать поддержку Арчибальду. Его даже не смущает то, что он применил оружие против меня и Якова одновременно! Всего спустя пару недель после бегства Якова нам приходит письмо, записанное секретарем и адресованное Якову как королю, с рекомендациями вернуть Арчибальду его власть и его собственность, как лучшему и наимудрейшему правителю Шотландии.

– О тебе он не говорит ни слова, – замечает Яков.

– Нет, – соглашаюсь я. – Возможно, он просто не пишет личных писем. В Англии сейчас мор.

Потница, ужасная болезнь, которую некоторые люди стали называть проклятием Тюдоров, снова вернулась в Лондон, и Генрих ужасно боится ее со времен нашей бабушки, которая взяла с них с Артуром клятвенное обещание, что они и близко не подойдут к больному человеку. Сыновья Тюдор были истинным сокровищем, и ими нельзя было рисковать. Пока их подданные умирали целыми семьями в мастерских, за прилавками, в церквях во время молитв, на улицах по пути домой, Генри торопливо отправлялся в поездку по всей стране, переезжая от одного своего дворца к другому, останавливаясь только в тех, где ему клялись, что за их стенами нет больных.

Сама Анна Болейн заболела и уехала в Хивер. Если Бог Екатерины милостив к королеве, которая молится ему денно и нощно, то Анна умрет.

Яков игнорирует приказ Генриха о восстановлении власти Арчибальда и, напротив, объявляет, что проследит за тем, чтобы его отчим ответил за свои деяния по всем законам.

Вместе с небольшой армией он отправляется к замку Танталлон и окружает его в осаду. Я думаю о маленьком замке, смотрящем на море, и о скале под белой шапкой снега возле нее. Я очень беспокоюсь за свою дочь, Маргариту, и Яков предлагает награду тому, кто вернет ее мне. Арчибальд держится несколько недель, затем предпринимает молниеносную вылазку и отбивает нашу пушку. Он проезжает по землям, которые были разорены по его приказу, и рассылает отряды, чтобы поджечь осенний папоротник на холмах к югу от Эдинбурга, чтобы мы чувствовали запах гари в качестве действенной угрозы поджога.

Месяцами он добивается амнистии и возвращения власти, делая жизнь людей вокруг его замка невыносимой постоянными нападениями и поджогами. В конце концов он отправляется в Англию, оставляя нашу дочь в замке Норем и, как бы это ни было забавно, обосновывается в Лондоне в качестве миротворца, воплощения совести и разума в водовороте страстей и греха, имя которому Маргарита.

Прелюбодей, мошенник и предатель получает теплый прием у людей, которые должны были быть мне друзьями и сестрами. Он отказывается отвечать на все мои требования относительно нашей дочери, и я не знаю, как мне вернуть ее домой. Неужели она должна расти без матери? Неужели он думает, что может просто забрать ее у меня, словно я мертва? Мне никак не удается понять, как может существовать такая несправедливость: Арчибальд неоднократно предавал меня и мое дело, похищал обоих моих детей, шел войной на собственный народ ради своих амбиций, и все равно его считают незаслуженно оскорбленным мужем и героем в изгнании.

Сразу после его появления в Лондоне я получаю письмо от Марии, но у меня не возникает сомнений в том, чем заняты ее мысли.

Приехал кардинал Кампеджио, папский легат, и встретился с кардиналом Уолси и королем, нашим братом. Генриха убедили в необходимости усомниться в законности его брака (не трудно догадаться, кто именно его в этом убедил), и он, без сомнения, весьма обеспокоен.

Мадмуазель Болейн, к сожалению, оправилась после болезни и теперь скрывается в Хивере, чтобы никто не мог предположить, что королем движет не стремление к праведной жизни, а страсть. Вообще-то я надеюсь на то, что кардинал Кампеджио положит конец этой невыносимой неопределенности. Екатерина показала ему старое письмо от папы Юлиуса, где было сказано, что они с Генрихом могли венчаться независимо от того, был ли ее брак с Артуром консумирован или нет. Для этого расследования нет никаких оснований. Екатерина ясно дала ему понять, что ни на какие судебные заседания не пойдет.

«О, Мэгги! Тогда кардинал спросил ее, не согласится ли она уйти в монастырь и оставить Генриха. Она была так тиха и так величественна. Она сказала, что Господь призвал ее к вступлению в брак и что она была хорошей женой. Она сказала прямо в лицо этому кардиналу, что принимала «подруг» Генриха (она так назвала этих потаскух, и это ужасно, что она вынуждена жить с ними под одной крышей) как своих собственных, и это чистая правда. Она сказала, что никогда не подводила его, за исключением того, что Господь счел должным забирать к себе ее детей, что она не уйдет в монастырь и кардинал никогда не уговорит ее это сделать.

Я думаю, что мадмуазель Болейн согласится стать любовницей Генриха, потому что выше ей не прыгнуть. Для таких, как она, другого варианта нет.

Екатерина держится твердо, и все восхищаются ею. Это дорого обходится ей, она нездорова, не счастлива и уже не красива, но она все равно не сдается. Она говорит, что браки заключаются на всю жизнь, и эту истину никто не в силах оспорить.