– Практически все, что легко усваивается. У него же была реакция на лекарственный препарат.

– Он никогда ничем не болел, какой препарат он мог принять?

– А ему какое-то болеутоляющее вкололи. Он вывихнул ногу, подозревали перелом. Сделали укол, а через час привезли на «Скорой» к нам.

– Я ничего не понимаю, как это могло произойти?!

– Вы, я так понимаю, не жена, – медсестра с любопытством глянула на Светлану.

– Нет, я старый друг, мы еще в школе учились вместе. А жена у него есть…

– Нет у него никакой жены. По документам он разведен. Сюда приходит какая-то молодая женщина, коллега, но мы ее еще ни разу не пустили к нему – нельзя было. Сегодня первый день, когда врач разрешил посещения.

– Скажите, можно я сейчас сбегаю, что-нибудь куплю, а потом приду и покормлю его.

– Конечно, мы вам сделаем постоянный пропуск, как родственнице больного, нуждающегося в специальном уходе.

Обратно домой Светлана ехала так, что какой-то мужик, которого она подрезала, пытаясь вырваться на свободную соседнюю полосу, открыл окно и проорал:

– Коза драная, куда прешь?!

Она не обратила внимания на это – ей надо было как можно быстрее доехать до рынка, купить творог, сделать паровые сырники и вернуться к Пашке. А еще надо купить термос, новую пижаму, тонкую, чтобы не было жарко, бритвенный станок, чтобы его побрить, еще…

Светлана мчалась в сторону дома и, позабыв все свои недавние страхи, сочиняла диетическое и питательное меню на ближайшую неделю. Ведь «главный фактор, способствующий выздоровлению, – это сбалансированное, высококалорийное и легкоусвояемое питание». Так ей сказал врач, молодой кокетливый мужчина с немного скучающим взглядом.

Сырники получились некрасивыми, но вкусными. Светлана почему-то на цыпочках вошла в палату. Сестра сказала, что больной должен уже проснуться. Светлана достала свои судочки, сметану из пакета, обложенного льдом. «Чтобы не скисла», – пояснила она медсестре, а та пожала плечами – на улице ноябрь, холодина… Все было готово, осталось дождаться Пашкиного пробуждения. Светлана сидела на стуле около его постели, ждала и думала о странностях человеческой болезни.

– Только не вздумай пичкать меня своими сырниками. Они у тебя всегда мокрую глину напоминали. Не умеешь ты сырники готовить, – голос раздался так неожиданно, что Светлана вздрогнула. Пашка приоткрыл один глаз, отчего стал похож на ушастого попугая.

– Зараза ты, Соколов, я на другой конец Московской области гоняла, чтобы сырники из деревенского творога приготовить, а ты…

Светлана делано обиделась и кинулась обнимать Пашку.

– Да осторожней ты, систему жизнеобеспечения повредишь, – смеялся Соколов, оберегая от Светланы свои проводки и трубочки.

Теперь каждый день она вставала рано утром, покупала свежие продукты, готовила два-три блюда и ехала к Пашке. По дороге она иногда заглядывала в типографию, потихоньку вникала в дела, обсуждала с Тиной вопросы, не терпящие отлагательства, и спешила в Боткинскую больницу. Там на поправку шел ее друг Пашка. Она проводила с ним почти весь день. Они подолгу разговаривали, вспоминая школу, давних друзей и собственное прошлое. Впрочем, недавнее прошлое вспоминал больше Пашка – он развелся со своей милой женой и не уставал повторять, что развод у них был просто замечательный, намного веселее и непринужденнее свадьбы.

– Ты сама подумай, женятся люди не настолько знакомые, чтобы чувствовать себя раскованно и свободно.

– Ну, это еще вопрос, некоторые поживут несколько лет, а потом только в загс бегут.

– Ну, не будешь же ты отрицать, что стаж совместного общения у разводящихся больше, чем у бракосочетающихся? – вопрошал Соколов.

– Не буду, – смеясь отвечала она.

– Так вот, имеет смысл отмечать разводы – все уже знают «тараканов» друг друга и не совершат неловкостей, которых на свадьбе до фига, – не унимался Пашка.

Светлана не могла понять веселья по поводу распада собственной семьи – это фальшивая бравада переживающего человека или это действительно разумный и легкий взгляд на вещи.

О ее недавнем прошлом он не спрашивал. Даже когда она обмолвилась, что сломалась машина, а она не успевает ее забросить в сервис и что она никак не может понять, почему на втором этаже в ванной недостаточный напор воды, Пашка только приподнял бровь, но промолчал. Светлана чувствовала благодарность за его дружескую щепетильность – рассказывать о событиях, связанных с Игорем, она не хотела и не могла. История этой любви чуть не довела ее до сумасшествия, до невроза. Чем был для нее Игорь, что он за человек и что на самом деле произошло тогда в Албене – обо всем этом она себе запретила думать. Ей удобней было считать, что прошлое не такое уж значительное, чтобы тратить время на воспоминания. Впрочем, даже если бы она и хотела, то возможности обратиться в прошлое у нее не было – Пашка шел на поправку. Светлана с удовольствием проводила с ним дни напролет.

Когда ему разрешили гулять, они, нарушая режим, стали ходить на ипподром. Лечащий врач, узнав об этом, вызвал к себе Светлану:

– Я закрываю глаза на ваши прогулки только потому, что больной не набирает вес. Меня это волнует. Прошло уже достаточно времени, чтобы организм восстановился. Но у него по-прежнему очень низкий гемоглобин. Старайтесь его подкормить чем-нибудь питательным.

– Вы не представляете, что я ему готовлю, он чуть-чуть попробует, и все. Может, ему физическая нагрузка нужна?

– Слаб еще, нельзя, прогулки неспешные. И я вас умоляю, не простудите его на этих ваших бегах.

Ноябрь прошел, декабрь был холодный, но без снега. Заезды начинались еще засветло, заканчивались в лучах бело-голубых прожекторов. Они с Пашкой пили из термоса горячий чай с молоком, жевали покупные чебуреки, пытались понять, кто фаворит и что бы было, если бы они поставили деньги на «вот эту симпатичную лошадку».

– Это не «симпатичная лошадка», – Пашка терпеливо пояснял Светлане, – это гроза Самарского ипподрома. Победитель прошлого сезона. Но это не основание делать ставки именно на нее. Насколько я понимаю, при ставках надо учитывать многое. Основное – это форма лошадей.

– Это ее параметры и физическая подготовка?

– Вовсе нет, это, во-первых, ее результаты за прошлый период соревнований. Но и это еще не все – лошадь могла быть первой во всех соревнованиях всего сезона, но, если ты не будешь знать, в каких условиях она бежала, ты можешь поставить на нее и проиграть.

– Это как?

– Например, мы знаем, что лошадь побеждала на сухом треке и вес жокея был маленький, а сегодня идет дождь или снег, жокей весит на два килограмма больше. Можно предположить, что лошадка, выбранная тобой, проиграет этот заезд.

– Откуда ты это знаешь?

– Дядя Семен рассказал.

Дядя Семен, завсегдатай бегов, с которым почтительно здоровались солидные, хорошо одетые люди, проводил около них много времени. Пашка, не боясь показаться дилетантом, любил задавать множество вопросов и тем самым умел расположить к себе людей.

– Твой муж – толковый, деньги себе сделает здесь, – дядя Семен одобрительно кивнул головой, а Светлана, собравшаяся вдруг возразить, осеклась. «Некрасиво выйдет, будто я стесняюсь быть его женой!» – подумала она и только шутливо подтолкнула локтем Пашку. Потом она обвела взглядом ипподром. На дальней дорожке, словно игрушечные, бежали лошадки, монотонный шум толпы усиливался с каждым новым кругом, но сквозь него все равно был слышен город. Вот загудел тепловоз, уводящий состав от Белорусского вокзала, вот прозвучала сирена «Скорой помощи», мчавшейся в Боткинскую, но вот прозвучал гонг, и ипподром задвигался, зашумел уже иначе. «Как странно, этот кусочек города вобрал в себя все, что есть в жизни любого человека: азарт, страсть, удача и неудача, дорога – расставания и встречи, больница – боль, радость выздоровления и боль утраты. Вся жизнь в одном квартале огромного города». Она хотела об этом сказать Пашке, но передумала, побоялась, что он только ухмыльнется в ответ на ее сентиментальность.

Возвращение в больницу Пашка оттягивал, как Светлана оттягивала возвращение в свой пустой дом.

– Пойдем кружок сделаем, – предлагал Пашка, и они шли мимо Дворца юных пионеров, рассматривали освещенные фасадные украшения, которые превращали спортивное сооружение в замковую стену, сворачивали в Боткинский проезд, шли по бульварчику. Светлана искоса посматривала на Пашку и думала, что ума у этой его жены кот наплакал. «И чего это она?! Чего ей не хватало?! Он такой надежный, такой… такой…» Какой он, определить она не могла. В его присутствии мир казался прочным и стабильным. Он умел договориться с окружающей средой и обстоятельствами, не нанося ущерб собственной репутации, достоинству и принципам. Он чем-то напоминал ей Нащокина в первые годы их знакомства, с той лишь разницей, что Пашка был моложе, а потому в нем сильно чувствовалось любопытство к жизни. Находясь рядом с ним, Светлана вдруг ощущала легкость – все, что ей казалось невероятно сложным и запутанным, становилось до смешного обычным. Ей, прошедшей и не до конца еще выпутавшейся из пут страха и подозрений, это слово – «обычное» – было самым желанным. «Это обычный конфликт интересов», – бросал Пашка по поводу своих деловых проблем, которые могли грозить банкротством. Произнося это веселым тоном, он спокойно брался за решение проблемы, ни на минуту не теряя веселого присутствия духа. «Это обычная аллергия», – точно так же реагировал он на собственную сыпь, которая врачей волновала больше, чем его самого. «Это обычный невроз, который переживают после супружеской измены и развода не одна сотня женщин!» – отважилась наконец подумать Светлана о том, что происходило с ней в последнее время. У больничных ворот они иногда прощались, но чаще всего она провожала Пашку до палаты, где медперсонал ей разрешал немного посидеть. Светлане не хотелось уходить – ей нравился запах больничного ужина, нравилось пить чай с Пашкой, смотреть телевизор и обсуждать новости, ей нравились его соседи по отделению – которые, увидев Светлану, деликатно откланивались:

– Павел Степанович, ничего срочного, позже подойду.

Заходила медсестра с лицом хозяйки палаты и владелицы тела, которое именуют «Павел Соколов».

– Капельницу ставим, – она по-свойски, не стесняясь Светланы, задавала вопросы, устанавливала свои медицинские штуки и, сделав строгое лицо, напоминала: – Долго не задерживайтесь, вам и так главврач идет навстречу.

– Да, я сейчас уйду, – Светлана делала движение, но Пашка останавливал ее.

Уезжала она, когда уже понимала, что Соколов хочет спать, но перед тем, как уйти, они составляли планы на следующий день.

– Ты завтра не спеши, с утра процедуры будут, потом обход врачебный, потом я буду ругаться со своими оглоедами, – Пашка уже не чаял выписаться и навести порядок в своих делах, – но вечером обязательно, только не в ночь, как вчера, а пораньше.

Светлане было приятно, что ее присутствие ему необходимо.

– Я после обеда приеду, у меня еще в типографии дела.

Дома она опять готовила вкусности, выбирала ему книжку для чтения и засыпала с мыслью о завтрашнем дне. Пашка Соколов теперь занял все ее время. Она хорошо помнила, что именно он оказывался с ней рядом в непростые времена, и пыталась в полной мере отдать дружеский долг. Она видела, что развод, о котором он так весело рассказывал, все же оставил след.

– Видишь ли, вопрос, иметь ли семью, у меня никогда не стоял. Мне всегда надо было что-то строить, в том смысле, что создавать.

Светлана кивала, подтверждая, что создать семью – это не мыльный пузырь выдуть.

– Я думаю, что эта способность в генах заложена. Либо – не заложена. Вот почему-то одни совершенно спокойно мирятся с некоторыми неудобствами совместной жизни…

– Они не мирятся, – перебил ее Пашка, – ведь сама понимаешь, долго мириться не получится. Пар вырвется из-под крышки. Нет, тут другое. Они просто получают удовольствие от разнообразия жизни. Вот я, например, всегда обожал на лодках сплавляться, сама знаешь, еще со школы. Но жене больше нравилось ездить в отпуск в южные страны и вести «тюлений» образ жизни. Ты знаешь, я не спорил ни минуты. Я просто и в жарких странах себе дело по душе нашел. Видишь ли, не люблю пафос, но должен признаться, что главное в супружестве – это почувствовать другого. Без этого – никак. А почувствовать – это значит и согласиться, и принять, и оправдать. Без оправдания недостатков твоей половины тоже ничего не выйдет.

– Ты молодец, – искренне похвалила его Светлана, подумав о том, что у них с Нащокиным случилось именно так. «Наверно, поэтому мы так хорошо и жили», – подумала она и стала прощаться. На улице уже был поздний вечер с хрустящими лужами и поседевшим от мороза асфальтом. Она покидала больницу с сожалением, ей казалось, что этот освещенный корпус, живущий по отличным от всего города законам, является оплотом спокойствия, и при этом она как-то забывала, что здесь лежат больные, страдающие люди. Любой психотерапевт, если бы она к нему обратилась, сказал бы ей, что это чувство не более чем проявление того самого невроза, который отступил перед необходимостью помочь Пашке. Что она на самом деле приютилась около больничной постели Соколова, заполняя все свое время хлопотами о нем. Любой другой человек посоветовал бы ей задуматься, что она будет делать дальше. Свой дом она сейчас рассматривала не иначе как что-то временное, а центр ее жизни был там, где лежит Пашка. Светлана не спешила сесть в машину, она доходила до Ленинградского проспекта, переходила на противоположную сторону и шла в сторону метро «Динамо». Самое удивительное, что во время этих прогулок она вспоминала школу. Как Пашка открывал рывком дверь в класс и с порога, точным движением метал свой портфель прямо на парту. Пашка имел обыкновение сидеть в самом начале ряда, напротив учителя. Эта близость никак не мешала его активности. Реплики, шутки, вечно повернутая голова в сторону класса и спина, которую приходилось лицезреть преподавателю, – все это сходило ему с рук, поскольку учился он все-таки хорошо и был безумно обаятелен. Светлана вдруг вспомнила восьмой класс, первые экзамены. В тот год Москва была засыпана нарциссами. Обычные, мелкие, с желтовато-красными серединками, одуряюще пахнущие, они продавались на каждом перекрестке, у каждого метро. Бабки, которые ими торговали, связывали их в тугие пучки, заворачивали в старую газетку, стебли цветов сочились влагой, и от букета пахло всем сразу – влагой, типографской краской и собственно ароматом. Светлана покупала эти букетики каждый раз, когда возвращалась с экзаменационных консультаций.