— Послушайте, вы не станете так себя вести, понятно? Что бы ни случилось дома, это не должно отражаться на вашей учебе и внеклассных занятиях. Продолжайте выполнять все, как и раньше… обещаете?

Робби покорно кивнул.

— Хорошо, Челси?

Она тоже кивнула, не глядя ему в глаза.

— Ну что ж, тогда идите, — произнес Том, хотя чувствовал себя так, словно развалится на части и умрет, как только они исчезнут из вида.

Челси, однако, не хотела уходить.

— Что-то еще? — спросил он.

— Не знаю. Просто… ну, трудно вести себя, как будто ничего не произошло, если на самом деле произошло.

— Что же еще мы можем делать? Она угрюмо пожала плечами.

— Можно нам рассказать друзьям?

— Если придется. Робби сказал:

— Я не хочу говорить своим.

Наконец Челси решила, что это слишком трудное решение, чтобы принимать его в начале дня. Она быстро моргала и через минуту уже не смогла бы удержать слезы.

— Мне надо идти, папа. — И, не договорив, ушла.

— Мне тоже пора. — Робби совсем пал духом.

— Хорошо. Еще увидимся.

Том погладил сына по спине, и тот влился в общий поток учащихся. Оставшись один, Гарднер подумал, что никто из детей не интересовался его эмоциональным состоянием и как ему живется у дедушки, все ли в порядке. Они были так заняты своими собственными переживаниями, что не могли отвлекаться на чьи-то еще. Умом он понимал, что такое отношение типично для детей, но все же не мог не чувствовать себя обиженным из-за всеобщего равнодушия к его страданиям. Направляясь в свой кабинет, он поклялся в душе, что никогда не замкнется в своем горе настолько, чтобы не замечать горя детей.

Неизбежно должна была сложиться такая ситуация, при которой вся школа узнала бы об их семейных неурядицах. Но все произошло гораздо быстрее, чем ожидал Том. Он проходил мимо учительских почтовых ящиков, когда дирижер школьного оркестра, Вине Конти, остановил его:

— Том, я подумал, можно мне на этой неделе заехать и взять у тебя каноэ? В следующую субботу открывается сезон охоты на уток.

Несколько недель назад они с Томом договорились, что Вине одолжит каноэ, чтобы его сыновья-подростки могли заняться охотой. Сам он с удовольствием стрелял уток еще до того, как женился.

В замешательстве Гарднер пробормотал:

— А… да, конечно, Вине.

— Ты человек занятой, так что назначай день.

— Ну… любой день подойдет. Я… это… — Он откашлялся, и его охватила паника при мысли о том, что придется признаться — его брак под угрозой. Он никогда бы не подумал, что это окажется так трудно сделать, и что после признания он ощутит себя таким неудачником. — Дело в том, Вине, что мне надо будет сказать Клэр, где весла, и ты договоришься с ней, когда прийти и все забрать. Я там больше не живу.

— Не живешь?

— Мы с Клэр на время расстались.

Он видел, как ошарашен был Вине и как искал подходящий ответ.

— Ох, Том… извини. Я не знал.

— Все в порядке, Вине, об этом никто не знает. Ты первый, кому я сказал. Все случилось в эти выходные.

Винсу было ужасно неловко.

— Том, я действительно очень сожалею. Ты предложил мне воспользоваться твоим каноэ и — ну, черт, то есть, мне не надо было…

— Какой смысл менять планы, Вине. Ты можешь взять его. Я позабочусь, чтобы Клэр знала о твоем приходе и приготовила весла. Если тебе понадобится помощь, чтобы погрузить лодку на машину, то я попрошу Робби помочь или сам встречу тебя у дома.

— Нет, нет, я прихвачу одного из своих парней.

— Прекрасно. Ну… ты знаешь, где каноэ. За гаражом.

— Конечно.

— Клэр тебе все покажет.

По выражению лица Винса было ясно, что его разбирает любопытство, но, к его чести, он не стал расспрашивать. Когда он ушел, Том понял — несмотря на то что развод давно стал обычным делом, люди все же считают его чем-то ужасным и чувствуют себя неудобно, когда им об этом рассказывают. Может быть, Вине не хотел быть назойливым. Может, он не знал, что сказать. Но факт остается фактом — как только он узнал, то отделился от Тома заслоном, которого никогда раньше не было.

Вине оказался не единственным, узнавшим в этот день правду. Школа такого размера, как Хамфри, работала по принципу сообщества, в котором различные части взаимно зависели друг от друга. Как его глава, Том должен был оставаться доступным в любое время, в случае необходимости или просто, чтобы ответить на возникшие вопросы. Это вынуждало его давать номер телефона отца своему помощнику, секретарю, главе исполнительной власти, а также шефу полиции, главе школьного совета, кураторам и Сесилю, на чьей ответственности была уборка помещений и который часто звонил по ночам, когда его люди выполняли основную часть работы. Стоило всем им узнать о том, что случилось, и новость разлетелась по школе быстрее, чем чума во времена королевы Елизаветы.

Эрин Галлахер поспешила разыскать Челси на перемене.

— Это правда, Челси? — Эрин обалдело вытаращила глаза. — Все говорят, что твои мама с папой разводятся!

— Они не разводятся!

— Но Сюзи Рэндольф сказала мне, что Джеф Мохауз сказал ей, будто твой отец уехал от вас. — Попытка Челси удержать слезы подтвердила слухи. Эрин тотчас же прониклась сочувствием. — Ой, Челе, бедняжка. Как все ужасно. Где он поселился?

— У дедушки.

— Но почему?

Лицо Челси исказилось.

— Ой, Эрин, я просто должна кому-то все рассказать. Не могу больше сдерживаться.

Слезы закапали у нее еще до того, как она закончила говорить. Девочки уединились в машине Челси, и она поведала подруге, что случилось, а потом та пообещала хранить тайну.

— Ничего себе, — изумленно шептала Эрин, — Кент Аренс твой брат… вот это да… — И добавила: — Конечно, ты чувствуешь себя оскорбленной.

Девочки обнялись, и Челси еще немного поплакала, а Эрин спросила, как думает Челси, вернется ли ее отец когда-нибудь домой, что заставило Челси опять заплакать. Они пропустили шестой урок и часть седьмого, а когда были готовы вернуться на занятия, то лицо Челси выглядело таким распухшим и красным, что, глядя в зеркальце заднего вида, она сказала:

— В таком состоянии нельзя показываться на люди. Эрин ответила:

— Может, сегодня тебе лучше пропустить репетицию с командой болельщиков, а к завтрашнему дню ты будешь чувствовать себя лучше. Да и выглядеть лучше тоже.

— А что мы скажем учителям, чьи уроки прогуляли?

Эрин, которая обычно была ведомой во всех делах, которые касались их с Челси, сейчас почувствовала себя лидером.

— Пошли, — приказала она, открывая дверь машины и направляясь к кабинету Тома.

— Нет, Эрин, я туда не пойду! Я не буду ничего говорить папе!

— Почему? Он даст нам разрешение на пропуски.

— Нет! Он меня убьет, если узнает, что я прогуляла занятия!

— Ну и как ты от него это скроешь? Пошли, Челе, ты сама не понимаешь, что говоришь.

— Но они с мамой не разрешают нам прогуливать ни под каким предлогом, ты же знаешь! Это единственная непростительная вещь в нашей семье.

Челси остановилась в коридоре у входа в учительскую.

— Ну и ладно, если не хочешь входить, я одна войду.

Эрин оставила Челси в коридоре и открыла дверь учительской. Дора Мэ провела ее к Тому.

— Здравствуйте, мистер Гарднер, — с порога заговорила Эрин, — мы с Челси сидели в ее машине и разговаривали. Она рассказала мне, что творится у вас дома, и сильно плакала, но она не хочет заходить сюда и признаваться, что мы пропустили два урока. Вы не дадите нам разрешение на пропуски?

— Где она?

— В коридоре. Она сказала, что вы ее убьете, если узнаете, но я так не считаю, раз вы понимаете, о чем мы проговорили.

Том поспешил в коридор, Эрин шла за ним. Челси стояла за углом, где ее не было видно сквозь стеклянные стены. Увидев отца, она почувствовала, как ее глаза снова наполняются слезами. Он обнял ее, и она приникла к нему.

— Папочка, прости, что я рассказала, но я не могла больше молчать. Прости… про…

— Шш, все в порядке, детка.

Эрин не знала, куда прятать глаза, видя, как директор школы обнимает ее лучшую подругу, и при этом едва сдерживает слезы, а она рыдает у него на плече.

— Я все понимаю, — бормотал Том, гладя дочь по голове. — Это тяжелый день для всех нас.

Какая-то ученица уставилась на них, проходя мимо.

— Ну, все, — сказал Том, — пошли ко мне в кабинет. И ты, Эрин, тоже.

— Я не могу идти туда в таком виде, — воскликнула Челси, — все будут на меня смотреть.

— Ты не первая ученица, которая плачет, заходя ко мне. — Он подал ей носовой платок. — Просто вытри глаза. Я хочу поговорить с тобой. — Он проводил их внутрь и закрыл дверь. — Садитесь, девочки.

Они уселись напротив стола, а Том примостился на его краешке.

— Теперь послушайте. Я дам вам разрешение на пропуск занятий, потому что понимаю, Челси, что ты не смогла справиться со всем сегодня. Но детка, больше не прогуливай уроки. Может быть, тебе придется трудно, но я хочу, чтобы ты постаралась ради меня.

Челси кивнула, не поднимая глаз, которые горели, и наматывая носовой платок на пальцы.

— Потому что ничего хорошего не выйдет, если у тебя снизится успеваемость.

Челси продолжала кивать.

— Эрин, ты поступила правильно, что обратилась ко мне сегодня, но в будущем, если вы пропустите уроки, я не смогу выдать вам разрешение.

— Хорошо, мистер Гарднер.

— А теперь я хочу, чтобы вы кое-что сделали для меня. Договоритесь о встрече с миссис Роксбери. — Миссис Роксбери была куратором их класса. — Челси, тебе надо это сделать как можно скорее. Эрин, думаю, тебе тоже будет полезно с ней поговорить, потому что Челси будет искать у тебя поддержки, и важно, чтобы ты понимала, что она сейчас переживает.

Эрин пробормотала:

— Хорошо… конечно.

— Вы обе не против, если я прямо сейчас приглашу миссис Роксбери?

Девочки кивнули.

— Ладно, я быстро вернусь.

Когда Том вышел, Эрин прошептала:

— Челси, твой отец такой хороший, непонятно, как это твоя мама могла прогнать его.

Челси печально ответила:

— Не знаю, она все портит.

Скоро пришла миссис Роксбери, женщина лет сорока, в очках без оправы и с взлохмаченными волосами, и увела девочек в свой кабинет. Уходя, Челси оглянулась и тихо, с вымученной улыбкой проговорила:

— Спасибо, папа.

Он выжал ответную улыбку. Через три минуты Линн Роксбери вернулась и обнаружила Тома, с хмурым выражением лица сидящего за столом и разглядывающего фотографии на подоконнике.

— Том? — окликнула она. Он перевел взгляд на дверь.

— Спасибо, Линн. Я ценю твою помощь.

— Без проблем. Мы с ними договорились побеседовать обо всем завтра. — Скрестив руки, она облокотилась о дверь. — Послушай, у меня есть время и для тебя, если тебе нужно выговориться. Сегодня в воздухе носились разные слухи, поэтому я имею представление, отчего у Челси красные глаза, а ты выглядишь так, словно потерял лучшего друга. Так и случилось.

Том вздохнул и потер веки, откинувшись на спинку кресла.

— Ох, Линн… вот дерьмо. Как выразился мой сын. Она осторожно прикрыла дверь.

— В нашем деле и не такое приходится слышать.

— Я целый месяц прожил, как в аду.

— Думаю, мне можно и не говорить этого, но все, что ты мне расскажешь, будет сохранено в строжайшей тайне. Представляю, как вам с Клэр тяжело сейчас работать в одном и том же месте.

— Это просто невыносимо. Линн молчала, и Том предложил:

— Садись.

— У меня всего несколько минут.

Она заняла место, где до этого сидела Эрин. Том наклонился вперед, положив руки на стол и подняв плечи.

— Я расскажу тебе все коротко и по порядку. Мы с Клэр расстались по ее предложению. Я живу с отцом в его домике у озера, а дети — с Клэр. Причина всего этого кроется в моем прошлом и явилась ударом для всех. Это связано с появлением в выпускном классе новичка, Кента Аренса. Я недавно узнал, что он мой сын. — Линн прижала палец к губам, но промолчала. Том продолжал: — Я не знал о нем до тех пор, пока он не пришел поступать к нам в школу. Я не поддерживал связь с его матерю, поэтому и не знал, но оказалось, что он появился на свет в том же году, что и Робби. Это была случайная связь в ту ночь, что я устраивал мальчишник. Клэр считает, что я возобновил отношения с матерью Кента, но это не так. Тем не менее, жена меня выставила.

Его признание произвело такое ошеломляющее впечатление, что Линн не смогла скрыть изумления.

— Ой, Том, не может быть! Такое могло случиться с кем угодно, только не с вами.

Он развел руками.

— Я тоже не ожидал. — Некоторое время они молчали. Потом он сказал: — Я так сильно ее люблю. Мне совсем не нужен этот разъезд.

— Как ты думаешь, она изменит свое решение?

— Не знаю. Открылась та сторона ее характера, которую я никогда не знал. Она словно ничего не боится… не знаю, как назвать это, но она стала агрессивной и абсолютно убеждена, что на время должна вычеркнуть меня из своей жизни.