Боль потери вдруг вызрела наконец, проникла в самую сердцевину сознания, и она схватилась за горло, и раскрыла глаза от ужаса. Боже мой, столько лет бумажка к бумажке, тысяча к тысяче на черный день… Сколько нервов, сколько экономии в эти бумажки вложено, только она одна знает!

Господи, даже слез нет. Лишь отчаянная мысль бьется в больной голове — надо же что-то делать, надо же срочно что-то делать! В полицию звонить, вот что…

Быстро подскочив со стула, она тут же осела назад — тело совсем не слушалось. Непривычным было тело, чужим будто. Слабым, раздавленным, как хлебный мякиш. Однако со второй попытки все же встать удалось, и даже получилось добрести кое-как в прихожую, снять трубку с телефона и набрать короткий двухзначный номер.

— Але… Это полиция? Меня обокрали… Приезжайте, пожалуйста…

Голос был дряблым, хриплым, тонюсеньким — не ее совсем голос. Каждое слово отзывалось болью в голове, и она даже не сразу поняла, чего от нее добиваются на том конце трубки.

— А… Да-да, адрес… Погодите, сейчас соображу… Не, не ограбление… А может, и ограбление, откуда ж я знаю? Приезжайте, сами все увидите…

Приехали быстро. Уже через двадцать минут дверной звонок забухтел требовательно и сердито, вошли двое, уставились на нее спокойно-выжидательно.

— Ну? Что у вас, гражданочка? — спросил первый, коренастенький такой, с крепкими прокуренными зубами. — Рассказывайте все по порядку.

— Так меня обокрали… Деньги взяли, сто шестьдесят тысяч рублей…

— А при каких обстоятельствах? Дверь вроде не взломана…

— Не. Не взломана. Он сам вошел.

— Как это — сам? То есть вы кого-то сами впустили?

— Ну да. Впустила.

— И дальше что? Впустили, и дальше что?

— Так ничего… Вон за стол сели, я кормить его начала…

— Кого — кормить? Грабителя кормить?

— Да нет же! Вы не поняли! Я ж тогда не знала, что он грабитель! Я сама его позвала… Ну, в гости, значит… Он позвонил, я и позвала…

— Так это ваш знакомый, что ли? — вступил в разговор другой, высокий и хмурый.

— Не, — замотала головой Тамара. — Не знакомый. Ну, то есть… Как бы это сказать? Я накануне объявление в газету дала, что, мол, желаю познакомиться с целью создания семьи…

Приехавшие коротко переглянулись, потом окинули ее любопытными мужскими взглядами, будто хотели оценить ее шансы на создание семьи. Потом тот, который коренастый, протянул участливо:

— Что ж, тогда с вами все понятно, гражданочка… Что ж вы так неосмотрительно желаете познакомиться? Да еще и объявление дали? Можно сказать, сами своими руками жулика в дом завлекли… В другой раз как-то поосторожнее знакомьтесь! Где у вас деньги-то были?

— Да вон, в коробке из-под обуви…

— А он вам винцо налил, пока вы на кухню бегали?

— Ага… Я за котлетами пошла, прихожу, уж и налито вон в бокальчике было…

— Понятно. А как вы себя чувствуете? Может, вам врача вызвать?

— Да нет, ничего. Я сама отойду. Я баба крепкая. Вы мне лучше деньги мои…

— Ну, с этим потруднее будет. С этим, можно сказать, вообще большая проблема. Это вряд ли, честно вам скажу. Хотя… Вы здесь, на столе, ничего не трогали? Он из какого бокала пил?

— Да брось ты, Паша… — стрельнул недовольным глазом в товарища тот, который повыше. — Чего он, идиот, что ли? Взял и специально для тебя пальчики свои на бокале оставил?

— Да ладно… Давай уж проверим для очистки совести. Да и в протокол что-то писать все равно надо… — И, обращаясь уже к Тамаре, проговорил весело: — Протокол будем писать, гражданочка? Показывайте, где нам присесть! Может, на кухне? Пойдемте-ка мы с вами на кухню, а товарищ мой в комнате пока поработает…

— Значит, не найдете вы его все-таки? — убито проговорила Тамара и поплелась за ним на кухню. — Он видный из себя такой, вежливый, в костюме с галстуком, его Артемий зовут…

— Артемий, говорите? — поднял он на нее смешливые глаза, крепко усаживаясь на стуле и кладя на кухонный стол черную коленкоровую папку. — Ишь, имя-то какое звучное придумал… Артемий, главное…

Через час они, напившись чаю и съев предложенные Тамарой котлеты, засобирались уйти. Она вывела под диктовку коренастого в конце заполненной его аккуратным угловатым почерком бумаги, что «со слов моих записано верно», поставила закорючку подписи. Уже в дверях спросила с надеждой:

— Так, может, найдете вы его, Артемия этого, а?

— Все может быть, гражданочка, — заявил коренастый. — Все может быть. Будем стараться. Мы вас потом вызовем повесткой, ждите…

Проводив гостей, она вернулась на кухню, села у окна. Ломота в теле понемногу отпускала, но легче не становилось. Все не верилось как-то, что могло произойти с ней такое. Будто в душу плюнули, ей-богу. Так старалась, обои новые клеила, посуду красивую доставала… Фу, противно-то как!

В прихожей зазвонил телефон, она поднялась, взяла трубку, выдохнула в нее обреченно:

— Да…

— Это ты, что ль, объявление в газету написала? Про то, как познакомиться желаешь?

Голос на том конце провода был простецким, немного хамоватым даже. Тамара напряглась, сжала трубку вмиг похолодевшими пальцами, спросила грубо:

— А что?

— Да ничего. Вот, звоню, раз желаешь…

— Ага! Звонишь, значит, дрянь такая! Может, еще и в гости напроситься хочешь? Что, тоже домашних котлеток захотелось, да?

— Эй, ты чё… — обиженно протянул мужской голос на том конце повода. — Каких таких котлеток? Ты чё мне хамишь-то? Сама объявление дала и хамит…

— Да отстаньте вы все от меня! Понятно? Отстаньте! Сволочи! Ничего я уже не хочу! Сыта по горло!

— Во дает… Ненормальная, что ли? Я ж по-хорошему хотел, чтоб познакомиться…

— А может, тебе еще и адрес свой домашний назвать? И рассказать в подробностях, где деньги лежат? Ишь, наплодилось вас, подлецов-халявщиков, на чужое рот разевать! А фигу с маслом не хочешь?

Тамара с остервенением впечатала трубку в пластиковый рычаг и даже придавила ее сверху рукой, будто трубка была виновата в чем. Странно, но отчего-то стало чуть легче. Вернувшись на кухню, она налила себе чаю, уселась перед дымящейся чашкой и наконец заплакала. Будто прорвало ее. Прав, прав этот полицейский, упрекнувший ее в неосторожности — совсем от радости голову потеряла! А с другой стороны — как ее не потеряешь, если столько лет она этого часа ждала? Мечтала, готовилась, отказывала себе во всем… А судьба вот взяла да посмеялась над ней. И второй раз, наверное, так же посмеялась — вполне мог второй раз нормальный мужикашка позвонить… Не все ж такие, поди, как этот жулик Артемий? А она его послала куда подальше…

Когда телефон зазвонил снова, она вздрогнула, вытерла рукой мокрые щеки, собралась внутренне. Прокашлялась на всякий случай, вежливо проговорила-пропела в трубку:

— Да… Слушаю вас…

— Так я все равно не понял… — обескураженно пробасил в трубку давешний мужской голос. — Ты чё взбеленилась так? Тебя обидел кто, да?

— Да. Обидел. Очень сильно обидел, — неожиданно для себя вдруг пожаловалась Тамара. — Так обидел, что чуть жива осталась…

— Да ты чё? Ну ничего, бывает… А то скажи, я ему накостыляю пойду! Хочешь?

— Да нет, спасибо… — грустно рассмеялась она в трубку, польщенная неожиданным заступничеством. — Спасибо, конечно, за заботу…

— Ну, не хочешь как хочешь. Тогда давай просто прогуляемся на воздухе.

— Где прогуляемся?

— Да хоть где! Можем вот, например, в центральный парк культуры и отдыха сходить… А можно и просто пивка попить на бульваре! Ты как, пиво любишь?

— Пиво? Да я не знаю… — растерялась вдруг Тамара, лихорадочно соображая насчет перспективы «прогуляться на воздухе». Хотя отчего бы и не прогуляться, в самом деле? На людях ведь… На людях, поди, по голове ей никто не ударит. Опять же и присмотреться можно к новому знакомцу.

— Ой, да ладно, чего тут знать — не знать? Пиво, оно и в Африке пиво! Тебя как звать-то, кстати?

— Меня? Тамарой… А тебя как?

— А меня, стало быть, Колей. Вот и познакомились. Ну чё, Тамар, дернем по пивку на бульваре? Да ты не боись, там все культурненько, там столики стоят, народ гуляет…

— Ну… хорошо. Тогда давай завтра, что ли…

— Так отчего ж завтра? Завтра, главное… Мне завтра на работу на сутки выходить! Давай прямо сейчас, а? Пока погода хорошая стоит?

А что — и впрямь, почему бы и не сейчас — подумалось ей вдруг. Все легче, чем дома сидеть да слезы лить! И голова на воздухе быстрее пройдет! Решившись, она помолчала еще немного, потом проговорила с невесть откуда вдруг взявшимся в голосе кокетством:

— Ой, ну до чего же ты настойчивый, Коля! Ну ладно, ладно, уговорил — пойдем прямо сейчас. Ты где меня ждать будешь? И вообще — как я тебя узнаю-то?

* * *

— …Нет, об этом и речи быть не может! Соня! Какая неделя в счет отпуска? — подняла на нее сердитые глаза Лидия Петровна. — Нет, посмотрите, как у них все просто! Одна опаздывает каждое утро, другая захотела — отпуск ей подавай! Совсем уже обнаглели! Никто работать не хочет!

— Но… Мне очень, очень нужно, Лидия Петровна… — опешила Соня от резкого всплеска возмущения начальницы. Можно сказать, от злобы даже. Слишком уж неожиданно в нее эта начальственная злоба выплеснулась — из голоса Лидии Петровны, обычно тихого и спокойного, из крайне раздраженной интонации…

— Да мало ли, что тебе нужно? Нужно ей, видите ли! Меня вот никто не спрашивал, между прочим, когда должность мою из штатного расписания вычеркивали, нужно мне это или нет! Взяли и вычеркнули, сижу тут теперь, с вами… Нет, Соня! Пойдешь в отпуск через месяц, как все, по графику!

— Но хоть на три дня… Мне обязательно к сестре надо съездить…

— Она что у тебя, при смерти находится, сестра твоя? Я же сказала — нет, Соня! Все! Неужели не понятно? Иди, работай! И не сиди у меня над душой! Господи, как вы мне все надоели, как я устала от вас!

Голос начальницы вздыбился до самой последней высокой ноты — еще чуть-чуть, и она криком кричать начнет. Света, сидящая за ее спиной в углу комнаты, делала Соне большие глаза, махала ладошками от себя — проваливай, мол, быстрее отсюда… Не видишь, что ли, что происходит? Ей же не отпуска для тебя как такового жалко, ей же просто наехать надо!

— Ты хоть помнишь, когда я сама в последний раз в отпуск ходила? — и впрямь закричала на нее Лидия Петровна. Нехорошо закричала, с визгом. — Или ты тоже думаешь, что мне из отпуска уже выйти не дадут, на пенсию спровадят? Я знаю, все вы так думаете! Только и ждете, чтобы я в отпуск ушла, чтобы от меня избавиться! Смотрите-ка, в отпуск ей захотелось! Мне тоже хочется, и что с того?

Ну да, Светка права — надо было вставать со стула и действительно проваливать подобру-поздорову, но Соня даже и встать не могла. Напал на нее будто ступор какой паралитический, будто сначала в грудь толкнуло, а потом разлилось быстро по солнечному сплетению чужое ядовитое раздражение. И тут же горло перехватило спазмом и в глазах стало горячо, задрожало само по себе мокрой противной тяжестью. Боясь сморгнуть, Соня все-таки поднялась на дрожащих ногах, развернулась к двери, пошарила перед собой рукой, как слепая. А, вот и дверь, ей туда надо… Потом по лестнице вниз, в подвал, а вот и ее архивная каморка, здесь и спастись, и поплакать можно, закрыв за собой дверь на ключ. Еле успела. Слезы уже торопливо бежали по щекам, и можно было вздохнуть, и не задерживать больше дыхание, и дать им настоящую волю. Она уже по опыту знала — в таком случае надо сначала отплакаться хорошенько. Сразу, не отходя, как говорится, от кассы. Если сдерживаться, еще хуже будет. Да и не спрашивают у нее слезы, хочет она сдержаться или нет. Наплевать им на ее желания, они сами по себе из глаз льются…

Лидия Петровна, хорошая моя, добрейшая женщина! Вы-то зачем, зачем искушаетесь? И вас, выходит, привлекла моя внутренняя слабость, этот мой помойный контейнер души под названием инфантильность? Ну, хорошо, приму я в него вашу утреннюю неврастению, пожалуйста… Все ваши яды и шлаки, и нервные токсины — все приму! Только одумайтесь, только отпуск на три дня дайте…

Неизвестно, сколько она так просидела, дергаясь от сотрясающих все тело рыданий — может, час, может, два. А может, вообще минут десять. А только дверь в ее каморку вдруг подергали с той стороны пару раз, потом постучали тихо, и виноватый, извиняющийся голосок Лидии Петровны пропел:

— Соня… Сонечка… Открой, я знаю, что ты там…

Торопливо утерев щеки и успевший раскваситься от обильных слез нос, Соня повернула ключ в дверях, уставилась на начальницу взглядом кроткого, но очень обиженного ангела. Теперь можно и ангелом посмотреть — отчего ж нет? Ясно же, чего она сюда притащилась…