Адемар заговорил тоном назидательных проповедей, как и раньше. Он продолжал, почти стеная:

— А! Двести тысяч тюленей в проливе. Поверьте мне, мадам, когда природа ошибается, это самое ужасное зрелище. Это тоже знак. Конец света не так далек! Это начало катастроф… катастрофических масштабов.

Остановившись из-за тюленей, неправильно выбравших путь по причине ли звездных перемещений, луны или солнца, они пристали к берегу недалеко от Шедиака, затем пешком пересекли перешеек, чтобы достичь форта Французская бухта.

Оставив детей у Марселины, они отчалили, чтобы достичь Голдсборо.

— Танкред говорил о новом губернаторе, — удивилась Анжелика. — Не правда ли, речь шла скорее о новом интенданте?..

— Он говорил: губернатор.

— А Барсемпюи и его люди, они остались в руках пиратов? Говорите же!

— Вот! Пока мы пытались — одни — сесть в шлюпку, другие — спасти «Сен-Корентен» — и второе ядро еще не было выпущено, — некоторые видели, скорее, это было смутное ощущение через туман, лейтенанта де Барсемпюи повешенным на рее.

— Повешенным?

— Мы сами этого не видели. Спросите вон у них.

Адемар указал на двух мужчин, подходящих к группе, которую составляли Анжелика с детьми и супруги, стоявшей около постоялого двора.

Они были из Французской бухты и составляли часть экипажа «Сен-Корентена». Спасшиеся из кораблекрушения, они перевозили свои семьи под покровительство форта Голдсборо.

Видя, что они все еще дрожат и чуть не плачут, как дети, она увела их к Колену Патюрелю, чтобы представить ему события одно за другим. Можно было бесконечно рассуждать о подробностях происшедшего, начиная с ошибочного выстрела, виной чему туман, заканчивая возможностью войны между Англией и Францией, которая еще не докатилась до Америки.

Но была смерть Барсемпюи, необъяснимая, необъясняемая. Она надеялась, что это ложная новость. Ей нравился этот молодой человек; который был не так уж молод, но который взволновал ее своей чистой любовью и искренностью по отношению к нежной Марии, одной из дочерей Короля. Она была коварно убита Арманом Дако, секретарем дьяволицы, и он никогда не мог утешиться от сознания ее потери. Любовь и страдания украшали жизнь этого человека.

— Повесили! — повторяла она. — Это невозможно. Даже английский капитан, оказавшись в устье Сен-Лорана, не осмелился бы… Эти испуганные бедные люди ошиблись.

Барахтаясь в воде, как говорил Адемар, и в безумии первого удара пушки, ослепленные туманом, они решили, что видели худшее. Да еще Жоффрей уехал! И господин де Фронтенак тоже!..

В смешении событий был некий нарочитый призыв к беспорядку, а это всегда означало появление дьяволицы. Все та же напористость.

Неспособная проанализировать то, что она испытывала, она могла только лишь думать: «Все идет хуже и хуже».

Происшедшие события не разуверили ее в этом.

28

Дьяволица! Паутина ее хитростей мало-помалу опутывала жертвы, парализовывало волю, усыпляла бдительность и обманывала взгляд.

Анжелика почувствовала, что сеть сжимается вокруг них. Только она это поняла, как одним утром она услышала крики и проклятия, доносящиеся из порта. Она увидела женщину, которая отбивалась от нескольких мужчин, державших ее. Вид ее был ужасным, растрепанный и растерзанным. Анжелика была шокирована. «Нет, этого не может быть», — подумала она.

Дети подбежали, крича:

— Госпожа Анжелика! Скорее! Только что причалила женщина, охваченная ужасной болезнью.

Ей пришлось призвать на помощь все свое спокойствие, привычку обуздывать истерические проявления, которые начинались, когда кто-нибудь пронзительно кричал.

Издалека она увидела силуэт молодой женщины, которая пыталась бежать из рук, которые ее удерживали. Без чепца, потому что она сорвала его, ее волосы растрепались и скрывали лицо. Без сомнения, она была иностранкой, то есть ей не были знакомы берега Французской бухты, ибо люди из Голдсборо принимали вид одновременно безразличный и несколько насмешливый, про таких говорят «их не поймешь». Если немного жалости и присутствовало на некоторых лицах, ибо всегда грустно видеть человека, потерявшего разум, то большинство было попросту заинтриговано сценой. Анжелика подошла и проникла внутрь кружка вокруг несчастной, которая стояла на коленях.

— Что происходит? Кто эта женщина?

— Кто знает? Она не захотела сказать нам свое имя, — объяснил один из матросов, которые держали ее под руки.

Он был рыбаком, он ловил треску. Ему поручили на его лодке доставить сюда эту несчастную, которая не уставала повторять: «Голдсборо! Голдсборо!» и которая от поселка к поселку шла, спрашивая дорогу на Голдсборо.


Пока он говорил, женщина, а точнее, молодая, хрупкая и хорошо сложенная дама, была распростерта навзничь. Затем ее подняли и, поддерживаемая под руки, она осталась на коленях. Однако, она успокоилась, стоило ей только услышать голос Анжелики, или это было только совпадением?

— потому что в этот момент внимание несколько ослабло и было направлено в другом направлении. Ее прекратили бранить и требовать, чтобы она «стояла спокойно». Но можно было видеть, как она вдруг конвульсивно вздрагивает, как рыба, которую считают мертвой, и которая в последнем прыжке стремится перескочить через борт, ибо, вырвавшись, наконец, из рук тех, кто ее держал, она обняла колени Анжелики обеими руками.

Затем, подняв голову, она закричала тревожным и скорбным голосом:

— Она идет! Она идет!

И Анжелика, сбитая с толку, узнала, хоть и бледную, испуганную и растерзанную, утонченную супругу морского лейтенанта Жильдаса из полка Кариньян-Сальер, Дельфину Барбье дю Розуа собственной персоной. Она видела ее в прошлом году во время их пребывания в Квебеке.

— Дельфина! Это действительно вы? Дельфина, что с вами? Зачем вы приехали? И в таком виде! Отвечайте!

Губы молодой женщины дрожали, в уголках блестела пена. Казалось, ей было трудно отклеить язык от неба.

— Она хочет пить, — сказал кто-то.

Бретонцы сказали, что она отказывалась пить и есть в течение нескольких дней, она только твердила: «Голдсборо! Голдсборо! Скорее! Скорее!»

— Или же это страх.

Анжелика взяла в ладони лицо Дельфины и с нежностью стала говорить, чтобы помочь ей прийти в себя: она приехала в спокойный порт, сейчас она освежится и отдохнет. Здесь, в Голдсборо, с ней не приключится ничего плохого…

Эти слова, казалось, достигли измученного разума, взгляд молодой женщины становился все более осмысленным. Она попыталась объясниться:

— Я ее видела! — удалось выговорить ей не без труда. — Я ее видела! Ах! Я знала, что наши предчувствия были справедливы, и что будет не так просто избавиться от нее. Она нас настигла! Мы пропали! Я ее видела.

— Но кого?

— Ее! — выдохнула Дельфина дю Розуа. — Вы ее знаете очень хорошо. Она! Герцогиня, благодетельница. Она, дья…

Она запнулась на последнем слове и упала.


Анжелика велела унести ее в форт, в свою квартиру и положить на ее собственную кровать. Это было место, где можно было наилучшим образом ухаживать за больной и откровенно беседовать.

Она начала смачивать ей губы, словно у той был жар. Потом она дала ей свежей воды, и, как догадывались моряки, Дельфина было очень голодна и хотела пить. Она пила долго, что возвратило ей немного румянца. Она откинулась на подушки с глубоким вздохом, но скоро снова задрожала.

— Бог мой! Что с нами будет? — стонала она, заламывая руки. — Она меня всегда ненавидела, особенно меня. Ненавидела за то, что я скрылась от нее… Она убьет меня, убьет Жильдаса, моего бедного мужа. Она поклялась меня уничтожить. Даже в течение этих лет мне доводилось просыпаться и ожидать, когда она позовет меня и вновь пообещает, что отомстит семьсот семьдесят семь раз… и вот она появилась из могилы! О! Госпожа Анжелика, помогите мне!

— Я очень хочу помочь вам, но нужно, чтобы вы успокоились и рассказали о том, что вас так напугало.

— Хорошо! Я видела ее, живую, возле меня, и я поняла, что она меня видит! Господи, какой ужас!

— Где, Дельфина? Где вы были в момент, когда ее видели?.. В кровати?.. во сне?..

— Нет! На набережной, как и все. Я смотрела, как причаливает корабль с новым губернатором, которого нам представляли вместе с его супругой, француженкой, и вдруг я увидела ее, со всем ее окружением. Ах! Кровь застыла у меня в жилах. Я поняла, что время настало. Это была она!

— Вас не обмануло сходство? Вы всегда боялись ее воскрешения.

— Именно!.. А разве мы уже давным-давно не разгадали ее злонамеренности? С тех пор, как пропала Генриетта Майотен, у меня не было надежды.

Она настаивала.

— Разве вам неизвестно? Могила там, в Тидмагуше, это могила Генриетты Майотен, сестры Жермены, которая заплатила слишком большую цену той, которую хотела спасти. Они убили ее, обезобразили, затем выставили на видном месте в лесу, переодев в платье герцогини, тогда как герцогиня снова была свободна и готовила новые пакости.

— Как она оправилась от ран?

— Старый Николя Пари занялся всем. Он в избытке имел сообщников на островах… не забудьте. Это был король восточного берега, более могущественный, чем все индейские вожди и даже чем господин Виль д'Аврэ. Это произошло таким образом, я уверена. Два сообщника из ада… которые стоили друг друга.

— Но если это она, почему она так долго не появлялась?..

Молодая женщина пожала плечами.

— Как знать… Для нее время не существует. Она вечна. Это демон. Демон, который не торопится забыть… но который внушает ее другим, чтобы избежать суда инквизиции… Если взглянуть на ее здоровье, ее красоту… Во Франции, куда она уехала и откуда возвращалась, ее преследовали как сообщницу мадам де Бринвилье. Ее повесили… Она была в довольно жалком состоянии, когда вы вырвали ее из их рук.

— Старик Пари мертв.

— Вот почему она возвратилась! Видите, все совпадает! Годы? Что это для нее? Они так коротки для нас, потому что мы работаем, мы возрождаем наше былое разрушенное счастье.

Для нее, может быть, настало время покончить со своим старым любовником, разорить его, убить его и выйти замуж за другого. Это позволит ей под новым именем появиться в Канаде, где, зная все обо всех, она будет продолжать всех дурачить и будет мстить нам.

— Но если предположить, что это она, ибо вы узнали ее легко и быстро, не будут ли и другие заинтригованы? Ей грозит опасность быть разоблаченной в любой миг.

— Кем? Все свидетели молчат. Кто осмелится?

— Интендант Карлон, например. Он не из самых худших.

Дельфина рассмеялась с разочарованием.

— Интендант, что он может? Он очень плохо устроился, чтобы позволить себе роскошь выступить обвинителем. Он знает, что рискует жизнью. У нового губернатора в руках вся власть.

— Но это не мешает…

— Наоборот… Ибо вы еще не знаете, что новый губернатор женился, и что его жена сопровождала его, и что… супруга нового губернатора, мадам де Горреста… это она! Что до других, то она их обманет. Ей ничего не пришлось потерять из своей дьявольской власти. Эта власть более могущественна, чем когда-либо. Она их всех обманет, как и здесь. Вспомните вас, вдохновленную, в момент, когда она причаливала, якобы после кораблекрушения и показывая якобы разорванное платье, прическу, которую она разрушила… и никто, никто ни о чем не догадался. Даже вы, поспешившая ей на помощь, даже мы, считавшие ее безупречной и красивой. Сколько же людей живут иллюзиями и боятся реальности. Она любила играть с необходимостью мечты и забытья. Нас, как и других, она убаюкала, очаровала своей улыбкой, изящными речами и взглядами, полными полунамеков и скрытых обещаний.

При этих словах Анжелика снова вызвала в памяти лицо Амбруазины, точнее, оно само возникло перед ее глазами.

— Это невозможно! — вскричала она, изо всех сил сопротивляясь реальности, не желая верить. — Дельфина, это точно была она?

— Может быть, она изменилась. Другое лицо, другие черты… волосы другого цвета — но это достигается легко — и прическа по новой моде… по моде, которая ей не идет. Она стала другой. Она стала менее красивой… она кажется старше…

— В самом деле?

— Но ее взгляд — тот же, ее улыбка, манеры, и она смотрела на меня… Я была парализована, словно кролик перед взглядом змеи. Она прошла рядом со мной, в толпе, со своим эскортом, улыбающаяся, и она сказала мне так, что никто больше не слышал: «Этим вечером ты умрешь!..», она смотрела мне в глаза и почти не двигала губами.

— Вы действительно слышали эти слова? Вы узнали ее голос?

Дельфина вздохнула и закрыла глаза.

— Я поклялась бы в этом перед Богом. Ее взгляд повторял ее речи. И, вспомнив о ее ловкости, о молниеносности, с которой она наносит удар, я поняла, что не должна предоставлять ей малейшую возможность застать меня врасплох, вечером она пришлет убийц. Квебек — это опасная ловушка; мне надо было бежать незамедлительно, если я хотела спастись.