— Я решил… А я решил? Так ты поэтому так стараешься уговорить меня отдать все? Что ж, я почти сдался.

— Почти, — подчеркнула Клеопатра.

— А тебе всегда мало!

— Отчего же, иногда бывает достаточно.

Она потерлась о него так, что он задохнулся, а потом чуть-чуть отодвинулась — не больше чем на дюйм — и продолжила свои речи.

— Отдай мне Иудею.

— Нет.

— О боги! Я готова рвать на себе волосы! Зачем, зачем я отправила к тебе этого маслянистого, скользкого семита. Его роль заключалась в другом — вызвать твою ревность и быть вышвырнутым вон.

— Разве? А почему? — невинно спросил Антоний. — Он очарователен. И очень, очень полезен.

— Народ ненавидит Ирода. Люди презирают его. Он не имеет прав на свое царство; женился на женщине из древнего рода; назначил первосвященником ее брата, а потом уничтожил. Если ты не покончишь с ним ради меня, его народ сделает это ради себя самого.

— Приму к сведению. Но пока Ирод слишком полезен для меня, и я не стану от него избавляться, — добавил Антоний, сверкнув рядом ослепительных зубов, — он освобождает тебя от чрезмерных хлопот. Я дам тебе власть, любовь моя — но не такую, чтобы ты могла бросить мне вызов.

— Мудро, — съязвила она. — Но неучтиво. Не следовало бы говорить, что ты мне не доверяешь.

— Я доверил бы тебе даже свою жизнь, — сказал он. — Я также могу доверить Ироду и его приятелям-царькам блюсти мои интересы; до тех пор, пока это удобно им самим. Полагаю, что так продлится долго, ведь я — азартный игрок. Как только мы с тобой усядемся в Персии на трон Александра и Кира[44], я отдам тебе Ирода в собачонки — чтобы грел твои колени. Но до тех пор он нужен мне самому.

— Ну-у, если у нас вообще так далеко зайдет, — она сморщила нос, — я велю повесить его в его же собственном храме.

— Как пожелаешь, — сказал он. — Но не сейчас.

Клеопатра задыхалась от страсти. Как же давно она не с ним! И когда Антоний снова потянулся к ее одеждам, она не сопротивлялась и не старалась вырваться. Платье порвалось, но они оба не заметили этого. Его руки зарылись в ее волосы; она изо всех сил прижала его к груди.

Они застыли, слившись воедино. Антоний посмотрел ей в глаза.

— Вот теперь я дома, — еле слышно сказал он.

Сейчас вполне можно было воспользоваться моментом и вернуться к вопросу об Иудее, но, казалось, ей порядком надоели политические проблемы, как и ему. Однако, когда они сполна насладились телами друг друга — а это произошло очень не скоро, — она сказала:

— А я все равно буду стоять на своем.

Но Антоний уже спал. Клеопатра вздохнула, нахмурилась, но все же не выдержала и улыбнулась.

— У нас еще будет вдоволь времени для войны и для любви. Доброй ночи, дорогой мой римский лев.

Он что-то пробормотал — это могло означать: «Доброй ночи».

Ее улыбка стала шире и мягче. Она положила голову ему на грудь и, чувствуя себя в его объятиях уютно и спокойно, тоже уснула.

Действие третье

ЕГИПЕТ И ВОСТОК

36—34 до н. э

21