Патрисия Грей - Трио для разведённой

Не знаю по какой причине он решил, что я вернусь на день позже. Но факт остаётся фактом — когда я приехала домой, то застала их вдвоём. Причём, они не услышали подъехавшее к дому такси просто потому, что она дико орала.

Увидев, как заинтересованно таксист, который тоже услышал эти звуки, посмотрел в правое автомобильное окно с опущенным стеклом, я сдержанно поблагодарила его за комфортную поездку и вышла, мягко захлопнув за собой дверь.

Он постоял ещё секунд десять, совершенно бесцеремонно вытягивая шею и стараясь рассмотреть из недр своей жёлтой машины что происходило за приоткрытыми окнами второго этажа, а потом, видимо отчаявшись, уехал.

А я осталась смотреть на свой сад.

Но удивительное дело, когда я услышала, что он её трахает в нашем доме, и, судя по всему, в нашей спальне, я не подумала ничего, кроме того, что он всегда обожал громких.

У меня ничего не кольнуло. Не было обидно ни за очередное, и в этот раз какое-то очень уж циничное предательство, ни за осквернённую нашу спальню на втором этаже, ни за дом в целом.

Я просто стояла внизу и смотрела на свой сад. Красивый и полный цветов.

Мне нужно было взять вещи. А для этого подняться. Из какого-то нелепого чувства такта, сначала я просто стояла и ждала, пока они закончат.

Но они были ненасытны. И вскоре мне надоело.

Я повернулась к дому, открыла своим ключом дверь, бросила сумку в прихожей и поднялась по лестнице на второй этаж.

Кажется именно в этот момент она стала кончать.

Истошно выкрикивая имя моего мужа, она просила "отжарить её, как последнюю сучку". А ещё подбадривала его. "Да, да, да… Да!!!"

И я снова удивилась тому, что практически ничего по этому поводу не испытываю. А повод ведь был налицо.

Я прошла через гостиную, открыла приоткрытую дверь настежь, и невозмутимо прошла к шкафу. Эта златовласая барышня с прекрасной, утончённой в талии фигурой, оттопыренной круглой задницей без какого-либо намёка на целлюлит, и стрижкой "каре", активно подпрыгивала на Лёвином члене, повернувшись к нему лицом. А он лежал на спине, придерживал её за загорелые бёдра и звучно постанывал.

Они замерли и затихли, когда заскрипели дверцы. Стоя к ним спиной, я потянулась к второй сверху полке за сложенной стопкой моих джинсов, и услышала ошарашенный и испуганный голос моего мужа:

— Маша?!

Уложив джинсы на стоящий рядом стул, я принялась методично снимать вешалки со своими платьями.

Сзади послышался тихий и боязливый голосок недавно кончающей барышни, а затем какой-то суетливый шорох.

И я инстинктивно обернулась.

Подтянув к себе смятый пододеяльник, барышня отползла к спинке кровати. Лёва же, стоя рядом, спешно натягивал чёрные боксёры.

Обычно он без проблем находит слова для объяснений, но в данном случае молчал, как рыба, и выглядел при этом совершенно растерянным. Меня это вполне удовлетворило. А вот в том, была ли до конца удовлетворена эта златовласка, я уверена не была.

Подтягивая пододеяльник едва ли не к самому подбородку, она испуганно смотрела на меня, хлопая большими, миндалевидными, карими глазами.

Я сгрузила груду одежды на стул со стопкой джинсов, задумчиво потёрла двумя пальцами подбородок, закатила глаза и на пару секунд замерла.

— А, точно! — довольно улыбнувшись, вспомнила я. — Я же их переложила в другой шкаф.

— Кого? — тихо уточнил совершенно обалдевший Лёва.

— Маечки.

— Какие маечки?…

Его обычно зычный голос в этот момент больше напоминал сипение наглотавшегося пыли пылесоса.

— Хлопковые. В этом шкафу всего две. А мне нужны все.

— О чём ты? — глядя на меня, как на сумасшедшую, выдохнул мой муж.

— О маечках, Лёва, — деловито ответила я, — о маечках.

Я сделала пару шагов к кровати, на которой они только что трахались, и Лёва тут же машинально на шаг отступил.

— Не бойся, — усмехнулась я. — Я не предлагаю тебе жмжешечку.

Глаза девушки раскрылись так широко, что я даже засомневалась в их приятной, миндалевидной форме.

— Между прочим, — обратилась я к ней, — слово "как" в твоём случае — полнейшее кокетство. Ты и есть — последняя сучка. А ещё, если ты будешь так залихватски на нём, — я кивнула в сторону Лёвы, — скакать, он может нечаянно в тебя кончить. Если не пользуешься контрацептивами, имей это в виду.

Барышню словно заморозило. Она не шевелилась и мимически отображала только выражение крайнего ужаса.

— Духи ещё надо взять, — спохватилась я. — А они на трюмо…

— Маша… — начал было Лёва явно наспех сварганенную речь, но я покачала головой и жестом дала понять, что не нужно ничего объяснять.

— Прости, что отвлекла тебя, Лёв, но мне кажется, что пока я отсутствовала, в нашей спальне завелась какая-то рыжая мандавошка. Глянь, может она на кровати. И сполоснись на всякий случай, а то мало ли, запутается снова в мудях. Будешь потом по дерматологам и венерологам бегать.

Он смотрел на меня так, будто я из могилы встала и весело ему помахала.

— Ладно, — сказала я, — я пойду машину вызывать. Грузовую. А вы тут заканчивайте пока, если ещё не закончили. Ты, как я понимаю, ещё не излился в бешеной страсти. Врачи говорят, это вредно, Лёв. Не держи это в себе. Смотри, какой у твоей златовласки рот красивый, — взглянув на неё, я театрально округлила глаза, и, голосом, каким обычно читающие вслух сказки родители изображают Серого Волка, добавила: — Ням-ням.

А потом направилась к двери. На пороге остановилась и снова повернулась к мужу:

— Лёв, я, наверное, тебя приревновала бы, но я таааак классно потрахалась в Питере с двумя симпатичными мужчинами, — я сладко потянулась и мечтательно, как довольная кошка, сощурила глаза, — что сил на ревность у меня совершенно не осталось.

И вышла из спальни.

Конечно я хорохорилась. Там, в спальне, когда я их увидела, мне стало больно. Но далеко не так, как могло бы.

В какой-то мере я была даже благодарна Лёве за эту сцену. Потому что несмотря на его измены, в ином случае, увидев его, я бы совершенно точно почувствовала себя виноватой за то, что произошло в Питере.

Лёва спустился на первый этаж минут через пять, когда я собирала в большую полотняную сумку свои туфли и сапоги.

Он подошёл ко мне и я выпрямилась. Нос уловил чужой запах. Духи и…

— Маша.

Он выглядел виноватым.

Я театрально подняла брови в качестве вопроса "Что?".

— Маш. Слушай, я понимаю, что…

— Лёв, — заставив себя улыбнуться, мягко сказала я. — Нихера ты не понимаешь.

— Про Питер правда?

Я подошла к нему вплотную, несмотря на то, что меня уже начало потряхивать от её запахов на нём.

— Как ты смеешь задавать мне такие вопросы теперь?

— Осади назад. Я просто хочу узнать, правда это или нет.

— Всё, что тебе надо знать, Лёва, так это то, что я сейчас уеду. А завтра мы с тобой созвонимся насчёт развода и договоримся о совместном приходе в ЗАГС для подачи заявления.

— Я буду занят ещё неделю. Работы полно.

— Я вижу, — смерив его взглядом, холодно произнесла я. — Значит, позже.

Сказав это, я вернулась к сумкам. Хотелось побыстрее собраться и уехать.

— Я тебе развод не дам.

— Дашь.

— Нет.

— Посмотрим, — с улыбкой сказала я.

— Посмотрим.

— Будешь препятствовать, разведёмся через суд.

— Я о том и говорю, — сказал он.

От былой виноватости на лице и следа не осталось. Несмотря на то, что я застала его трахающим в нашей спальне какую-то девку, он уже явно оправился и чувствовал себя хозяином положения.

— Короче, — вздохнув, произнесла я, — Лёва… Вернись к своей барышне. Не мешай мне, пожалуйста, собираться.

Он сунул большие пальцы рук в карманы джинсов. На рельефной груди, видневшейся из-за незастёгнутых трёх верхних пуговицах бежевой сорочки, привычно курчавились тёмные волосы. Плейбой недоделанный…

— Наташ… — снова начал он, осёкся и тут же поправился: — О Господи, Маш…

Я с интересом взглянула на него и усмехнулась, видя, как он смутился.

— Вот как её зовут, значит.

— Маш, послушай…

— Да иди ты в жопу.

Я бросила сумку с обувью на пол и вышла из дома.

Прошла по мощёной серым камнем дорожке в сад и, с грустью оглядев его, села на лавочку. На меня резко накатило. Аж до слабости в теле. Какая-то тоска щемящая. Солнечная погода и голубое небо никак с нею не вязались.

Лёва вышел из дома и, найдя меня взглядом, неспеша направился в мою сторону.

Подойдя, сел передо мной на корточки.

— Маш.

— Лёва, отстань от меня. Мне дурно. Реально дурно. Отстань.

— Хочешь, я скорую вызову? Или в больницу тебя отвезу?

— Лёв, ты русский язык понимаешь? Я ухожу от тебя. Совсем. Понимаешь? И развод в любом случае будет. Если ты на тему денег паришься, то не нужно. Мы уладим этот вопрос с нотариусами.

— Окей, — он встал. — Я тебя услышал. Ты мне скажи только… Про двух мужиков… это… правда?

И хотя я опасалась скандала и понимала, что он на эмоциях может распустить руки, решила не врать. Врать мне претило. А уходить снова от ответа было бесполезно, он бы не отвязался.

— Да, — холодно и твёрдо произнесла я.

Он сразу как-то весь напрягся, нахмурился, желваками заиграл. Взгляд стал такой, будто вот-вот кинется.

— Сука ты, — процедил он.

— Что, — поинтересовалась я. — Больно?

Ничего не ответив, он в сердцах плюнул в куст моих чайных роз, и направился к дому.

У дверей он остановился, развернулся и, окликнул меня. Затем достал из кармана маленькую связку ключей с серебристым брелком и помахал ею перед лицом.

Уезжая, я оставила ключи от машины на трюмо.

— Ключи видишь? — издевательски спросил он.

Потом злобно сжал губы, прищурился, снова сунул связку в карман и скрылся за дверью.

С минуту я посидела на скамейке, тупо уставившись на тёмно-зелёные кусты чайных роз, за которыми с такой любовью ухаживала и в которые он плюнул.

Больше тут находиться я не могла. Просто не могла. Меня уже реально трясло. И никакой сад не спасал.

Чувствуя ужасную слабость, я вызвала такси, указав конечным адресом адрес пустующей московской квартиры, которую мы временно не сдавали. Теперь это было весьма кстати.

За вещами я решила вернуться тогда, когда в доме никого не будет. Сборов не на один час, а заходить в дом я больше не хотела. Единственное, чего я опасалась, что Лёва сменит замок. Но уехать сейчас — точно было и безопаснее и просто душевно комфортнее.

А потом я поняла, что войти в дом мне всё равно придётся. Потому что я там сумочку свою оставила. А в ней кошелёк с банковскими картами, наличкой и паспортом.

Я ещё немного посидела в саду, собралась с духом и поднялась со скамейки.

И тут с гулким и чуть звенящим стуком распахнулась дверь, выходящая на полукруглый балкон на втором этаже. Я подняла глаза и увидела Лёву с огромным ворохом моей одежды в руках.

— Пошла вон, блядь! — крикнул он, и сбросил одежду с балкона. Частично разлетевшись платьями, блузками и нижним бельём, она шмякнулась на асфальт.

Вслед за нею полетела сумка с обувью, которую Лёва, судя по всему, захватил с первого этажа. Сумка упала громче и из неё вывалились пара разных туфель и кеды.

Лёва скрылся за занавесью, и спустя несколько секунд вернулся на балкон с новой охапкой одежды. Я понимала, что ему больно, но жаль мне его не было. И стыда я не чувствовала.

— Вали к своим ёбырям!

Рыжеволосая Наташа, судя по всему, решила отсидеться внутри, пока всё не закончится. А я не собиралась это затягивать.

Площадка перед домом превратилась в какой-то бардак в прачечной или что-то наподобие. Одежда отлетела и на газон и клумбы у дома.

Поднимать я, естественно, ничего не стала. Не на его глазах точно. Сам поднимет. А даже если и выкинет потом, ничего. Переживу. Куплю новую.

Лёва снова скрылся из виду и я, опасаясь, что он сейчас снова начнёт сбрасывать с балкона другие мои вещи, быстро прошла к двери. Открыв её и быстро взяв сумочку, дождалась под карнизом новой порции матерных оскорблений и сброшенных вещей. На этот раз это были альбомы с фотографиями и несколько моих книг — и новой порции мата. Так что я не напрасно подождала. Книг отчего-то стало жальче всего.

А затем стремительно вышла и, обойдя дом, направилась к воротам встречать такси.

Машина подъехала минут через пять, когда я уже прошла солидную часть пути до общей в посёлке дороги.