— Ну… — начинаю я.

— Не кокетничай, не надо.

— Знаю, — киваю я. — И очень стараюсь за собой следить.

— Да, это чувствуется, — соглашается он, и продолжает: — Но в той ситуации ты почувствовала страх. Сочла её красивее себя. Могу спорить — она была либо жгучей брюнеткой, либо тёмной шатенкой.

— Брюнеткой. С водопадом струящихся блестящих волос до поясницы.

— Сексуальное возбуждение, предвкушение необычной сексуальной ночи возбуждало тебя, но ты боялась того, что в постели она покажется твоему мужу более…

— Да, — на этот раз перебиваю я. — Более. Более красивой, более сексуальной, более классной, опытной, интересной. Я ревновала. Хотя ревнивой тогда не была. Но ревновала я необычно. Мне просто казалось, что на её фоне я… слабее. Понимаешь? Менее интересна. В принципе. Как женщина.

— Понимаю, — произносит Роман. — Но так и было. Потому что она была новой для него. И этот ваш сексуальный эксперимент, на который ты согласилась — на самом деле был изменой мужа, которую ты сама ему разрешила. Вроде ведь, как и не измена. Ты же тоже участвуешь. Просто разнообразили сексуальные отношения.

— Да. Ты прав.

— И пустив другую женщину в вашу постель, ваши отношения с мужем изначально улучшились на какое-то время, а потом стали потихоньку снова угасать. А потом и не потихоньку. Лёва гулял, ты это знала, но предпочитала закрывать на это глаза. Говорила себе, что это недостойно — лазить в его переписки, проверять телефон. Говорила себе, что у него тоже есть право на личное пространство. Уверяла себя в том, что подозрения твои могут быть беспочвенны, что это всё, вполне быть, ты просто надумала из-за неуверенности в себе.

— Я просто поражаюсь тебе… — снова не выдерживаю я. — Откуда ты всё это знаешь?

Роман мягко усмехается.

— Эта твоя история — вовсе не уникальна.

— Да, наверное… — вздыхаю я. — Тебе, в любом случае, виднее. Я-то не психолог.

— Запомни, — он очень серьёзно это произносит. — Если хочешь сохранить супружество, его ценность и трепетное отношение друг к другу в нём, никогда, слышишь, ни-ког-да — не пускай в супружескую постель чужих людей. Кто бы что тебе ни говорил. И если муж настаивает на этом — дело идёт к распаду семьи. Если он настаивает на этом — он больше не ценит тебя так, как ценил. Ты стала для него менее важной, чем когда-то была.

— Да, теперь я это понимаю… Хотя теперь это как раз и неважно.

— Важно, — убеждённо произносит Роман. — На будущее важно. Потому что ты ещё выйдешь замуж.

— Не уверена, — хмурюсь я, — что этого хочу.

Усмехнувшись, он легонько качает головой.

— Уверяю тебя, ты не замуж не хочешь. Ты не хочешь снова так сильно обжечься. Боишься этого. Это не то же самое, что не хотеть замуж.

Глава 8

Я оборачиваюсь к нему. Сажусь напротив, смотрю в эти тёмные, умные глаза.

— Зачем ты мне всё это говоришь?

Он пожимает плечами:

— Чтобы ты себя поняла. Поняла в чём действительная проблема. Не создавала лишних сущностей. Расслабилась и получила удовольствие.

Хмурюсь:

— Почему тебе важно моё удовольствие?

Он снова пожимает плечами:

— Если мужчине плевать на удовольствие женщины — он хреновый любовник, — он усмехается. — А я привык считать себя любовником очень неплохим.

Склонна согласиться.

— И что же я должна понять?

— Что тебе надо натрахаться, — спокойно, выдержанно отвечает он. — Вне построения отношений. Отношения на данном этапе жизни у тебя не получатся.

— Вот как? — иронично щурю глаза я. — Это почему это ты так решил?

— Ну, потому что для любых серьёзных отношений мужчины и женщины необходима база в виде способности доверять близкому человеку. А ещё потому, что ты пока не являешься собой. Развод тебя вообще загнал в раковину. Ты в ней сидишь, высовываешь нос — чувствуешь холод — и забираешься обратно. Тебя ни один мужчина сейчас не устроит в этом плане.

— Почему?

— Потому что ты ищешь к чему бы прицепиться. А идеальных людей не существует.

— Если ты про придирки… — начинаю я.

Он мотает головой:

— Нет, я не про придирки. Ты не из тех женщин. Ты скорее молча уйдёшь. Для важно сохранять достоинство. Ты из тех, кто не опускается до оскорблений, поддёвок, мстительной склочности, истерик. Ты та, которая ровно держит осанку. Даже когда сверху льёт ледяной дождь.

Даже не знаю, как на это реагировать. Вроде похвалил, а вроде и нет. В его тоне нет эмоций, он говорит всё это так, будто комментирует спортивные новости, которые его никак не задевают. Да и вообще не волнуют. Наверное, это профессиональное.

— Почему ты перестал работать психологом? — интересуюсь я.

— Я же говорил тебе в поезде: разочарован.

— Но тебе же не обязательно…

— Обязательно, — перебивает он меня. — Есть определённые правила работы. У меня нет желания придерживаться ряда из них.

— Почему?

— Потому что я не очень толерантный человек. А изображать из себя не себя, я не хочу.

Я мало что понимаю из этой неопределённой фразы, но чувствую, что эту тему он продолжать не хочет и потому меняю её обратно:

— То есть ты считаешь, что мне надо вести беспорядочные половые связи?

Нет, — усмехается он, — я так не сказал. Я сказал лишь то, что тебе нужно натрахаться. Причём вне мыслей о построении отношений.

— А как определить — натрахалась я или нет?

Странное дело. При задавании этого вопроса мной руководил искренний интерес, желание получить ценный совет, но прозвучали мои слова так, будто я заигрываю. В них, как я сразу почувствовала, явно прослеживался флирт. Я даже чуть улыбнулась в конце вопроса.

Но он делает вид, что этой улыбки не было.

— Давай так, — говорит он. — Как много у тебя было мужчин, с которыми ты после развода с мужем была на свиданиях.

— Честно? — опасливо спрашиваю я.

— Ну, разумеется, честно, — отвечает он. — Иначе какой смысл в этом разговоре?

— Тоже верно, — вздохнув, соглашаюсь я. И добавляю: — Семеро.

— А занималась сексом ты…

— С тремя.

Опускаю глаза. Глупо, но я чувствую себя сейчас развратной. Это явно не ускользает от его взгляда:

— Почему ты смутилась, скажи?

— Ну… — умолкаю.

Вздыхаю. Ищу точные слова.

— Ты думаешь, — говорит он, — что я осуждающе отнёсся к твоему признанию?

Пожимаю плечами:

— Я не знаю.

— Я не просто так задал эти вопросы. Задам ещё пару. Готова?

— Да.

— Первый. С сколькими из них ты переспала повторно?

— С двумя.

— А трижды?

— Ни с кем.

— Почему?

— Это какой по счёту вопрос?

— Третий с того момента, как я предупредил, что задам ещё два.

— Тогда их не два.

— Второй был уточняющим.

— Уел, — улыбаюсь я.

Он улыбкой не отвечает. Внимательно ждёт.

— А ничего, что я перед тобой с голой грудью сижу? — несколько игриво спрашиваю я.

— Я стараюсь на неё не смотреть, — по прежнему глядя мне в глаза, отвечает он. — Хотя это трудно. Она очень красивая. Но мы же ведём серьёзный разговор.

— То есть, ты хочешь узнать, почему я не продолжала эти отношения? — уточняю я.

— Да не было отношений, — говорит он. — Я хочу узнать, почему ты не трахалась ни с кем из них в третий раз.

— Не хотелось. Просто не хотелось.

— Почему не хотелось?

— Четвёртый.

— Всё тот же третий, который на деле — второй, — возражает он. — Просто копаем глубже.

Вздыхаю.

— Ну, хорошо. Я посчитала, что с этими мужчинами мне не по пути.

— Ты не отвечаешь на вопрос. Ты от него уходишь.

— Так нельзя, да? — смешливо спрашиваю я.

— Так толку не будет, — всё так же серьёзно отвечает он. — Для тебя же, собственно.

— Они были хуже, чем вы, — честно отвечаю я, а потом добавляю: — Намного.

Роман целует меня в висок, встаёт с кровати и подходит к окну. Оперевшись пятой точкой на подоконник, суёт руки в карманы брюк. Внимательно смотрит на меня.

В который раз ловлю себя а мысли, что он очень красивый мужчина. И это сочетание чёрных брюк и расстёгнутой на верхнюю пуговицу белоснежной рубашки — ему очень идёт. Статный, широкоплечий, высокий, умным взглядом карих глаз, он, наверняка, производит впечатление на многих женщин даже тогда, когда молчит.

— Скажи мне, — решаюсь спросить я, — а твоя личная жизнь — она какая?

— Она очень изменилась с момента моего развода, — отвечает он. — Я предпочитаю ни к кому не привязываться.

— У тебя было много женщин за последний месяц?

— Ты имеешь в виду секс или романтическое общение?

— И то и то. А ты всегда разделяешь?

— Да, теперь обычно разделяю. Романтического общения у меня нет уже очень давно. Если, конечно, мы не берём в расчёт флирт или танцы в клубах или на корпоративах. А насчёт секса — это очень разные женщины. И обычно ненадолго.

— Как раз для того, чтобы не привязываться?

Он кивает:

— Совершенно верно.

— А почему ты не хочешь привязываться?

— А зачем?

— Ну… — подбираю слова. — Вся эта нежность, тепло, забота…

— Я в состоянии о себе позаботиться. Нежности и тепла да, бывает не хватает. Но тут многое зависит от характера женщины, с которой у меня сложились интимные отношения, и от того, какие цели она преследует. В целом, своей жизнью я доволен.

— А дети у тебя есть?

Он мотает головой:

— Нет, детей нет.

— А хочешь?

— Да, хочу.

Ответ меня несколько обескураживает.

— Тогда… — я мнусь… ммм… быть может, стоит сменить подход к общению с женщинами?

— Может, — легко соглашается он. — Но я в принципе не расцениваю приятных мне женщин, как инкубатор. А на длительные отношения осознанно не иду по вышеозначенной причине. Я тебе ещё в поезде говорил, что в институте брака — разочарован. В этом плане у нас с Артуром довольно различающиеся мнения. Он обычно пребывает как раз в поисках своей единственной. Но, насколько я в курсе, пока не нашёл.

Я неспеша вновь подтягиваю вверх платья и надеваю бретели. Ловлю его чуть прищуренный взгляд. Мы немножко молчим.

Беру со столика опустевший бокал.

— Нальёшь мне ещё немножко вина?

— Да, конечно, — кивает он.

Подходит ко мне, забирает из руки бокал. Вскоре наполняет его до половины и протягивает мне. Тепло благодарю и делаю глоток.

Он в это время наливает и себе. Ставит пустую бутылку на пол рядом с баром.

Мы чокаемся и он тоже отпивает немного вина. Возвращается к окну.

— Тебе там уютнее? — спрашиваю я.

— Скоро приедет Артур, — уклончиво отвечает он.

Снова немножко молчим. Пьём вино в тишине гостиничного номера. Я, сидя на кровати, поджав под себя ноги, а он стоя спиной к большому и высокому окну.

— Как, по-твоему, мне следует поступить? — глядя на него, спрашиваю я. — Я имею в виду, после того, как закончится эта ночь.

— Выспаться.

— А потом?

— Понять, что мужчины — очень разные.

— Я это понимаю.

— Я имею в виду, что некоторым из них ты сможешь доверять.

— Себя ты из этого списка специально исключил?

— А у тебя на меня какие-то планы? — спрашивает он.

Отчего-то очень робею из-за этого вопроса. Смутившись, смотрю на свои колени и пожимаю плечами.

— Ты когда-нибудь была в элитных клубах мужского стриптиза? — вдруг интересуется он.

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

— Там очень много женщин, у которых высокий статус, но они при этом одни. Приходят туда с подругой-двумя, пьют дорогой алкоголь, смотрят на накачанных мальчиков. Те танцуют на сцене, обнажаются, играют накачанными мышцами, сверкают белоснежными улыбками, блестят намазанной маслом загорелой кожей. Мне этих женщин очень жаль.

— Почему?

— Ещё будучи практикующим психологом, в силу ряда обстоятельств я работал с одним парнем, который занимался рекламой таких клубов, и имел возможность с этими женщинами в зале пообщаться. Алкоголь и умение найти к ним подход, развязывали языки и они охотно делились со мной подробностями их личной жизни. Мне это было нужно для понимания аудитории. Разумеется, это частная информация и я её потом не разглашал. Только общие выводы.

— Поделишься ими?

— Да, — кивает он, — для того и рассказываю. Это женщины в основном от двадцати пяти до сорока пяти лет. Практически все — ухоженные красавицы. Спа-салоны, йога, салоны красоты, дорогая одежда известных марок. При этом они не эскортницы, а чаще всего — либо бизнес-вумен, либо высококвалифицированные сотрудники крупных компаний, либо управленцы, либо городские чиновницы. Клуб этот находился здесь, в Москве. Сейчас он уже не работает. Но в своё время был довольно известен. Так вот, я пообщался там дважды. И оба раза не встретил там замужних. Хотя поговорил за две ночи в общей сложности с парой десятков женщин. Я был в костюме и охотно угощал их коктейлями. У меня не было задачи им нравиться, но часто нравился. По крайней мере, в их глазах я однозначно был привлекательнее тех парней, которых они — и не без оснований — считали кем-то вроде мужских проституток. Так вот, знаешь почему эти женщины — почти все — были одиноки?