«И Рамона по этому номеру больше не будет, даже если сейчас он еще там», – добавил голос в голове.

В раздражении Кэти выключила радио, побродила по комнате, не в силах усидеть на месте, включила телевизор. Если она позвонит Рамону, ей придется сказать правду, полуправда здесь невозможна. И если она это сделает, то, возможно, он не захочет жениться на ней. Он был вне себя, услышав, что она уже была замужем. Может быть, церковь не так уж важна? Может быть, он не хочет «подержанную» вещь? Но тогда зачем он оставил телефон?

Наконец-то заработал телевизор.

«Температура воздуха в Сент-Луисе семьдесят девять градусов по Фаренгейту к восемнадцати сорока пяти», – голос диктора ворвался в ее мысли.

Она не может позвонить Рамону, пока не будет готова подать заявление об отставке с однодневным уведомлением. Это то, чего он ждет от нее. Ей придется войти в кабинет Вирджинии Джонсон и сообщить женщине, которая так замечательно к ней относилась: «Извини, что я тебя так подвела, но ничего не поделаешь».

А родители… Она никогда не сможет объяснить им… Они придут в ярость, разволнуются, и, конечно, они будут убиты горем разлуки. Они любят ее и будут ужасно скучать, если она уедет из Сент-Луиса.

Кэти позвонила родителям, и слуга сообщил, что мистер и миссис Конелли уехали в загородный клуб на обед.

«Черт побери! – подумала Кэти. – Почему они уехали именно тогда, когда они так нужны? Они должны быть дома, скучая по своей маленькой Кэти, которая навещает их каждую неделю. А что произойдет, если они будут видеть меня раз в несколько месяцев? Будут ли они скучать?»

Кэти вскочила на ноги, желая что-нибудь сделать, переоделась в бикини – в желтое бикини! Сидя за туалетным столиком в своей просторной спальне, она лихорадочно причесала волосы. Как она могла даже подумать такое! Променять все это на бедность, в которой существует и с которой борется Рамон! Она, должно быть, больна. Ее жизнь – мечта современной американской женщины. У нее замечательная работа, прекрасная квартира, одежда, какая захочешь, никаких финансовых забот. Она молода, привлекательна и независима. У нее есть все, абсолютно все.

От этой мысли расческа замерла в ее руках. Боже мой, было ли это действительно все? Ее глаза потемнели от отчаяния, когда она представила свое будущее. Чтобы жить, надо иметь еще что-то. Конечно же, это не все. Это просто не может быть всем!

Пытаясь избавиться от мрачных мыслей, Кэти схватила полотенце и отправилась в бассейн. Там было много народу. Плавали, валялись под тентами. Дон и Брэд с другими мужчинами пили пиво. Кэти приветственно помахала им рукой, а когда они пригласили ее присоединиться к ним, она отрицательно покачала головой.

Положив полотенце на самый уединенный шезлонг, который смогла найти, Кэти спустилась в бассейн. Она проплыла около мили, затем выбралась и присела в шезлонг, положив руки на колени.

«В Сент-Луисе девятнадцать часов пятнадцать минут, температура воздуха семьдесят восемь градусов», – донеслось из радиоприемника.

Кэти прикрыла глаза, пытаясь ни о чем не думать. Но тут же она вспомнила губы Рамона, почувствовала его жгучий поцелуй, неистово чувственный и волнующий. Какое счастье уступить его страстному желанию! Его глубокий голос шептал ее сердцу: «Я буду жить для тебя… Наши ночи не будут знать конца… Я наполню твои дни счастьем…»

Дыхание Кэти стало прерывистым.

«Мы принадлежим друг другу, – сказал он хрипло. – Скажи мне, что ты знаешь это. Скажи, что ты моя».

Она сказала это. Она знала это точно – так же точно, как она знала, что они не могут быть вместе.

Бывает женоподобная красота. Его красота была красотой сильного мужчины. Кэти подумала о ямочке на его подбородке и черных глазах…

– Ой! – Она вздрогнула от неожиданности, когда что-то мокрое коснулось ее бедра.

– Просыпайся, спящая красавица! – усмехнулся Дон, присаживаясь на шезлонг.

Кэти подвинулась, давая ему побольше места и настороженно наблюдая за ним. У него были тусклые глаза, лицо слегка раскраснелось, наверное, он пил весь день.

– Кэти, – сказал он, уставившись на ее грудь, – ты действительно сводишь меня с ума, ты знаешь об этом?

– Не думаю, что есть с чего сводить, – ответила Кэти, с неподвижной улыбкой отводя руку Дона.

Он рассмеялся:

– Не злись, Кэти! Я могу быть очень милым.

– Я не пожилая леди, которой некому оставить наследство, – усмехнулась Кэти.

– У тебя бойкий язычок, моя красавица. Но лучше давай займемся более приятными вещами, чем состязанием в остроумии. Давай покажу. – И его губы стали приближаться к ней.

Кэти отклонила голову.

– Дон… – Она его едва не умоляла. – Я не любительница устраивать сцены, но если ты не прекратишь, я закричу и мы оба окажемся в дурацком положении.

Он отстранился и свирепо посмотрел на нее:

– Что, черт побери, с тобой происходит?

– Ничего, – ответила Кэти. Она не хотела, чтобы он стал ее врагом, она только хотела, чтобы он убрался. – Что ты хочешь? – наконец-то спросила она.

– Ты шутишь? Я хочу женщину, на которую я смотрю, – с прекрасным лицом, роскошным телом и невинным маленьким умишком.

– Почему? – без обиняков спросила она, посмотрев ему прямо в глаза.

– Дорогая, – поддразнил он, а его глаза между тем шарили по ее телу, – это дурацкий вопрос. Но я отвечу, как отвечают мужчины, когда их спрашивают, почему они лезут на горы. Я хочу на тебя залезть, чтобы покорить эту высоту. Точнее, красоту. Хочешь, я могу сказать и более резко? Я хочу залезть на тебя и…

– Убирайся вон! – прервала его Кэти. – Ты омерзительно пьян!

– Я не пьян! – обиделся Дон.

– Тогда ты просто омерзителен! А теперь убирайся!

Он поднялся и пожал плечами:

– О’кей. Позвать Брэда? Он тоже заинтересован. Или как насчет Дина, он…

– Мне никто не нужен! – с чувством ответила Кэти. – Когда ты наконец уйдешь?

Дон был неподдельно сбит с толку:

– Почему? Мы ничуть не хуже других ребят. В сущности, даже лучше.

Кэти медленно выпрямилась, уставясь на него. Смысл его слов стал доходить до нее.

– Что ты сказал? – прошептала она.

– Я сказал, что мы даже лучше, чем большинство других.

– Ты прав, – медленно выдохнула она. – Ты абсолютно прав.

– Тогда в чем дело?

И внезапно Кэти поняла. О Господи, она поняла! Она чуть не налетела на Дона, спеша обойти его.

– Похоже, ты втрескалась в того чертова испанца! – прокричал он ей вдогонку.

Но у Кэти не было времени, чтобы отвечать, она уже бежала. Она толкнула дверь и сломала ноготь, спеша открыть ее. Задыхаясь от страха, что уже опоздала, Кэти набрала номер, который Рамон написал в блокноте. Она считала гудки, и ее надежды уменьшались с каждым гудком, оставшимся без ответа.

– Алло, – произнес женский голос на десятом гудке, когда Кэти уже собиралась повесить трубку.

– Я… я хотела бы поговорить с Рамоном Гальваррой. Он еще здесь?

Кэти была настолько удивлена, услышав женский голос, что забыла сразу представиться.

– Мое имя Кэтрин Конелли, – исправилась Кэти.

– Прошу прощения, мисс Конелли. Мистера Гальварры сейчас нет. Хотя мы ожидаем его вскоре. Мне попросить его перезвонить вам?

– Да, пожалуйста, – сказала Кэти. – Вы уверены, что он узнает о моем звонке, как только появится?

– Конечно. Как только он появится.

Кэти повесила трубку и уставилась на нее. Действительно ли Рамон отсутствовал или он просто решил отвязаться от нее? Он был в ярости, когда она сказала ему, что раньше была замужем… Возможно, за эти два дня его страсть поутихла и ему больше не нужна «использованная» жена? И что она будет делать, если он не позвонит? Можно ли предположить, что ему не скажут о ее звонке, и позвонить ему снова? Или ей следует понять намек, что он не хочет говорить с ней?

Через двадцать минут раздался телефонный звонок. Кэти судорожно схватила трубку и выдохнула:

– Алло!

По телефону голос Рамона казался более глубоким:

– Кэти?

Она сжала трубку так крепко, что у нее заболела рука.

– Ты сказал, что я могу позвонить, если я… я захочу поговорить. – Она сделала паузу, надеясь, что теперь он скажет хоть слово, чтобы облегчить ее положение, но он молчал. После глубокого вдоха Кэти продолжала: – Я хочу поговорить… но не по телефону. Рамон, может, ты зайдешь?

– Да. – Его голос был бесцветным.

Но и этого было достаточно. Кэти кинулась переодеваться. Она не знала, что ей надеть, и мучилась в раздумьях, как будто от этого зависело ее будущее. Наконец, выбрав персиковый тренировочный костюм с капюшоном, она высушила и расчесала волосы, подкрасила губы, слегка подрумянила щеки и провела тушью по ресницам. Кэти посмотрелась в зеркало и увидела, что сильно раскраснелась и что у нее сверкают глаза.

– Пожелай мне удачи, – сказала она своему отражению.

Она прошла в гостиную, присела, но затем в возбуждении прищелкнула пальцами.

– Виски, – громко сказала она. Рамон любит виски. А у нее его нет. Оставив входную дверь открытой, Кэти помчалась к соседям и одолжила у них бутылку. Она надеялась к своему возвращению найти Рамона в квартире, но его не было. Она прошла на кухню и смешала такой же коктейль, как он однажды заказал, когда они где-то были, с небольшим количеством льда. Она поднесла бокал к свету, критически проверяя содержимое. Сколько же нужно класть льда? И почему она допустила такую глупость – смешала коктейль так рано? К тому времени когда он придет, лед уже растает!

Без пятнадцати девять раздался звонок. Он показался ей громоподобным. Сдерживая себя в последний момент, чтобы не распахнуть широко дверь и не кинуться к нему, она улыбнулась деланой улыбкой и спокойно открыла. В мягком свете фонаря перед дверью стоял очень высокий и ослепительно красивый мужчина в светло-сером костюме и темно-бордовом галстуке. Он смотрел ей прямо в глаза, его невозмутимое лицо не выражало никаких чувств.

– Спасибо, что пришел, – сказала Кэти, пропуская его и закрывая за ним дверь. Она так нервничала, что не знала, с чего начать. Наконец она решилась: – Садись, я приготовлю тебе выпить.

– Спасибо, – ответил Рамон, прошел в гостиную, снял пиджак. Даже не посмотрев в ее сторону, он небрежно кинул его на спинку стула.

Кэти была окончательно сбита с толку его поведением, но, в конце концов, если он снял пиджак, значит, намеревается задержаться. Когда она вернулась из кухни с бокалом, он стоял спиной к ней, засунув руки в карманы, и смотрел в окно. Он повернулся, услышав ее шаги, и впервые Кэти увидела глубокие морщины усталости вокруг его глаз и рта.

– Рамон, ты выглядишь измученным!

Он освободил галстук и взял бокал, протянутый ему Кэти.

– Кэти, я пришел сюда не обсуждать состояние моего здоровья, – сухо произнес он.

– Да, я знаю, – вздохнула Кэти.

Он был холодный, далекий и, как почувствовала Кэти, все еще в ярости.

– Ты даже не хочешь мне помочь? – вслух высказала она то, что думала.

Его темные глаза оставались безучастными.

– В чем? Я уже говорил тебе, что могу предложить очень немного, если ты станешь моей женой. Честность между нами входит в то малое, что я обещаю. Всегда. Я ожидаю того же и от тебя.

Молча кивнув головой, Кэти отвернулась от него, схватилась за спинку стула – она поняла, что от мужчины, стоящего около нее, никакой поддержки ожидать не приходится. Он ее не простил. Сделав глубокий вдох, Кэти прикрыла глаза.

– Рамон, в четверг, в церкви, я… я подумала, что ты набожный католик. И тогда я решила, что если это так, то светский развод для тебя не действителен. Вот почему я сказала, что венчалась в католической церкви и была разведена. Это все правда. Я была разведена, но Дэвид умер.

Голос позади нее прозвучал холодно и бесстрастно:

– Я знаю.

У Кэти онемели пальцы – так она сжала спинку стула.

– Ты знаешь? Но откуда?

– Не делай из меня дурака. Однажды ты сказала, что я напоминаю кого-то, чья смерть принесла тебе огромное облегчение. Когда ты рассказывала о своем бывшем муже, ты упомянула, что я на него похож. Я предположил, что ты вряд ли знала двух мужчин, которые бы напоминали меня. Кроме того, ты совершенно не умеешь лгать.

Его полное безразличие разрывало сердце Кэти.

– Я понимаю, – сказала она.

Ее душили слезы. Очевидно, Рамон не хочет той, что была женой другого, и не важно, разведена она или вдова.

Понимая, что в дальнейшем ей придется казнить себя за то, что она позволила себе сказать это, Кэти прошептала:

– Ты не мог бы объяснить мне, почему ты все еще сердишься на меня, после того что я только что сказала тебе? Я понимаю – ты в ярости, только я не совсем понимаю почему, и…

Он схватил ее за плечи и повернул к себе, его пальцы впивались в ее тело.

– Потому что я люблю тебя, – выдавил он. – И за эти два дня прошел семь кругов ада. – Его голос звучал так хрипло, что, казалось, он усилием воли вырывал из груди эти слова. – Я люблю тебя, и около сорока восьми часов я ждал твоего звонка, умирая с каждым часом твоего молчания.