Так, Фред прочел отчет о первой экономии средств, полученной благодаря “общей реформе”. Речь шла о судебной системе. В докладе указывалось: “Ежегодно осуществляется примерно 150 000 передвижений заключенных с целью доставки их на судебные слушания или для следственных действий”. Фреда напрягла формулировка “передвижения заключенных”, особенно неудачная применительно к людям, лишенным свободы передвижения. “Для этого необходимо задействовать 1200 жандармов и полицейских. Чтобы уменьшить число таких перемещений, требующих затрат человеческих ресурсов и иногда представляющих опасность для работников полиции, следует повсеместно распространить практику видеоконференций. Необходимым для этого оборудованием уже оснащены все суды высшей инстанции и 85 % тюрем. В 2009 году число транспортировок было сокращено на 6,4 %; снижение должно продолжиться и в 2010 году. Это позволит высвободить 120 служащих, что равняется эскадрону моторизированной жандармерии”. 120 служащих… Настоящие крохи, стоило ли из-за этого оборудовать аппаратурой все тюрьмы?! Но экономия выглядела еще более жалкой, если оценивать эти меры с точки зрения человеческого фактора: ведь участие в слушаниях из тюрьмы по видеосвязи – совсем не то же самое, что эта процедура, проводимая “вживую”. Как для судьи, так и для заключенного. И все лишь ради того, чтобы высвободить эскадрон моторизованной жандармерии… Это вписывалось в парадигму навязчивого стремления экономить любой ценой, с одной стороны, и сугубо механистического подхода ко всем проблемам – с другой. На бумаге все выглядело прекрасно, и тот, кто это изобрел, мог с полным правом гордиться своей блистательной идеей. Он наверняка не заметил, что в длительной перспективе она обернется провалом, поскольку рассуждал только с позиции цифр. То есть эффективность сводилась к работе с числами, в стороне оставались все прочие факторы, которые принято учитывать, оценивая правильность планируемых действий. Фред был уверен, что предложение исходит от аналитика из конторы типа той, где служила Шарлотта, от человека, привыкшего делать расчеты для компаний. Но разве можно строить правосудие по схеме предприятия?

Особая ирония, по мнению Фреда, заключалась в том, что меры ОРПГФ применили в том числе и к полиции. Это относилось и к отказу от замены одного из двух выходящих на пенсию сотрудников, и к введению режима экономии. Вот только сторонники правительства весьма сдержанно оценили сокращение средств, инициированное партией, которая постоянно заявляла о важности обеспечения общественной безопасности. Поэтому они потребовали, чтобы ОРПГФ не затрагивала штат полиции. И тем самым загнали правительство в угол, поскольку там были уверены, что стоит выполнить это требование – и крик тут же подымут больницы и образовательный сектор. Поэтому политикам приходилось лавировать, чтобы не раздражать электорат.

Вооруженный этими сведениями, Фред решил перечитать досье “Да Винчи” и вдруг заметил кое-что важное, пропущенное при первом чтении.


На следующий вечер собрание Стерв началось под знаком некоторого упадка. Бросалось в глаза, что у Эмы на работе был тяжелый день и она намерена залить его алкоголем. Габриэль опоздала, вскарабкалась на табурет, бормоча, что у нее жуткая мигрень, и закончила фразу невнятным шепотом, так что можно было различить лишь два слога “вод-ка”. Безуспеш-но пытаясь сдержать зевок, Эма спросила Фреда, нашел ли он что-то касающееся ОРП-тыр-пыр. Фред учел общую усталость, поразившую войска, и изложил суть дела максимально кратко, несмотря на то, что был возбужден своими находками. Они слушали его в молчании. Алиса дождалась, пока он закончит, и только после этого отправилась обслуживать клиентов в зале. Он повернулся к Габриэль, которая под его перепуганным взглядом закинула в рот горсть таблеток, запив их щедрым глотком водки с сахарным сиропом. Эма уставилась на дно своего стакана, крутя его двумя пальцами на стойке. Прошло несколько секунд, и Фред засомневался, слушали ли его. А может, он вообще ничего не говорил, из его рта не вырвался ни один звук? Однако ему не хватило смелости спросить девушек. Он прожевал несколько зернышек попкорна, который Алиса выставила на стойку. Попкорн – это хорошо, потому что арахис уже надоел. Но в конце концов беспокойство перевесило, и он не выдержал:

– Не знаю, понятно ли я изложил, но то, что у нас есть, досье “Да Винчи”, – музейный раздел ОРПГФ… Это же важно.

– Да, – согласилась Эма. – Но я ищу связь с Шарлоттой.

– Компания Шарлотты, McKenture, – частная контора, нанятая государством для аудита государственного бюджета и выявления возможностей экономии. Они проверяли решительно все. Я полагаю, что Шарлотте и ее команде было поручено работать с министерством культуры. Так вот, способов обеспечить экономию госбюджета не миллион. В реальности их всего четыре. – Он поднял большой палец, начиная считать. – Первый: просто закрыть службу. Второй: сократить ее штат. Третий: передать управление получастной структуре, которая и будет ее финансировать. Четвертый: передать службу в ведение органа местного самоуправления. То, что они называют децентрализацией. Итак, чтобы экономить, ОРПГФ планирует спихнуть всякие слишком дорогие штуковины органам местного самоуправления, и пусть крутятся, как хотят. Но тут должна бы возникнуть проблема конституционности, потому что Франция – это Республика, единая и неделимая.

Он замолчал, его сбил выразительный вздох Габриэль на слове “Республика”. Эма хмуро покосилась на нее.

– Можешь проигнорировать декадентствующую аристократку и продолжать.

– Э-э-э… Если каждый регион, например, будет выбирать собственную программу для своих школ, в разных местах будут изучать разные события, и Республика перестанет быть единой и неделимой. А это уже неконституционно, незаконно. Но в две тысячи третьем году Раффарен инициировал пересмотр конституции, чтобы вписать в нее децентрализацию. Когда пресса говорит о таких вещах, никто не обращает внимания, потому что это кажется ужасным занудством…

– Примерно как уроки обществоведения, – вставила Габриэль.

– Да. Вот-вот. И так же, как уроки обществоведения, это крайне важно. Вследствие пересмотра конституции уйма полномочий была передана с национального уровня на местный. Насколько я помню, в том числе экономическое развитие, профессиональное обучение, транспорт, социальное обеспечение и жилье.

– Ну и?..

– Ну и в этом заключается одна из главных идей ОРПГФ. Децентрализовать максимум служб. В определенном смысле, пересмотр конституции в 2003 году стал подготовкой к ОРПГФ.

Алиса только и делала, что сновала от стойки в зал и обратно. В перерыве она зашла за стойку, чтобы в очередной раз наполнить их стаканы.

– Мне кое-что непонятно, Фред. Если Шарлотта занималась этим, зачем бы ей писать статью, разоблачающую эту затею?

Фред глотнул пива и продолжил:

– Сам не знаю. Но с точки зрения этики, музеи – все же общенациональное достояние. Со времен Революции Лувр принадлежит всем нам, гражданам. Это наша история. А если взять политический ракурс, есть опасность, что через сколько-то времени мы полностью потеряем контроль над всеми этими ценностями. Даже если доверим их местным органам власти, поскольку бюджет у них останется неизменным, а финансирование придется выделять в больших объемах. Значит, возникнут трудности, и повышение местных налогов их не разрешит. Бюджеты провалятся, и из-за недостатка денег структуры госуправления начнут разрушаться. Тогда все скажут: “Видите, это не работает!”, и через какое-то время будет дан зеленый свет их приватизации.

– Добро пожаловать в Вавилон, – пробурчала Габриэль.

Несколько минут они молча обдумывали ситуацию, прихлебывая из стаканов, после чего Эма открыла вторую часть вечера.

– Теперь, когда мы стали немного лучше разбираться в этом деле, пора все же прорваться в “Клуб Леонардо”. Он наверняка связан с досье, и там мы, возможно, сможем разобраться, какие разоблачения собиралась сделать Шарлотта.

Несмотря на всю свою решимость, Эма по-прежнему натыкалась на непреодолимую стену. Она искала информацию о “Клубе”, но ничего не нашла. Когда стойка под Фредовыми локтями начала покачиваться, он бросил Эме: “То есть ты ни на миллиметр не продвинулась”, – а она странно покосилась на него и с апломбом ответила: “Нам удастся проникнуть в “Клуб Леонардо”. Эта фраза, по мере того, как она опрокидывала очередную стопку и все больше распластывалась по стойке, плавно переросла в “Блин, надо прорваться в этот хренов клуб”, а потом и вовсе трансформировалась в вопрос: “А что, если я надену пояс с чулками, чтобы трахнуть какого-нибудь тамошнего папика?” Словом, гениальные идеи не рождались. Алиса несколько раз попыталась вернуть компанию к продуктивному обсуждению, но напрасно. Фред скромно сидел на барном табурете и, мотая отяжелевшей головой, размышлял о том, как приятно слушать красивых женщин, которые произносят умные слова. Алиса налила ему очередную кружку, несмотря на его попытки отказаться, и подвела итог:

– Я потеряла нить. В чем проблема? Почему нельзя попасть в этот “Клуб Леонардо”?

Габриэль и Эма шепнули ей какую-ту глупость, которая вызвала у нее раздражение. Фред решил вмешаться, чтобы разрядить обстановку.

– Об этом клубе ничего не известно. Мы не знаем, где и когда он собирается, каковы условия приема в него.

– Значит, первое, что нужно сделать, – это собрать информацию?

Фред утвердительно кивнул. Габриэль произнесла, с трудом ворочая языком:

– Ладно, расслабьтесь… Я узнаю… если хотите… А сегодня вечером меня интересует только одно – как дела у Фреда. Как у тебя дела, Фред?

Все трое повернулись к нему. Габриэль и Эма с любопытством, а у Алисы на лице было написано глубокое сострадание.

– Ты не обязан отвечать. Когда они такие, они невыносимы.

– Нормально. Я… – Фред отчаянно искал, что бы такое добавить, но ничего не приходило в голову. – Сейчас объясню… Все в порядке. Мне хорошо сегодня вечером с вами.

– Ух ты! Отличные новости. Но ты не хочешь чем-нибудь поделиться? Радостями? Горестями?

Эма прыснула:

– Еще как, ему есть что рассказать!

Алиса, протиравшая стаканы, вмешалась:

– Оставьте его в покое, сплетницы. Вы же видите, ему неловко. И потом, Эма, не стоит тебе так уж заноситься…

Эма выпрямилась в попытке вернуть утраченное достоинство.

– О’кей, Стерва. Признаю. У меня есть парень. Но могло быть и хуже, – добавила она, значительно подняв указательный палец. – Между прочим, я сегодня вечером здесь. И предупреждаю вас: и речи быть не может о том, чтобы его наличие что-либо меняло. Я не перестану ни пить, ни курить, ни гулять. Я Стерва, Стервой и останусь.

Габриэль с силой стукнула кулаком по стойке:

– Эй, у меня тоже есть молодой человек, но это никогда не мешало мне быть Стервой!

Эма и Алиса бросили на нее взгляды, в которых читалось некоторое сомнение. Она развела руками, показывая, что не понимает, о чем они.

– Но ты же любовница, – объяснила Алиса, протирая тряпкой стойку. – Естественно, в этой роли легко оставаться феминисткой. Никакой опасности, что придется заниматься стиркой, для нее есть другие.

– Но если он моет посуду, вы же можете постирать? Или нет? – предположил Фред.

Эма покивала:

– Он прав.

– Стоп, стоп, стоп, погодите, – включилась Габриэль. – Мне, возможно, легко, потому что я любовница, но и жена, которая по-матерински опекает своего мужика, тоже может называть себя феминисткой. Равенство еще и в том, чтобы не относиться к парням как к малолетним недоумкам.

– Согласны.

Алиса воспользовалась неожиданным консенсусом, чтобы объявить: бар закрывается. Когда они удивились, почему она заканчивает раньше, чем обычно, Алиса непринужденно объяснила, что едет к Гонзо. Фред бросил любопытный взгляд на Эму, и хоть та и глазом не моргнула, он явственно различил маленькую черную тучку, сгустившуюся над ее головой.

Вот так и прошел конец вечера – под знаком громких заявлений, выпивки и бесплодных споров. В результате, когда Фред назавтра пришел на работу, у него в голове вертелась единственная мысль: как можно быстрее растворить пару таблеток гуронсана в чашке черного кофе. Живот крутило, свинцовая тяжесть давила на голову, и ему хотелось одного: вернуться домой и залечь в постель. Едва он успел повесить куртку на спинку кресла, как день начал казаться ему бесконечным. Даже перспектива общения с Водяной Лилией не смягчала симптомы похмелья. Когда он подошел к кофейному автомату, народ толпился вокруг сейлз-менеджера из офиса этажом выше и профсоюзного деятеля из кабинета в конце коридора. Между ними шла бурная дискуссия, которую Фред слушал вполуха. Его больше волновал вопрос, как можно так сильно шуметь с утра.

– Да есть у государства бабло, есть. Не парься из-за этого. Только, как обычно, пользуются им всегда одни и те же, а расплачиваются тоже одни и те же.