Продолжая говорить и объясняться, группа прошла вдоль берега и достигла «Гостиницы при форте».

— Войдем! — предложил Колен. — Стакан вина нас развеселит.

Но Анжелика отказалась.

— Я слишком разгневана и не хочу рисковать, представ в таком состоянии перед дамами Голдсборо, которые соберутся, чтобы встретить меня с кислыми лицами… Это происходит уже не в первый раз, и у них достаточно здравого ума, чтобы представить, что однажды я разнесу их добродетельные принципы и прекращу провозглашать справедливость и милосердие по отношению к тем, кто это не заслуживает.

Она торопилась встретиться со своими несчастными подругами-англичанками, чтобы собственным радушием заставить их забыть об ужасном приеме, который им оказали во Французском Заливе.

Она первым делом направилась в форт, куда доставили их багаж. Жоффрей сопровождал ее и присутствовал при том, как она расчесывала волосы перед зеркалом.

Несмотря на перемену в настроении населения, ей было приятно снова вернуться в Голдсборо.

Иногда она спрашивала себя, почему в этом поселке она любила всех и вся, хотя по одной или другой причине здесь всегда их поджидала трагедия.

Но когда-нибудь она рассердится.

— А вы, мой хозяин и властелин, прекратите смеяться над моими огорчениями. Я знаю, что глупа, но я не нуждаюсь в сострадании так же, как и в насмешках над моей постоянной наивностью, которая заставляет меня верить, что человек предпочитает гармонию и счастье бесконечным стычкам.

— Я не смеюсь, — сказал Пейрак, — и вовсе не думаю над вами подшучивать.

Он обнял ее и пылко поцеловал.

— Вы абсолютно правы, любовь моя. Это вы являетесь бесценным сокровищем, а люди просто безумны или глупы. Подобно беспомощным и злым детям они мстят за то, что жизнь, требовательная мать, не позволяет им быть единственными в мире и опровергать из разглагольствования. Они застыли в рамках бессмысленных законов, вот отчего они неразумны. Они мстят за то, что одним присутствием вы напоминаете им об их непоследовательности. Я сердился бы на них за такое поведение, если бы не знал, что в глубине души они нам преданы, а вас просто обожают. Я не смеюсь, я только улыбаюсь при мысли о новой схватке, которая назревает между гугенотами и вами. Спектакль обещает быть великолепным, и я поддерживаю вас тысячу раз. Снова будут конфликты душ и сердец, но вы их разрешите. Со своей стороны, я должен заняться моими пиратами, одни из них

— угомонились, но они повинны в негостеприимности, другие оскорблены, как бедный Ванерейк. Задача слишком тяжела для меня. А вы передайте мой привет нашим сестрам-волшебницам.

Он поцеловал ее руку, и они отправились на горную дорогу.

Ну и пусть! Голдсборо опустел!.. А дальше что?!

Тем хуже для них, если им так нравиться сидеть взаперти и лишать себя праздника… На этот раз они не поскупились в своих действиях, выражающих их осуждение!!

Горя от радости, что скоро увидит «ангелов» из Салема, она начала забывать неприятности. Она постаралась принять спокойный и радушный вид, продвигаясь между заграждений и заборов вокруг домов. Множество глаз следили за ее передвижением.

Но барьер молчания и холодности сохранился. Ей не встретилось ни души.

Однако, пока она шла по песчаной дороге среди высоких трав у нее возникло острое ощущение, что некто последовал за ней и движется, скрываясь за кустарниками.

Она шла, не стараясь узнать, кто был тем, что осмелился нарушить запреты Маниго, Берна и им подобных, покинув дом и боясь быть узнанным. Она знала, где находится место, куда поместили гостей из Салема, и время от времени, взбираясь на холмы, она уже видела крест у входа.

Сверху открывался красивейший вид на порт, поселок, рейд и отдаленные острова. Здесь она часто прогуливалась. Вначале она приходила сюда подумать, вполне доверяя хрупкости стен из светлого дерева, которые возвели без особых изысков, примитивно.

Иезуит Луи-Поль де Вернон по приезде, в силу того, что не был принят гугенотами, поселился там, и насколько она помнила, именно он водрузил крест и укрепил хижину, чтобы жить там с маленьким помощником — Аббиалем Нильсом — подкидышем из Швеции, которого он подобрал на мостовых Нью-Йорка. Он также построил алтарь, чтобы служить мессу, исповедальню для католиков, то есть крещеных индейцев и белых — из Голдсборо и Нентагуэ.

Затем хижиной стали пользоваться, как прибежищем на ночь для проезжающих путешественников, которых не хотели размещать ни у жителей поселка, ни на улице.

Отныне Голдсборо уже не был большой семьей, где все друг друга знали и заботились друг о друге. Это еще не был город с его законами, гвардией, общественными институтами, где новый человек сразу же попадает под подозрение, с первого шага оказывается скован законами городской дисциплины. В нераскрытых кражах, в драках, причины которых были неизвестны, всегда обвинялись незнакомцы. И над всем этим — пожары, начавшиеся из-за небрежности или специально, которые сводили на нет за одну ночь работу многих лет.

Оказавшись на вершине, Анжелика окинула взглядом панораму, в которой ей открывались смешанные краски моря и неба, леса, берегов и скал. Внезапно она заметила голубое пятно в траве, и в следующий миг человек в голубом редингтоне и в шляпе с перьями вырос перед ней с пистолетом в каждой руке.

Он преграждал ей путь к хижине.

— Назад, ни шагу дальше, — выкрикнул он по-английски. — Каковы ваши намерения?

Испугавшись, Анжелика спросила себя, не прибавился ли ко всем беспорядкам еще один визит бостонцев или английских пиратов, которых она опасалась, и которые могли бы приблизиться к Голдсборо и по земле. Затем она поняла.

— Я иду навестить моих подруг из Салема, Рут Саммерс и Номи Шиперхолл, которые, как я знаю, находятся здесь.

— Вы желаете им зла?

— Конечно нет!

— Вы не воспользуетесь тем, что я дам вам дорогу, чтобы оскорбить их или причинить им беспокойство и огорчение?

— Да как вы можете так думать? Это подруги, говорю я вам. Я — мадам де Пейрак, супруга хозяина Голдсборо.

— Хорошо!! Я узнаю вас, — признал молодой офицер, отступая, чтобы освободить тропинку. — В прошлом году я видел вас, Миледи. Вы возвращались из Салема, где родили двух близнецов.

В тот миг, когда Анжелика подходила к хижине, она увидела, как возле нее возникли два силуэта ее подруг. Они бросились в объятия друг друга. Анжелика поняла, что она очень боялась никогда с ними не встретиться.

Зная, каковы суровые нравы пуритан Салема, она очень часто боялась за их жизни. Она не верила глазам, что снова видит их в их черных одеяниях с немецкими капюшонами, ткань которых, как ей показалось, слегка обтерлась и прохудилась, и по-прежнему напротив сердца на черном фоне была буква А, вышитая красными нитками. При ярком свете солнца Анжелика заметила, что на красивом лице Рут, в уголках глаз возникли маленькие морщины, а Номи стала бледнее, и вокруг ее голубых глаз появились круги.

Она заметила, положив руки на плечи подруг, что у одной из них под плащом находился кинжал, правда слишком хрупкий и тонкий, чтобы служить защитой. Они были не волшебницы, а просто обычные несчастные женщины, гонимые всеми и отовсюду.

Продолжая их обнимать, она рассыпалась в негодующих возгласах и сожалениях по поводу плохого приема, который им оказали, она сердилась, что ее не было в тот момент… И уже в их глазах исчезали знаки человеческой слабости, она заметила, что они словно бы светятся, а их улыбки подобны райским.

— Что ты говоришь, сестра моя? Нас прекрасно разместили и место здесь превосходное. Вода источника так хороша.

Номи направилась к хижине и вернулась с ковшом и кружкой.

— Выпей, сестра. Жара так сильна, а ветер сушит губы.

Анжелика выпила и нашла воду вкуснейшей. Только теперь она поняла, что испытывала сильную жажду.

Она огляделась.

Это было именно то место, откуда она увидела впервые Голдсборо, именно таким, каким он был в видении матери Мадлен, там же она исповедалась отцу де Вермону за несколько часов до его трагической гибели.

— Крест вас не стесняет? — спросила она, зная, что квакерши считали предметы культа источниками идолопоклонничества.

— Что? Крест — это символ для всех. Сила, устремленная вверх. Сила вертикальная и горизонтальная, сила земли, которая сопротивляется.

Они все так же изъяснялись, таким же языком и тоном, что и в Салеме. Их взаимопонимание, всех троих, не требовало усилий. Они сделали несколько шагов, взявшись за руки.

Нужно было опасаться прилива. Вода, поднимаясь, проникала в вертикальные трещины и порой достигала большой высоты, так что на прогулке можно было увидеть внезапный всплеск и пену, вырвавшуюся из-под самых ног. Так возникала опасность, шарахнувшись в сторону от неожиданности, упасть вниз или по меньшей мере вымокнуть. Что с ними и произошло дважды.

— Море волнуется сегодня.

И они отступили от нового фонтана, который быстро опал, словно расстроился, что они ушли.

— О море, жестокое и нежное!.. — сказала Рут Саммерс. — С тех пор как мы здесь, оно составляет нам компанию. Мы сидим и смотрим через него на лицо Всевышнего и проникаемся радостью природы, которая не желает нам зла…

Возвратившись к жилищу, Анжелика снова увидела офицера в голубом рединготе, а с другой стороны еще две фигуры, одетые по моде английских солдат. Они держали мушкеты.

— Но что это за люди? Один из них преградил мне путь, когда я шла к вам и потребовал, чтобы я отчиталась о своих намерениях.

— Это наши добровольные стражи. Они из команды корабля, который доставил нас из Салема сюда. Вы помните, в прошлом году, когда мы покинули Голдсборо, капитан английского корабля взял нас на борт. Это был человек из Лондона, корабль которого был оснащен по приказу одного из фаворитов Короля. То есть этот капитан был наделен большими полномочиями относительно путешествий вокруг света. Он обошелся с нами почтительно, обходительно, как многие, которые приезжают из Англии, хотя он с недоверием относился к колонистам из Америки и, как всякий англиканец, с насмешкой отзывался о пуританах, которые управляют Массачусетсом и которые, однако неплохо справились с управлением Английским государством, когда оно оказалось без монарха. Да, он вовсе не был создан, чтобы понравиться нашим святошам из Салема. А они во время первого возвращения ожидали нас в порту, окруженные стражниками. Наш капитан нашел подозрительным такой прием, он подумал, что нас хотят отвести к позорному столбу, и когда об этом зашла речь, он вмешался.

Не знаю, что он им рассказал. Он вспомнил, вероятно, о вашем муже, который представил нас ему, пообещал купить у них треску и привезти им ножи. И пока по его приказу трюмы загружались свежими яблоками, он проводил нас до дома, который, к счастью, не сгорел, и пообещал нас навестить в следующем году. И сдержал слово. Прибыв в Салем в этом году, он предложил доставить нас в Голдсборо и забрать на обратном пути в Европу. И губернатор дал согласие на это предложение.

— И здесь ваш покровитель и соотечественник снова должен вас защищать.

— Моряки всегда были задирами. Достаточно малейшего повода, чтобы они схватились за пистолеты. Им везде мерещатся враги. Я уверяла его, что здесь нам нечего бояться, но капитан, да еще ваш губернатор, мистер Колин,

— так она произносила имя Колен, — предпочли дать нам стражу на ночь. Мы не хотели уезжать, потому что чувствовали, что вы скоро появитесь.

— Посмотрите, как непоследовательны люди, — сказала Рут. — Жители не приняли нас, но некоторые уже побывали здесь с целью найти лекарство или медицинскую помощь…

Вот кого видела Анжелика по пути сюда.

— В Салеме все точно также, — продолжала Рут, — они кричат, что мы — порождение Дьявола и тайком бегут к нам за спасением здоровья, что может идти только от Бога…

— Думаю, — продолжала она, — что здесь неплохо бы устроить лазарет для больных на случай эпидемии, а не держать их в семьях. Здесь такой чистый воздух…

— Почему вы не пошли к моей подруге Абигаэль? — спросила Анжелика, которую шокировало поведение жителей Голдсборо. — Она приняла бы вас, да и вам известна дорога к ее дому…

— Мы туда пошли, но ее дом оказался заперт. Не знаю, был ли кто-нибудь внутри, но никто не вышел и не ответил на наш зов.

«И даже Абигаэль!» — подумала Анжелика, внезапно расстроенная.

Она продолжала осматриваться. Чего-то не хватало… или кого-то!

— А где Агар? — вскричала она. — Где ваша маленькая цыганочка?

В беспокойстве она спрашивала себя, не захватили ли ее в качестве заложницы жители города, чтобы обеспечить возвращение двух женщин.

— Агар умерла, — сказала Рут Саммерс.

— Они убили ее, — как эхо добавила Номи Шиперхолл.

Они сели на скамейку в тени хижины.

Драма разыгралась в самое тяжелое время зимы. Снег таял, и все дороги превратились в месиво, через которое невозможно было пробраться ни быкам, тянущим тяжелые повозки, ни лошадям. В эти месяцы люди подавлены пасмурной погодой, а резкий ветер, завывая по ночам, вселяет в души страх.