Эдна Фербер - Три Шарлотты

Гостьи смущенно улыбались и посмеивались. Силия покраснела, как пион. В нестройном хоре отрывистых звуков послышалось грудное контральто Лотти:

– Знаешь, Бек, уж то хорошо, что ей не придется выслушивать от замужних подруг: «Что это случилось с мужчинами в наши дни? Как могут они не замечать такой чудесной девушки, как вы?»

Реплика Лотти вызвала хохот. Атмосфера несколько разрядилась. Но Бекки Шефер нахмурилась.

– Я жду ответа. Все мы здесь друзья. Все мы барахтаемся в одном корыте, кроме Силии, которая из него выкарабкалась и взобралась на покойный плот. Я желаю знать, стоила ли игра свеч. Все мы здесь, кроме Силии, банкроты. Каждая незамужняя женщина – банкрот. Нужно иметь смелость сознаться в этом.

Поднялся вихрь возмущенных протестов:

– А Джейн Адамс… королева Елизавета… Жанна Д'Арк!..

– Королева Елизавета славилась своим распутством, Джейн Адамс – святая. Что же касается Жанны Д'Арк, то…

Лотти подняла глаза от вязанья:

– У Жанны Д'Арк хватило смелости прожить жизнь по-своему, чего нам как раз недостает. Это она называла «прислушиваться к голосам», но мне кажется, что на самом деле ей хотелось просто уйти из дому куда глаза глядят. Если бы она поколебалась и сказала: «Мамаша, я не уйду, потому что должна пасти ваших гусей», то, пожалуй, мать ее была бы счастливее и Жанна жила бы немножко дольше, но история Франции пошла бы по другому пути.

Бекки Шефер откровенно бросила свое вязанье, обхватила колено унизанными кольцами руками и терпеливо подождала, пока уляжется веселье.

– Вы все, как огня, боитесь правды – вот в чем дело. А я хочу вывести вас на чистую воду…

– Господи, Бек, откуда у тебя такие выражения!..

– Да, хочу вывести вас на чистую воду. Все мы – страшные лгуньи. Все мы знаем, что Сили пришлось десять лет дожидаться своего Орвиля, потому что ему нужно было содержать двух сестер-эгоисток и больную мать. И даже когда мать умерла, эти две старые кошки не желали жить в двух комнатах, как им следовало бы, чтобы дать Силии и Орвилю возможность пожениться и быть счастливыми. Нет! Они требовали все для себя сохранить по-прежнему, все удобства, которые им столько лет доставлял Орвиль, и вот Силии…

– Бекки Шефер, а не по… – Лицо молодой стало багровым. Она кусала губы.

– Знаю, знаю, ты хочешь сказать, что я гость в твоем доме и поэтому ты не можешь… и так далее. Но я не стыжусь выговорить вслух то, что все вы прекрасно знаете: что я была бы теперь женой Сэма Бэтлера, если бы не его мать, которой следовало умереть лет пятнадцать тому назад.

– Бекки, ты с ума сошла! Замолчи! Если ты стараешься острить…

– Ничего подобного. Я стараюсь быть серьезной, а вы все перепугались. Старухе Бэтлер теперь шестьдесят восемь, а Сэму пошел пятый десяток. Он великолепный делец, умница, гораздо умнее меня – я отлично отдаю себе в этом отчет. И все же, когда он с ней – то есть почти все свое свободное время, – он как ребенок. Она делает из него раба. Она ненавидит каждую девушку, на которую он посмотрит. Ревнует его, как фурия. Нашептывает ему всякие гадости обо мне, всякую ложь. Ему приходится уходить из дома, чтобы позвонить мне по телефону. Однажды я позвонила туда сама – так ему пришлось потом звать доктора к старой карге! Она говорит ему, что ее смерть падет на его голову, и без конца сыплет разными библейскими фразами. Представьте себе! Это в наши-то дни! А Сэм оплачивает все расходы по хозяйству и одевает свою мать, как герцогиню. Теперь взгляните на меня и мою мать. Мы всегда проводим вместе лето на курортах. Неразлучная пара. Н-да! «Ах, не говорите, что вы – мать такой взрослой девушки! Ведь вы обе – как две сестры!» Это я-то – взрослая девушка! Я, которая могла бы иметь уже пятерых детей… то есть я не особенно жажду их… Но когда я вижу где-нибудь на веранде отеля одну из таких молодых матерей со старой дочкой, я всегда хочу подойти к увядающей девице и сказать ей: «Послушай, милая, удери с мороженщиком, или поступи в цирк, или сделайся танцовщицей, – словом, кем хочешь, только возьми от жизни что-нибудь, пока еще не поздно».

Вязанье окончательно прекратилось. Молодая нервно закусила губу. Но несмотря на это, на лице ее застыло жалкое подобие улыбки – улыбки растерянной хозяйки. Званый вечер принял неудачное направление.

Эми Степлер первая снова взялась за прерванное вязанье. Лицо ее просветлело.

– А что ты скажешь о тех из нас, кто занят созидательной работой? (Эми была из «общественных деятельниц».) Полагаю, что нас-то нельзя назвать банкротами! – Она победоносно поправила свои белые манжеты. – У меня есть моя работа!

– Отлично! И целуйся с ней! Но она не удержала тебя от желания выйти замуж за какого-то бравого социалиста и не помешала твоим родным вмешаться в это дело и до такой степени отравить тебе жизнь, что у тебя не хватило духа…

Лицо Эми Степлер так побледнело, она вдруг стала такой старой, что даже сумасшедший язычок Бекки на минуту запнулся и прервал свое жестокое дело, – но только на минуту.

Лотти Пейсон свернула свою работу в аккуратный сверток и проткнула его спицей. Она наклонилась вперед, собрав темные брови в складку, выражавшую боль и сдержанное порицание.

– Бекки, милая, ты причиняешь всем массу ненужных огорчений. Ты, наверное, сегодня просто нервно настроена или…

– Ничуть. Меня бесит, когда сваливают на нервы мое желание высказать несколько интересных истин.

– Ну, знаешь, истина не всегда полезна только потому, что причиняет боль.

– Маленькая порция истины, право, не причинит тебе вреда, Лотти Пейсон. Но я согласна, что большой пользы не будет от простой констатации очевидного факта, что ты – нечто вроде бесплатной сиделки у двух старух, которые буквально едят тебя заживо! В то время как твой друг Эмма Бартон признает, что у тебя прекрасное умение общаться с ее подсудимыми девушкам и что ты могла бы стать для нее незаменимой помощницей. А мать, наверное, колет тебе глаза твоим девичеством теперь, когда дочке перевалило за тридцать? Что же касается Эффи Кэс…

– О Бекки, золото мое дорогое, пощади меня! Я все время пряталась за своими спицами в надежде, что ты меня не заметишь. Я прекрасно понимаю, что с тобой. Ты просто наслушалась лекций старого Бердели по психоанализу. Как тебе не стыдно! Такая славная девчонка и вдруг!

– Я тоже понимаю, что с тобой, Эффи! Ты вечно шатаешься по массажисткам да по институтам красоты и полдня спишь в затхлых…

С быстротой молнии Эффи свернула шаром свое вязанье и запустила им прямо в голову Бекки. Снаряд попал Бекки в лицо, отскочил, мягко упал к ее ногам и развернулся. Эффи истерично рассмеялась. Бекки презрительно отшвырнула шерстяной ком ногой в замшевой туфле.

– Ну, ладно, я бы не стала все это выкладывать, если бы Сили захотела сказать правду. Итак, я говорю, что все мы – банкроты, потому что дали кому-то себя ограбить и наворотить кучу проблем, одолеть которые у нас не хватило сил. Вот мы и занялись все избирательными правами для женщин да «созидательной работой» и думаем, что мы страшно современные женщины. А на самом деле мы – отжившее поколение, мы – мягкотелые альтруистки, вот мы кто! Посмотрите на теперешних восемнадцатилетних девиц. Они знают, как взяться за дело. Их не запугаешь!

Лотти расхохоталась. В глазах ее забегали веселые огоньки.

– Вы бы послушали, как моя племянница Чарли разговаривает со мной! Можно подумать, что мне – восемнадцать, а ей – тридцать два.

Бекки Шефер ожесточенно закивала головой:

– Знаю я этих девиц сорта твоей Чарли. Сыта ими по горло. Они все меня жалеют и… презирают. Представь себе только, что Чарли опоздает с замужеством лет на десять, как Силия, и упустит возможность узнать все очарование брака…

– Нет, нет! – в отчаянии прокричала замученная Силия. – Ничего я не прозевала! Орвиль – лучший из…

– Само собой разумеется. Но мужчину, которого ты ждала десять лет, не может окружать дымка очарования. Почему ты не хочешь быть правдивой!

И вдруг маленькая полная Силия встала. Лицо ее подергивалось, в глазах блестели слезы.

– Хорошо, я скажу вам правду.

– Нет, Сили, не надо!

– Сядь, Силия, Бекки сегодня не в своей тарелке.

– Не обращай на нее внимания. Бекки просто старая брюзга…

Бекки посмотрела на свою жертву прищуренными глазами.

– Вы все перепуганы.

– Я – нет. Мне нечего бояться. Орвиль – самый добрый человек на свете. Так я думала до свадьбы, а теперь я это знаю.

– О, добрый! – насмешливо протянула Бекки. – Пусть так, но какое это имеет отношение к счастью? К счастью!

– Если под счастьем ты понимаешь восторги, бред, то – нет. Орвилю пятьдесят. Я… мне почти тридцать семь. От Орвиля я скрыла только один год – не выдавайте меня. Но он от меня без ума. Он ходит за мной по пятам, как… как ребенок. И, пожалуй, для меня он теперь что-то вроде большого чудесного ребенка. Мне приходится баловать его, и ублажать его, и ласкать его, и любить и… и нянчить его. Я думаю, десять лет тому назад мы бы… он бы…

Она вдруг запнулась, рыдания душили ее.

– Ты – свинья, Бекки! – Руки Лотти Пейсон обвились вокруг Силии. – У нее в доме и на ее первом вечере. Право, ты слишком…

Цветная служанка стояла в дверях – настоящая негритянская Геба, с черным эбонитовым лицом, комично выделявшемся на белоснежном фоне кружевного чепца и передника, в которые ее облачила Силия ради торжественного дня. Геба делала Силии таинственные знаки.

– Пожалуйста, леди, иначе все… – Она улыбнулась, словно мазнув белой краской по углю. Соблазнительный запах свежего кофе наполнил маленькую квартирку. Весело щебеча, смеясь, восхищаясь, все двинулись в столовую.

– О, как красиво, Сили!.. Настоящий пир, право!.. Торты, и чего тут только нет!.. Какое замечательное серебро! Что за узор – такой простой и вместе с тем такой изысканный. Куриный салат! О! Ах!

Да, действительно куриный салат. Горячие пушистые гренки с золотистыми грудками масла внутри. Оливки, крупные, черные, сочные. Кофе с массой желтых сливок. Пломбир со взбитыми сливками.

– По-видимому, Бекки нужно отшлепать и поставить ее в угол. Она не заслуживает этих вкусных вещей.

В половине шестого, когда все дамы в пальто и шляпах, шумно прощаясь, толпились в тесной передней, в замке щелкнул ключ. Орвиль!

– Ого-го! Я попал в гарем!

Дамы заулыбались немножко натянуто.

– Мы вам ничего на обед не оставили. Все было так вкусно.

– Надеюсь, вы не из-за меня убегаете?

Круглое лицо Орвиля сияло приветливой улыбкой.

От него веяло свежим воздухом, крепкими сигарами и еще каким-то особым мужским ароматом, смесью запахов деловой конторы, парикмахерской и осеннего пальто. «Кружок» почуял этот аромат. Силия подбежала к мужу и обвила рукой его полную талию. Орвиль, плотный мужчина, с круглым, добрым, заурядным лицом, похлопал ее по обтянутому шелком плечу. Победоносно, с вызовом в глазах, смотрела Силия на своих гостей.

– О чем же вы, барышни, говорили? – Орвиль засмеялся снисходительным смешком. – О чем, а? Наверное, уже решили исход войны?

Бекки Шефер слегка вскинула голову:

– Если хотите знать, мы говорили о вас.

Он в ужасе отшатнулся.

– О, Боже мой! Сили, надеюсь, ты была на моей стороне?

Силия, покраснев, немножко отодвинулась от него. Наступило неловкое молчание. Тогда Лотти Пейсон шагнула вперед и положила руку на широкое плечо Орвиля.

– Ей не пришлось становиться на вашу сторону, Орвиль. Мы все были за вас.

– Кроме меня! – взвизгнула Бекки.

– О, вы! Вы просто ревнуете, – тяжеловесно сострил Орвиль и с грустным видом потер свой подбородок. – Потерпите уж, Бек, я побреюсь и смогу осчастливить вас поцелуем.

– Орвиль! – Но Силия, вновь почувствовав почву под ногами, выглядела счастливой женщиной, женщиной, которую любят.

Бекки Шефер отвезла прочих гостей в своем электрическом автомобиле. Но Лотти вдруг почувствовала отвращение к сияющей лаком коробке и предпочла пойти пешком, хотя и понимала, что из-за этого опоздает домой.

– Нервы? – спросила Бекки Шефер, втискивая свою тучную персону на место у руля.

– Хочется подышать, – ответила не совсем правдиво Лотти и вздохнула полной грудью. Автомобиль тронулся. В его зеркальных окнах отражались плечи, обтянутые безукоризненными костюмами, меха, белые перчатки, яркие шляпы. Лотти, в виде прощального приветствия, высоко подняла руку, ладонью наружу. Блестящая карета бесшумно промчалась мимо, прошуршала на повороте и исчезла.

Лотти запаздывала, непозволительно запаздывала. Правда, охваченная запоздалыми угрызениями совести, она принесла в жертву переполненному трамваю на Сорок седьмой улице заход солнца и туман, висящий над озером. Тем не менее в глазах матери ей не было прощения. Опоздать домой к обеду, в пятницу! Каждую пятницу Кемпы всей семьей обедали у Пейсонов под старым родительским кровом на Прери-авеню. Каждую пятницу, независимо от того, чем предпочли бы заняться Кемпы в этот день, им приходилось отправляться туда. Каждую пятницу Белла говорила мужу: