Анна Голон - Триумф Анжелики

Она никогда раньше так не болела.

«Даже когда медведь хотел убить нас, чтобы спасти своих детенышей, он не был так кровожаден, как эта женщина с желтыми глазами».

Мать Жалмен и ее младшие помощницы, которые восторгались: вы поедете в карете вместе с женой губернатора… были глупыми. Когда дама вернется, они заставят ее, хохоча и говоря идиотские фразы, следовать за этой ужасной женщиной, уехать с ней. И она почувствует, как на ее маленьком запястье сомкнутся железные пальцы, как и в первый раз, но на этот раз матушки Буржуа не будет рядом. И она ничего не сможет сделать!

Против этого даже ее лук и стрелы будут бессильны. Если она воспользуется ими, все станут насмехаться над ней. И она позволит увезти себя. И она станет пленницей!..

Когда ей объявили, что сегодня после полудня мадам де Горреста приедет за ней, чтобы взять ее на праздник, она решила спрятаться. Но ее скоро найдут.

Она подумала о бегстве. Но куда?

Вдруг ее осенило:

«Я направлюсь к дяде и тете дю Лу, они живут около Ля Шин».

Это она хорошо вспомнила.

«У меня есть семья!» Она принадлежала к этой семье. Семья должна защищать тех, кто к ней принадлежит, как в племенах. В то время, как никто не может быть уверен, что чужие люди, даже если они клянутся вам в любви и преданности, не повернутся к вам спиной в один прекрасный день. Ведь вы не составляете «часть их семьи».

«Моя тетя, мой дядя, мои кузены», — повторяла она с удовлетворением. А ее тетя была так мила.

Заметив, что дверь в сад открыта, она уже была готова осуществить свой план бегства. Она сожалела о двух коробочках с сокровищами, которые не могла бросить здесь, это ее задержало. Тут началась перемена, и ей, как и другим, выдали хлебец и грушу.

Онорина положила еду в кармашек передника. Дорога будет долгой, и ей нужно будет перекусить.

Ей удалось проникнуть на второй этаж в дортуар так, что никто ее не заметил.

Она залезла на стул и достала с этажерки свои коробочки. Очутившись на полу, она схватила индейскую сумку Мелани Кутюр — это научит ее никому больше ее не одалживать, — в которую она положила свое богатство. Сумку она надела на плечо.

Теперь она шла берегом реки, счастливая, что ее никто не видел при выходе из дома. Она не была уверена, что выбрала правильное направление, поэтому она нерешительно продвигалась вперед. Все к тому же было окутано туманом.

Если туман не рассеется, то Онорина станет почти невидимой.

Иногда она останавливалась. Она стояла в задумчивости, маленькое создание в простом платьице и легком чепчике, из-под которого выбивались волосы, в смутном блеске солнца отсвечивающие медью.

Раздался голос молодого человека, который пел, и из-за поворота реки показалась лодка под парусом, которая причалила к берегу.

Ее владелец, Пьер Лемуан, высокий молодой человек, узнал Онорину.

— Вы прогуливаетесь, девушка?

— Я направляюсь к моим дяде и тете, — сказала Онорина, приняв важный вид. — К господам дю Лу в Сен-Пьер.

Внезапно ее озарило отличное решение. Она добавила:

— Не могли бы вы доставить меня туда?

— Почему бы и нет? — ответил с живостью молодой человек.

Сын реки, он был счастлив, что он был хозяин самого себя на этой реке, что он мог свободно передвигаться между небом и водой, и с удовольствием оказывал подобного рода услуги.

Он помог ей войти в лодку, сесть на скамью и после того, как на веслах добрался до середины реки, поднял парус.

Ветер был попутным. Юный моряк пообещал девочке доставить ее за два часа к району Сен-Пьер.

В районе приходской церкви Сен-Мартен туман рассеялся, и показалась река под голубым небом, блестящая, как кожа змеи.

Это была прекрасная прогулка. Они пели один за другим или хором песни, которым Онорину учили в пансионе. Пьер тоже знал несколько песенок, которым научился у Великих Озер, пример одной из них он привел:

«Я возвращаюсь из далекого края, Прощайте, мои дикари…»

— Теперь вам нужно будет немного пройтись пешком, — сказал он, высадив ее на берег, — но я укажу вам путь.

Когда вы доберетесь до красного бука, вон там, то не идите по дороге Короля, которая делает большой крюк, а сворачивайте направо и, пройдя маленький лесочек, вы окажетесь на тропинке, которая бежит через луга. Замок сеньора дю Лу — в конце тропинки.

Она посмотрела, как он удаляется, снова распевая свои песни. Ему повезло, что он мальчик и может бегать по лесу, добираясь до Нежных Морей или до Долины Ирокезов.

Она пустилась в путь, радуясь, что узнает места. Здесь она уже была однажды вместе с матерью.

Анжелика, прежде чем оставить ее, посоветовала ей обращаться к семье дю Лу, если ей будет грустно. Но до сей поры она не испытывала такой сильной грусти, чтобы ей хотелось их видеть. Ибо она была очень счастлива у матушки Буржуа. Ее дядя и тетя приезжали к ней время от времени, но она вредничала и капризничала, сама не зная, почему.

Но несмотря на это, она была уверена, что дядя ее защитит.

Ее дядя скажет: «Это дочь моей сестры! Не приближайтесь!»

Когда она вырастет, она тоже станет защищать детей Глориандры. Она скажет: «Это дети моей сестры». Она попыталась представить Глориандру и ее детей.

Она мужественно продвигалась вперед. Было очень жарко. Пот заливал ее глаза. Сумка стала очень тяжелой. Она перевесила ее на другое плечо. Она спросила себя, хватит ли у нее ловкости, чтобы защитить детей Флоримона и Кантора.

Кантор, конечно, не позволит. Он ей не доверяет и не допустит к семье. А Флоримон и сам достаточно силен, чтобы защитить своих детей.

Ей оставались близнецы. Они были добрыми и всегда показывали свою признательность за помощь. И они не станут спорить, ведь она их старшая сестра.

Ее размышления, в которые был погружен ее ум, позволили Онорине проделать долгий путь так, что она и не заметила. Когда она подняла голову, то увидела ту самую тропинку, о которой ей говорил Пьер Лемуан и которая пересекала луга с овцами и коровами.

Она пошла по ней. Она снова опустила голову, чтобы не пугаться большого расстояния, которое предстояло пройти. Ей показалось, что она слышит где-то недалеко шум колес и звон подков, но не придала этому значения. Тропинка шла в гору. Она устала.

Наконец она заметила башни замка дяди Жосслена. Ее сердечко забилось. Скоро она окажется в кругу семьи. Тетя Люс подойдет, чтобы поцеловать ее, и тогда она обнимет ее за шею и спрячет лицо на ее груди. Как хорошо, что есть такие женщины, как тетя Люс, которые любят детей и ничего не боятся!

Она торопилась, задыхалась, в горле у нее пересохло.

Она добежала до вершины холма. Теперь перед ней открывался вид на плато, через которое по-прежнему бежала тропинка, но она уже ясно могла различить белый фасад замка, отсвечивающий розовым, и голубую крышу.

Поле, через которое она бежала, было разделено на участки, каждый из которых отделялся от других оградой. Возле одной из оград находилась группа людей, без сомнения, знатных, потому что было видно, как развеваются на ветру перья на их шляпах.

Они только что приехали в карете по дороге Короля. Они располагались как раз между Онориной и домом. Среди них была пышно разодетая женщины.

Узнав ее, ребенок остановился в ужасе.

Женщина с желтыми глазами!..

Они привезли ее в каретный сарай, который находился позади необитаемого дома — его хозяин был во Франции, — а сад отделял его от остальных построек и проходящей рядом улицы. Там они принялись разглядывать ее, не обращая внимания на ее страх. — Она более злобная, чем все монашки, вместе взятые, — сказала Амбруазина, щелкая зубами. — Но это не поможет ей обмануть меня, убежать от меня.

Она посмотрела на маленькую дрожащую фигурку и представила позади нее лицо ее матери, которая будет в отчаянии.

Она ликовала и дрожала от истерической радости. Наконец-то она сможет отомстить, она об этом так долго мечтала.

— Позже мы приедем за тобой, — сказала она, — и тогда мы хорошенько позабавимся, моя маленькая любовь!.. Ты пожалеешь, что родилась на свет, что ты — дочь своей матери.

Она приближалась небольшими шагами, ее глаза сверкали все ближе.

— Да! Ты можешь уже сейчас сожалеть, что ты ее дочь. Хорошенько это усвой. Потому что именно из-за нее я заставлю тебя умереть в муках… Хочешь узнать, что тебя ожидает?

Она вытащила прядку волос Онорины из-под чепца и дернула с такой жестокостью, что оторвала кусок мяса. Онорина не издала ни звука. Она открыла рот и стояла безмолвно.

Амбруазина расхохоталась.

— Вы видите, она стала немой от страха!.. Беспокоиться не нужно. И не стоит устанавливать на двери цепь. Она больше не пошевелится. Пойдем. Мы потеряли много времени, пока догоняли ее. В городе могут удивиться моему отсутствию. После всех церемоний мы вернемся… и отправим ее… сами знаете, куда.

Хоть она и сказала, что не надо, они все-таки установили цепь, и Онорина услышала, как щелкнул ключ в висячем замке.

Это ничего не меняло. Женщина с желтыми глазами была права. Она не убежит, ибо она не может двигаться.

Онорина испытывала чувство страшного стыда и бешенства против самой себя. Это причиняло ей большие страдания, чем рана на лбу, которая кровоточила.

Змея, гипнотизирующая кролика.

«Я — это кролик». Чем больше был ее страх, тем меньше она была способна сопротивляться! Она открывала рот, и ни малейшего звука не раздавалось, и никогда не раздастся. «Вы что, не видите, что она онемела?», — сказала эта женщина, смеясь.

Никогда больше она не сможет бегать, смеяться. Ее мысль застыла, словно в ее голове все превратилось в лед. Ее сердце таяло. Иногда у нее возникало впечатление, что она растворяется в глубине самой себя, как будто она тонула, затем она «всплывала» на поверхность, и это было еще страшнее, ибо тогда она вспоминала.

Время шло, время тянулось… тень надвигалась.

Она различила смутный шум голосов вдалеке, в котором ясно слышался демонический смех.

«Они» возвращались.

«Я хочу умереть».

Дверь открывалась.

Но нет, это была не дверь, а доска в стене, которая была закреплена на одном гвозде и качалась. В щель проскользнула хрупкая и неясная тень. Онорина узнала молодую индианку Катрин, с которой она так здорово пообщалась в приемной в день праздника.

«Катери! Катери! — хотела она закричать. — Помоги!»

Но индианка не могла услышать этот внутренний зов, который не срывался с губ девочки. Она не могла видеть ее, так как было очень темно.

«Она почти слепая!.. Она не увидит меня! Я пропала!»

В своем горе она только повторяла: «Она не увидит меня! Она не увидит меня!» Потом она поняла, и от радости чуть не потеряла сознание, что Катрин Тетаквита проникла сюда, чтобы спасти именно ее, что именно маленькую Онорину она хотела отыскать.

Ибо, наконец наткнувшись на нее, как на застывшую фигуру из воска или дерева, она нежно и торжествующе улыбнулась.

Снаружи приближались голоса и сатанинский смех.

Молодая индианка приложила палец к губам. Она дала знак Онорине, чтобы та следовала за ней. Затем, поняв, что ребенок не был способен двигаться, она взяла ее на руки, хоть сама была очень хрупкой.

Те, кто приехал и был за дверью, не торопились повернуть ключ в замке, они были уверены в беспомощности своей жертвы и смаковали предстоящие моменты, когда та, кого они закрыли внутри, будет корчиться от страха и страданий. Только такого рода удовольствия и могли их развлекать

— это были демоны, приверженные своей предводительнице, большинство которых потеряло душу и человеческий облик. Они потом вспомнят, что пока они приближались, какая-то индейская женщина промелькнула мимо них с ребенком на руках и исчезла в лабиринте улочек.

— О! Катрин! Ты спасла меня! — сказала Онорина, обняв молодую индианку за шею. — О! Катрин, ты спасла меня из «преисподней»!..

По тропинкам между Кеннебеком и Пенобскотом продвигался караван. Среди шелеста листьев и шума леса раздавались голоса детей.

— Когда приходит несчастье, сэр Кот не появляется.

— Несчастье, а какое оно?

— Это высокий человек черного цвета с большим мешком.

— Может быть, несчастье хочет съесть нашего сэра Кота?

Шарль-Анри и близнецы спорили по поводу отсутствия сэра Кота, который в момент отъезда каравана в Вапассу куда-то исчез, что лишило детей их соратника по играм до следующего лета. И Анжелике это не нравилось. Она, конечно, не боялась за кота. Ему всегда удавалось быть там, где он хотел. Но Анжелика не могла противиться мысли, что если он покидал ее, то на это у него были серьезные причины.

И пока шаги мулов, которые везли детей, и ее лошади раздавались на лесной тропинке, она спрашивала себя, не избегал ли кот того проклятия, которое наложила на нее Дьяволица, словно это было заразной болезнью.