Игрейния часто высказывала свое мнение, и ее слушали, даже когда она спорила. Как-то, погнавшись за кроликом, упала с утеса и покалечилась любимая борзая Питера, и он пришел к Игрейнии за бальзамом, чтобы залечить ее раны. Вместе с отцом Маккинли леди Лэнгли снова стала ходить к обитателям замка – лечить болезни и утешать в горестях.

Она очень много читала и еще больше увлеклась историей оружия. И она снова сняла со стены гербовый щит Эрика. В комнате не осталось ничего, что бы напоминало о роде Афтона. Но ее шитье и вышивку шотландцы не тронули. Времени было достаточно, материалов тоже, и она изготовила собственный герб – львы на фоне лилий – символ дома Абеляров. Игрейнии самой понравилось, как вышивка смотрелась на стене, и от того, что, ложась в постель, она видела герб своей семьи, в душе ее воцарились спокойствие и ощущение независимости, которые были ей так необходимы. Хотя Эрик уехал, но ей казалось, что он по-прежнему оставался в замке. Все в Лэнгли шло так, как рассудил Эрик. Да, здесь была шотландская территория, на которой безраздельно властвовал Роберт Брюс. Но жизнь считалась священной и никто не творил жестокостей. Работников и слуг не избивали, никто не грабил домов выживших во время болезни и тех, кто погиб от чумы. Мужчин не убивали, женщин не насиловали, поля не вытаптывали, скот не уничтожали. В этом, конечно, была своя логика. Эрик стремился набрать и обучить военному делу для своего короля как можно больше людей. А воинам требовались амуниция и продовольствие.

Но те, кто хорошо его знал, хранили ему неизменную верность. Они с нетерпением ждали вестей об исходе сражения, о Роберте Брюсе, о передвижениях Эдуарда и о судьбе своего вождя. Никто не желал ему гибели и не стремился занять его место. Преподобный Маккинли постоянно прислушивался к разговорам его соратников и утверждал, что Эрик обладает безоговорочной властью, потому что сам подвергается такой же опасности, как любой из его людей, он готов броситься на защиту товарища и жизнь человека для него дороже богатства. Он был от природы стратег и потому понимал, что превосходящего числом противника можно сломить упорством. Он сумел убедить своих солдат, что они захватят Лэнгли без доспехов и почти без оружия, ведь они шли освобождать тех, кого любили. И Эрик одержал победу, потому что очень этого хотел.

Шли дни. Игрейния окончательно убедилась, что дверь на свободу всегда открыта, но теперь она все чаще задумывалась, что же такое свобода. Казалось бы, ей следовало молиться о смерти Эрика. Но она с ужасом обнаружила, что ждет его возвращения. Однако ей приятно было сознавать, что она может бежать, когда захочет.

Страшило одно: оставаясь в плену, Игрейния подвергала опасности брата. Но время бежало, а он так и не ответил на ее письмо. Если бы послание передали Питеру как управляющему замком на время отсутствия Эрика, он, пожалуй, не стал бы его ей показывать. Но Игрейния не задавала вопросов – она надеялась, что брат воспользуется услугой верного крестьянина, лудильщика или молочницы.

Гонцы приезжали и тут же спешили назад. Однажды во время обеда в зале Питер с гордостью сообщил, что шотландцы отбили мощную атаку англичан у Лондонского холма. Затем сами напали на войско пришедшего на выручку Пемброку графа Глостера. Тот яростно защищался, но тем не менее отступил и скрылся за стенами замка Эр. Игрейния удивилась тому, как неожиданно забилось ее сердце – если бы что-нибудь дурное случилось с вождем, Питер не рассказывал бы об этом с таким удовольствием. Но тем не менее она спросила:

– А что с людьми из нашего замка?

Несмотря на обещание собственноручно предать Эрика смерти, она, с тех пор как уехал ее тюремщик, не переставала тревожиться. И Питер радостно заверил пленницу, что отряд Лэнгли в обоих сражениях вел себя храбро и достойно. Никто не погиб – только у одного юноши оказалась сломана рука.

Ветер подул в другую сторону.

Брюс взял верх. Но Эдуард бросил клич своим вассалам. Сбор назначили на восьмое июля в Карлайле, где к ним должны были присоединиться валлийцы, и король объявил, что сам поведет армию против Брюса.

Игрейния размышляла: неужели и на этот раз, когда на ратном поле появится сам Эдуард и потребует покорности, шотландцу поможет его сила воли и хитроумная тактика? Она знала короля: прозванный Долговязым за свой высокий рост, он по праву считался отважным воителем. Об его отваге слагали легенды. И перед тем как умерла его любимая жена Элеонора, он нередко проявлял великодушие. И хотя его политика по отношению к Шотландии всегда отличалась непримиримостью и жестокостью, бывали случаи, когда король предпочитал силе терпимость. Обычно это случалось, если Эдуард считал, что дипломатия выгоднее войны.

Игрейния стояла на парапете стены и наслаждалась нежной лаской солнца и легкого ветерка. Но внезапно услышала, как кто-то к ней подошел.

– Прислушайтесь. – Это был Питер. Он внимательно смотрел на восток, где поле покато опускалось в сторону горизонта.

Игрейния удивленно изогнула бровь – она ничего не слышала. Но вскоре поняла, о чем говорил Питер, не услышала, а скорее почувствовала сотрясение земли. А потом уловила звук – стук лошадиных копыт и посвист ветра: это множество воинов во весь опор мчались к замку.

– Грегори предсказал, что они вернутся сегодня. Удивительный парень!

Грегори и в самом деле оказался удивительным человеком. Игрейния начала учиться читать по его губам. Он точно сообщал день, когда родится жеребенок и когда пойдет дождь. Или когда выдастся солнечный день, даже если с утра небо закрывали грозные, темные тучи.

Высоко на восточной башне прозвучал горн и крик стражника. В воздух взвился флаг, и Питер довольно заметил:

– Точно, возвращаются!

Игрейния ощутила странное смешанное чувство: страха и предвкушения чего-то хорошего. Дни без Эрика текли спокойно. Она занималась своими делами. И шотландцы относились к ней уважительно и с почтением, словно она была одна из них.

А теперь…

– Я рада, – произнесла она, – что ваши люди пережили все ужасы сражения. А теперь извините. Мне пора. – Ей внезапно нестерпимо захотелось уйти.

Питер был слишком увлечен возвращением товарищей и не последовал за пленницей. Джаррета и кого-нибудь другого поблизости тоже не было.

Игрейния хотела уединиться в своей комнате, но, оказавшись в зале, обнаружила, что он пуст. И вместо того чтобы подняться наверх, спустилась в подземелье. Факелы освещали каменный подвал, но рядом со склепами никого не было. Она удивилась, что ее нисколько не пугает соседство с погребенными и она может спокойно разгуливать среди захоронений. Поблизости упокоился Афтон, и если в катакомбах витал его дух, он станет ей стражем и утешителем. Игрейния прикоснулась ладонью к каменной стене и ощутила не душераздирающую боль потери, а сладостный укол воспоминаний. Потом ей стало любопытно, каким способом шотландцы замуровали потайной ход.

Она не сразу решилась заняться обследованием подземелий. Но время было подходящее: отряд возвращался с победой – сейчас начнутся поздравления и тосты за Шотландию и короля Брюса. И о ней никто не вспомнит.

Игрейния прошла мимо пустых камер – деревянные двери и решетки оказались открытыми. И не остановилась даже у пыточной, только по затылку пробежал неприятный холодок. Она быстро направилась туда, где любой непосвященный не увидел бы ничего, кроме тупика. Проскользнула мимо выглядевшей частью стены колонны и оказалась в том месте, где за едва приметной теперь аркой некогда начинался тайный ход, который тянулся глубоко подо рвом и выходил на южный берег реки.

Она оглядела арку: если раньше та только казалась стеной, то теперь превратилась в настоящую стену – кирпичи накрепко связал известковый раствор. Но Игрейния не верила, что Эрик так основательно заделал ход, что при случае сам не мог бы им воспользоваться. Она не сомневалась: стоит как следует ударить топором или пикой – и преграда обрушится.

Она обвела взглядом коридор. Как она и ожидала, нужных инструментов ей никто не оставил.

Тогда она покинула темный тупик, довольная тем, что узнала, на тот случай, если ходом придется воспользоваться. Она прошла мимо камер, захоронений и поднялась по лестнице в зал. Сделав несколько шагов, в сгущающемся под каменными сводами сумраке она спиной почувствовала, что рядом кто-то есть.

Игрейния резко остановилась и в первую секунду в трепетном свете настенных факелов увидела перед собой только какую-то огромную преграду. Но затем в неверном мерцании огней различила широкие плечи, накидку и золотистое марево волос. Сердце бухнуло в груди, и она застыла. Отступать не имело смысла. И вперед идти было некуда. И хотя глаза Эрика скрывала тень, и они казались почти черными, Игрейния догадалась, что он смотрел на нее с неудовольствием.

– Ах! – воскликнула она, призывая все силы, чтобы унять дрожь в руках и ногах, и стараясь говорить так же свободно, как с Питером, Джарретом или отцом Маккинли. – Громче, трубы! Славьте победителя! Вернулся непобедимый воин! Остались в живых? Повезло!

Игрейния не видела его рук, потому что Эрик держал их за спиной. Но вот он вытянул одну руку. В кулаке было зажато остроконечное кайло.

Она едва взглянула на инструмент – старалась не отводить взгляда от его лица.

– Я ходила навещать могилы.

– Они в другом конце коридора.

– Слышала, что вы замуровали подземный ход?

– И решили в этом убедиться?

– Конечно. Подумала: как глупо! А если вам придется самому им воспользоваться?

– Придется – мне? Скажите откровенно – искали возможность бежать?

– Вас долго не было в замке. Все это время я была примерной арестанткой. Спросите у своих людей.

– Мои люди вам не помеха. Жизнь с ними вам кажется даже приятной. А теперь вот вернулся я.

– Вернулись… – пробормотала Игрейния. Она решила, что продолжать разговор не имеет смысла. Обеспокоенная, что не удавалось унять сердцебиение и дыхание оставалось по-прежнему частым, она подумала, что самым лучшим выходом будет достойное отступление. Она двинулась вперед, хотя шотландец по-прежнему загораживал ей дорогу. – Пустите, сэр, пленница желает вернуться в свою клетку.

Но Эрик не отодвинулся. И когда она проходила мимо, схватил ее за руку.

– Послушайте! Я же здесь. Никуда не убежала. – Игрейния испугалась, что шотландец услышит, как задрожал ее голос. – А вниз спустилась, чтобы помолиться… и из любопытства.

– И кайло это тоже не ваше?

– Конечно, не мое. Неужели вы считаете, что ваши люди могли снабдить меня подобным инструментом?

– Насколько мне известно, этот замок некогда был вашим домом и вы знаете, где что лежит.

Гордый, уверенный в себе человек, подумала Игрейния. Такого никто не сломит. А сравнить с тем, каким она увидела его впервые: измученный, отчаявшийся, растерзанный, не лучше дикаря. Теперь он носил чистую одежду, был гладко выбрит, заботился о своих волосах. Волевое лицо привлекало взгляд. И в то же время оно было хмурым. Видимо, боль так и не ушла из его сердца.

Эрик скакал домой без доспехов – не сомневался, что путь свободен. Но меч был пристегнут к поясу, а у колена привязан неразлучный кинжал.

– Пленники всегда должны искать путь к свободе, – нетерпеливо проговорила Игрейния. Шотландец находился слишком близко и стал чрезмерно реален. Как мужчина. Во плоти. С бьющимся сердцем, все подмечающими глазами и энергией, которая бурлила в нем. – А я тем не менее здесь! Признайтесь, когда вы не увидели меня среди всех раболепствующих по поводу вашего победного возвращения людей, вы ведь решили, что я сбежала от своей приятной жизни узницы?

– Не подумал. Увидел Питера и понял: вы здесь. Он бы ни за что не выпустил из рук то, что мы захватили.

– Каменные стены, оружие, женщина – все одного сорта?

– Военные трофеи, – с готовностью подтвердил Эрик.

– С той лишь разницей, что некоторые куда положишь, там и возьмешь.

– Ага! Значит, вы все-таки не оставляете мысль о побеге? Прямо в объятия и брачную постель к человеку, который спит и видит, как бы поскорее, пока он еще не уснул вечным сном, завладеть землями, имуществом, титулом и женщиной своего покойного родственника.

– Слушайте, вас зовут! Ваши люди хотят вас видеть после столь долгого отсутствия.

– Нет, Игрейния, сдается мне, что вы вовсе не были примерной арестанткой. Вы очень умная женщина и прекрасно понимаете, что не сумеете противостоять Эдуарду, если он захочет вас заполучить.

– А мне-то что? – Игрейния не в силах была оставаться рядом с ним. Она еле сдерживалась, чтобы не закричать и не броситься по коридору словно ненормальная. – Мое единственное избавление – это смерть вас всех. Так вы позволите мне пройти, сэр? Ваши товарищи вас заждались. Им не терпится воздать вам по заслугам.

– Это хорошо, что вы не пытались бежать.