Бесполезно вырываться.

Боль, которая сковала все мое тело, вывела меня из пелены. Потребовалось немного времени, чтобы открыть глаза и заставить их не закрываться. Когда я сделала это, то поняла, что передо мной была темнота. Я попыталась двинуться, просто чтобы убедиться, что все еще связана, но кляп уже не закрывает мой рот. Приняв сидячее положение, я вскрикиваю от боли, ощущая покалывания по всему телу. Руки затекли от недостаточного притока крови, каждое движение отзывалось новой болью. Это только подтверждало то, что я находилась в таком положении очень долго, скорее всего, всю ночь.

Прижавшись спиной к холодной, как камень, стене, сосредоточилась на звуках, которые окружали меня, но их не было. Не было слышно ни других девушек, ни голосов, ничего, кроме собственного дыхания. Мое горло жгло, оно пересохло так, будто я не пила уже несколько дней. Вполне возможно, что мое тело так просто защищается, ведь в меня вкололи уйму препаратов.

Я сижу так уже два часа. Знаю это, потому как специально подсчитываю, через какое время они снова вколют мне эту дрянь, чтобы получить хоть какое-то понимание того, как она работает. Если буду знать, чего ожидать, возможно, у меня будет больше шансов на побег.

Вдруг до меня доносится чье-то бормотание, и мои глаза ослепляет яркий свет. Какое-то время я пытаюсь привыкнуть к нему, чтобы рассмотреть, что меня окружает.

Я находилась в крошечной комнате без окон, здесь была только дверь. Она была цельнометаллической, сверху чем-то блокировалась. Пол был бетонным, а стены, по сути, были каменными. Это была не комната. Это клетка. Даже не приходя в себя, я бы это поняла.

Дверь открылась с грохотом и мерзким скрипом. Я уставилась на нее, ожидая, кто же войдет. Их было трое. На лицах маски с прорезями на глазах и носу. Каждый из них держал двух девушек, закованных в цепи на запястьях и в кандалы на ногах. Они толкнули их на пол и исчезли. А позже появились, но с еще двумя другими девушками. Они бросили их так же, как и предыдущих. А потом скрылись за большой металлической дверью, оставив нас одних.

После того, как мои глаза полностью привыкли к свету, я решила присмотреться ко всем девушкам, попытаться найти сходство между нами, которое, возможно, могло бы хоть как-то помочь. Но между нами не было ничего схожего. Единственное, что я заметила, это то, что у каждой из них было по номеру на руке. Что-то вроде татуировки. С любопытством посмотрела на свою руку и увидела там жирное черное число 13. Немного размяв уставшие от оков руки, прошлась пальцами по татуировке. Было больно, что означало, что она совершенно реальна. Снова взглянув на остальных девушек, которые так же осматривали свои татуировки, увидела, как большинство из них просто уставились на них, не желая встречаться глазами друг с другом.

Я изучала свои руки и их лица.

Один — маленькая, слегка полноватая девушка, она сидела в дальнем углу. У нее были коричневато-серые волосы и светлая россыпь маленьких веснушек на носу. Глаз ее я не видела, потому как она не желала смотреть на меня.

Два сидела ближе всех ко мне. Привлекательная латиноамериканка, у нее были карие глаза, которые немного косили вверх, что смотрелось очень экзотично. Правда волосы ее, хоть и были длинными, смотрелись слегка неопрятно. Мне кажется, что как раз именно она была со мной в том ящике.

У Три катились слезы по ее веснушчатым щекам, у нее были бледно-голубые глаза и ярко-рыжие волосы.

Четыре — темноволосая девушка, со смуглой похожей на шелк кожей. Глаза ее были такие же темные, как и кожа, а волосы падали на ее плечи красивыми вьющимися прядями.

Пять — бледненькая девушка-блондинка. Я не видела ее глаз, но мне кажется, что они должны были быть голубыми. Она была похожа на типичную модель. Тело ее было исхудавшим, будто она не ела уже несколько недель.

У Шесть были волосы цвета воронова крыла, а ее стрижка делала девушку похожей на милую фею. У нее были изумрудно-зеленые глаза и мне казалось, что она самая красивая девушка на Земле.

Семь — типичная индианка, с густыми длинными каштановыми волосами и глазами цвета молочного шоколада. У нее была маленькая точечка на переносице. И когда я смотрела в ее сторону, то чувствовала теплоту, по отношению к ней. Она была единственной, кто встретилась со мной глазами.

Восемь — высокая и тощая девушка, со светло-каштановыми волосами. Она выглядела, как спортсменка, и имела очень мускулистое тело. У нее была сильно напряжена челюсть.

Девять была настолько крошечной и миниатюрненькой, что наверняка была не выше пяти футов (прим. переводчика: 5 футов=152,5 см). У нее были обесцвеченные белокурые волосы, которые она убирала за уши, карие глаза и загорелая кожа, будто она все свое время проводила у океана.

У Десять была азиатская внешность, худенькое тело и безупречная характерная для азиат кожа. Она сжалась в углу, обвив колени руками так, что я видела ее номер.Девушка сидела не шевелясь, и ни на кого не смотрела.

У Одиннадцать была мужеподобная короткая стрижка. Ее волосы были черными, а кожа бледной. Глаза сами по себе были карими, но окантовка радужки была скорее коричневато-зеленой. Она взглянула на меня, когда я смотрела на нее, и я быстро отвела взгляд.

Двенадцать все время смотрела на меня. Маленькая, с темно-рыжими волосами и зелеными глаза. Она слегка мне улыбнулась, но я не смогла улыбнуться в ответ.

Что ж, мы дошли до меня, Тринадцать. Я бы не смогла вам рассказать о том, как выгляжу, просто потому что я не помню. Но я точно знаю, что у меня светлые волосы, потому что вижу их, когда собираю в пучок и так же вижу свою кожу оливкового цвета. По сравнению с другими, я маленькая, ростом и телосложением наверно больше похожа на ту девушку-фею. Да и конечности представляют собой скорее уменьшенные копии нормальных рук и ног.

Вот и все мы, начиная от красивых и потрясающих до нормальных. Это все заставляет еще больше бояться, потому как непонятно, по какой схеме и как нас выбирали. Из всех нас такими же любопытными, как я, были только Семь и Двенадцать. Другие девчонки были больше похожи на зомби, лишенные чувств и потерявшие себя, свою личность. Это вызывало во мне страх, который сковывал все мое тело.

Что же со мной будет дальше?

Глава 2.

Тринадцатая


Моя голова пульсирует от упрямого визга Шестой. Прошло уже четыре часа, а ее крики все не ослабевают. Она стоит у двери, ее маленькие кулачки колотят по металлу, как будто она может его сдвинуть. Если не считать меня, она самая маленькая из нас, но кричит так, будто минимум в десять раз больше, и колотит по двери так, будто каждый удар ее крошечных кулачков каким-то образом сломает дверь и изменит ситуацию. Мои нервы на пределе, мы боимся так же, как и она. И ее крики не помогают ситуации.

— Пожалуйста, прекрати, — шепчет Двенадцатая, щуря глаза, словно ей больно.

Я встретилась с ней взглядом, и она придвинулась ближе ко мне. Часть меня хотела потянуться и взять ее за руки, но другая часть была слишком напугана, чтобы шевелиться. Я стараюсь не думать об ужасных причинах, из-за которых мы здесь, но с криками Шестой это невозможно. Третья и Восьмая спят, словно не слышат завывания Шестой. Либо это действительно так, либо они потрясающе терпеливы. А я нет. Во всем моем теле закипает бушующая ярость, которая очень скоро заставит меня заорать на Шестую, если она не прекратит.

Потом я вспоминаю, что мы все здесь заодно, и если я накричу на нее из-за страха, это сделает меня плохим человеком. Поэтому мне приходиться лежать на неприятном жестком полу, подложив связанные руки под голову, а острая боль распространяется от спины к бедрам и ногам. Ребра болят от лежания на твердой поверхности. Я стараюсь зажать уши руками, потому что крики Шестой возобновились. Она решила, что ее кулаки не помогают, поэтому откинулась назад и начала долбить по двери со всей силой. Когда и это не помогло, она начала биться головой о решетку, отчего по воздуху разнесся тошнотворный глухой звук. Я бросаю на нее еще один быстрый взгляд.

Мне ее жаль.

Ей овладела паника.

Надеюсь, я никогда не дойду до такого отчаяния.

Как-то мне удается задремать. Я все еще слышу крики Шестой, но теперь они превращаются в хриплый скрежет. Она упорная, я признаю это. Время от времени, когда мой разум выныривает на мгновение из сна, слышу удары, которые она наносит по двери. Когда она наконец затихла, я провалилась в глубокий сон, в котором находилась, такое ощущение, часов восемь, потому что проснулась уже утром. Я могу сказать это по лучам света, проникающим через решетку. И вновь Шестая начинает кричать.

— Освободите меня, пожалуйста, позвольте мне уйти! — визжит она. Я вижу засохшую кровь на ее костяшках, ее красное и опухшее лицо.

Я чувствую себя плохо рядом с ней; и это невыносимо. Ей больно и она в ужасе. Она не знает, почему здесь находится, и вместо того, чтобы держаться вместе, она позволяет себе показывать слабость. Я не могу полностью обвинять ее. Требуется вся моя сила воли, чтобы не подойти и не присоединится к ней у двери. Единственная причина, почему я до сих пор не сделала этого, в том, что я хочу сделать все от меня зависящее в момент моей полной ясности. Если закричу, то, вероятно, меня снова напичкают наркотиками, и я упущу что-то важное.

— Ты заткнешься или нет? — огрызнулась Одиннадцатая, мужеподобная девчонка.

Я смотрю на нее и перевожу взгляд на Шестую. Смотрю на них. Одиннадцатая сжала кулаки и впилась взглядом в Шестую, которая все еще кричит, хотя и хрипло, пиная дверь.

— Ты меня слышишь?! — раздается крик Одиннадцатой. — Черт побери, заткнись!

Другие девочки сидят. Некоторые из них кричат, а некоторые уставились на свои руки, как будто они парализованы. Я принимаю сидячее положение и пытаюсь крикнуть «остановись» Шестой, но мое горло настолько сухое, что слышен только писк. Закрываю глаза и делаю болезненный вдох. Я слышу щелчок двери, и моя голова поднимается вверх. Каждый видит, как дверь распахивается и как отбрасывают Шестую. Она с ударом приземляется на другой стороне комнаты, и когда она поднимается на колени, видно, как кровоточат ее губы. В ее глазах безумство, и в момент, когда к ней подходят два охранника в капюшонах, она пытается сопротивляться им. Хотя ее руки все еще связаны, она не сдается, держась на почтительном расстоянии, дабы не нанести удар первой, когда один из охранников, замахнувшись, дает ей пощечину. Крик вырывается из горла Шестой, и ее голова дергается в сторону, она с грохотом приземляется на пол. Один охранник подлетает к ней и хватает за рубашку. Он поднимает ее в воздух и бросает своему другу.

Затем они выходят и захлопывают за собой дверь. Мы можем слышать крик Шестой, пока ее несут по коридору. Мы слышим, как хлопает другая дверь, а затем еще одна. Мой желудок скручивает, и молчаливые слезы выходят наружу, спускаясь вниз по моей щеке. Крики Шестой превращаются в удушливые рыдания, и отчаяние берет вверх. Я хочу зажать руками уши и не слышать всего этого, но не могу. Я сижу здесь и слушаю, и от одного взгляда на других девочек с их бледными лицами, я могу сказать, что они чувствуют то же самое.

— Пожалуйста, нет! — Шестая кричит и ее голос звучит действительно отчаянно. — Я сожалею, не нужно, пожалуйста... нет.

Ее мольбы судорожно становятся громче.

— Я больше так не буду. Я буду вести себя хорошо. Пожалуйста, не нужно, – слышен громкий удар. Каждое из наших тел подпрыгивает в испуге на внезапный шум.

И затем ничего.

Как будто щелкнули выключателем, и все стало тихо. Из горла вырывается рыдание, потому что я знаю страшную тайну случившегося. Раскрываю глаза и сильно зажмуриваюсь, они горят, а я пытаюсь сфокусироваться на любом звуке, на котором только могу. Но ничего не слышно. Крики Шестой просто оборвались. Я слышу рвотные позывы и подняв глаза, вижу, что Вторая наклоняется вперед и ее рвет на холодный, пустой пол. Мои слезы так тяжелы; я прижимаю связанные руки ко рту.

Шестой больше нет.


***


Шестая не вернется. Вместо этого она заменена другой девушкой. Мы не знаем, откуда она, или куда делась Шестая, но мы все боимся худшего — Шестая убита. От одной лишь мысли об этом меня начинало судорожно трясти, а большую часть для просто тошнило. У меня не было ничего, чтобы можно было поесть или попить, поэтому на данный момент тело было истощено. Никто не обмолвился и словом; мы все в одной комнате, однако,разговор так и не задался.