Клэр не ожидала от Моники такой прямоты и теперь, понимая, что они обе испытывают одинаковые чувства, перестала держаться настороже. После глубокого вздоха Моника продолжала:

— Думаю, будет лучше всего, если я честно скажу, что знаю о том, что вы с мужем расстались. Я знаю, что вы живете раздельно почти с тех пор, как мы сюда приехали.

Клэр почувствовала, что краснеет, — признаться этой женщине в том, что ее брак распадается, означало для нее самый больной удар по самолюбию.

— Да, это так, но на следующей неделе мы обращаемся к психологу.

— Хорошо. Но теперь вы должны точно знать, как складываются наши с Томом отношения. Между нами абсолютно ничего нет, и вы должны в это поверить. По правде говоря, никогда и не было. В ту ночь, когда мы оказались в одной постели, имела место всего-навсего случайная связь, и ничего более. Это непростительно с моей стороны, да и с его тоже. Но если вы позволите прошлому или тому, что, как предполагаете, происходит между нами сейчас, — если вы позволите этому разрушить ваш брак, — то вы совершите самую большую ошибку в своей жизни.

Облегчение огромной волной накатило на Клэр. Она все еще барахталась в его течении, когда Моника поспешила продолжить:

— Вы можете спросить меня все, что угодно, о том, когда мы встречались и разговаривали с Томом, и я отвечу вам абсолютно честно. Что вы хотите знать? Виделась ли я с ним? Да. Где? В моем доме, и это был совершенно произвольный выбор. Все, что мы делали, — это говорили о Кенте и какой выход из ситуации окажется лучшим для всех.

Сердце Клэр колотилось так сильно, что отдавалось в висках, но она не упустила возможности выяснить деталь, засевшую у нее в мозгу с тех пор, как она об этом услышала.

— Моя соседка говорила, что видела вас с ним в машине, на стоянке у ресторана, как раз после того, как начались занятия в школе.

— Да, действительно. Это был один из тех дней, когда мы запутались во всей эмоциональной неразберихе и не могли решить, рассказать ли воем о Кенте или нет. Наверное, было глупо встретиться там, но в то время мы об этом не думали, а только пытались разобраться в сумятице, которую сами и создали. Если хотите, то обвиняйте во всем меня. Я совершила самую главную ошибку много лет назад, когда решила не говорить Тому о своей беременности или о рождении Кента. Теперь, с годами, мы все поумнели и знаем, что женщина одна не вправе решать, имеет ли мужчина права на своего ребенка, если тот рожден вне брака. Но в те дни такие вещи часто сохранялись втайне, и многие отцы никогда не имели возможности участвовать в воспитании своих детей. Я была неправа. Повторяю это снова и снова и прошу вашего прощения так же, как прощения Тома и Кента. Если бы я не скрыла правду, то и разрыв между вами и Томом никогда бы не произошел и вся ваша семья по-прежнему жила бы вместе.

У Клэр подступили к глазам слезы. Стесняясь того, что Моника может их увидеть, она повернулась лицом к окошку.

— Не знаю, чего я ожидала, когда увидела вас у машины, но, наверное, была такая мысль, что, может быть, вы собираетесь… сказать мне… ну, что вы с Томом любите друг друга и чтобы я… дала ему свободу.

— Нет-нет! — Моника слегка прикоснулась к рукаву Клэр, заглядывая ей в лицо. — Пожалуйста, поверьте мне. Если бы я любила его, я бы так и сказала, потому что такой я человек. Ничего не скрываю. — Она убрала руку и откинулась на спинку сиденья, изучая профиль Клэр на фоне слабо освещенного окошка. — Есть кое-что еще, что я должна сказать, и это труднее всего. Я говорю это по двум причинам — потому что вам надо это услышать и потому, что я обязана это признать после стольких лет. — Она на секунду остановилась. — В ту ночь, в ночь мальчишника Тома, мы оба поступили неправильно. Я и тогда это знала, и признаю это сейчас. Просто не придавайте этому слишком большого значения, после стольких лет. Я знаю, что это трудно, но слишком многое зависит от этого. Постарайтесь понять — он был молод, лишился иллюзий и испытывал давление, потому что должен был жениться. Но я скажу вам и то, чего вы до этого не знали. Когда я переехала сюда и Том впервые пришел ко мне домой — единственный раз, когда он пришел, он рассказал мне, как сильно он вас любит, и что с тех пор, как он женился на вас, его жизнь с каждым годом становится все счастливее и счастливее. — Голос Моники упал до искреннего шепота. — Ваш муж очень любит вас, миссис Гарднер. Я думаю, настояв на разъезде, вы разбили ему сердце. У вас двое прекрасных детей, которые так хотят, чтобы их мама и папа помирились. Пожалуйста, верните его.

Клэр подняла наполненные слезами глаза на Монику, а та продолжала уговаривать ее.

— Сегодня так много семей разрушаются и так много одиноких родителей, вроде меня. Мне не надо вам об этом говорить, работая в школе, вы все знаете. И хотя мне не за что извиняться в том, что касается воспитания сына, я понимаю, что такие семьи, как ваша — самые лучшие, — где есть и мать, и отец, и дети, которых они воспитали вместе. Это остается американской мечтой, но, увы, она устаревает. Если бы у меня было такое прошлое, как у вас с Томом, и двое прекрасных детей, и все эти счастливые годы вдвоем, я бы боролась за то, чтобы удержать мужа, а не за то, чтобы выгнать его прочь. Вот. Я сказала, что хотела. А теперь поступайте, как знаете.

В тишине, которая последовала за этим, женщины сидели неподвижно, связанные тем, что обеим пришлось обнажить душу. Клэр нашла салфетку в кармане пальто и вытерла нос, а потом, опустив глаза, молча позволила эмоциям плясать причудливый танец в ее душе. Здесь были и облегчение, и благодарность, и уважение к той женщине, что сидела рядом, надежда и сильное волнение, когда она представляла, как войдет в дом и посмотрит Тому в глаза. Наконец она вздохнула и повернулась к Монике.

— Знаете, я всегда была готова к тому, чтобы невзлюбить вас.

— Это можно понять.

— Вчера на собрании я пыталась мысленно обвинить вас в чем-то, но не смогла. Меня даже рассердило, что не смогла. Я бы хотела, чтобы вы оказались… — Клэр пожала плечами, — не знаю… с какими-нибудь изъянами. Грубой, или, может быть, непонятливой, или высокомерной, чтобы я могла критиковать вас, если не открыто, то в душе. А теперь я понимаю, почему Кент такой воспитанный.

— Спасибо.

— Наверное, нам надо поговорить и о нем тоже.

— Если хотите.

— Это надо было сделать на собрании, и я понимала это.

— Но тогда мы бы перешли за рамки чисто деловых отношений.

— Все равно непростительно с моей стороны.

— Ой, не казните себя так. Мы разговариваем сейчас, вот что важно.

— И вообще, мы вчера отлично со всем справились, принимая во внимание то, что творилось у нас в душе, — решила Клэр.

— Да, действительно.

Если бы они были подругами, это признание вызвало бы улыбку на их лицах. Но обе знали, что никогда не станут подругами. Но они могли из врагов превратиться в союзников.

— Что касается Кента… — проговорила Клэр.

— Можно понять, как трудно вам принять его, и я это осознаю.

— Но я должна. Я это понимаю.

— Да, ради своих детей.

— И ради Тома.

— И ради Тома. Я знаю, что дети, все трое, ждут этого и, думаю, Том тоже. Вы, наверное, слышали, что он встречался с Кентом после того, как вы разъехались. Они пытаются установить отношения, как между отцом и сыном. Но на это потребуется время.

— Время и поддержка с моей стороны, вот что вы хотите сказать, ведь так?

— Мм… ну, да… да, так.

Снова наступила тишина. Теперь Клэр уже вполне освоилась с Моникой.

— Я скажу вам что-то, чего не говорила еще даже Тому. У меня было много времени обдумать, как решить этот вопрос, если мы с ним снова будем жить вместе, и я поняла, что нынешний учебный год — всего лишь небольшой отрезок времени по сравнению с годами, ожидающими нас в будущем. Когда он закончится, и Кент поступит в колледж, я думаю, мне будет легче относиться к нему объективно. И я не стану лгать вам и говорить, что желание моих детей ничего не значит, потому что это не так. Если они хотят узнать своего брата поближе, то я не буду им мешать.

— Не хотите же вы сказать, что он окажется желанным гостем в вашем доме?

Клэр потребовалось время, чтобы ответить.

— Ой, Моника, вы меня обескураживаете.

— Тогда не отвечайте. Пусть пройдет время.

— Время… да. Доброе старое время. Оно действительно лечит, ведь так?

— Думаю, да.

— Наверное, надо спросить — как вы отнеслись к тому, что мои дети явились к вам в дом?

— Я была ошарашена. Потом, привыкнув к их присутствию, я поняла, что оно нисколько мне не угрожает, тем более что они все трое решили стать друзьями, невзирая на то, что скажут их родители. И кстати, раз вы сделали мне комплимент по поводу моего сына, я поступлю так же. Ваши ребята очень милые.

— Спасибо.

— Значит… мы с вами должны здесь, так сказать, раскурить трубку мира.

— Иначе ничего хорошего не выйдет и мы только причиним себе боль.

— Точно.

Клэр перевела дух, она чувствовала себя все лучше и лучше.

— Ну и денек выдался. Представьте себе — чуть больше двадцати четырех часов назад вы подошли к моему столу в спортзале, с симпатичной новой прической и макияжем, уверенная в себе, и я, глядя на вас, подумала: Если эта женщина не влюблена в моего мужа, то я съем школьный журнал.

— Каким образом может новая прическа натолкнуть на такую мысль?

— Это глупо, но кто-то когда-то сказал мне, что женщина, которая влюбляется, всегда делает новую прическу и выглядит привлекательнее, чем раньше.

— Я сделала новую прическу, потому что мне нужна была эмоциональная встряска. В нашем доме тоже держалась напряженная атмосфера. Должна признаться, что сейчас, поговорив с вами обо всем, я чувствую себя намного легче. Теперь, если вы только скажете, что собираетесь помириться с Томом, я отправлюсь домой совсем удовлетворенная.

— Конечно, я именно это и собираюсь сделать.

— Хорошо.

Впервые за время разговора Моника улыбнулась. Ее улыбка осветила полутемный салон машины, а глаза спокойно смотрели на Клэр, улыбнувшуюся в ответ.

— Спасибо, Моника.

— Благодарите наших детей. Они оказались намного смелее меня. Им пришлось подсказать мне, как поступить правильно.

Женщинам было трудно найти прощальные слова. Клэр положила пальцы на ручку двери и оглянулась на Монику.

— Ну, я пошла. — И открыла дверцу.

— Удачи.

— Спасибо. И вам тоже. От всего сердца.

Их прощальные улыбки были искренними. Обеих поразила мысль, что если бы они встретились при других обстоятельствах, то стали бы очень близкими подругами, потому что даже за эту короткую встречу они обнаружили друг в друге многое, достойное уважения, ту храбрость, которая наряду с уязвимостью делала их обеих сильными женщинами, способными тонко чувствовать.

— Берегите себя, — сказала Моника, когда Клэр захлопывала дверцу.

Не дожидаясь, пока автомобиль уедет, Клэр повернулась и пошла к дому, где трое самых важных людей в ее жизни дожидались ее возвращения и возвращения всей семьи к нормальной жизни. Сухие осенние листья катились по дорожке. Небо было беззвездным, и Клэр вспомнила, что завтра Хэллоуин. Она не удосужилась положить у входных дверей страшную голову из тыквы, и не повесила на голые ветки дерева надувной скелетик, и не купила кукурузные гробики, чтобы окружить ими фонарь, как делали все в их квартале в это время года. Она всегда занималась этим с Томом. «Может быть, завтра, — подумала она, — когда мы проснемся вместе. Пожалуйста, Господи».

Дома Том готовил ужин. Клэр окунулась в аромат подрумянившихся на сковородке сандвичей и услышала звон расставляемой посуды. Как только она вошла, все движение на кухне прекратилось. Том отвернулся от плиты, держа в руках полотенце. Дети замерли, расставив не все тарелки и разложив не все вилки. Том заговорил первым.

— Надеюсь, ты не против, что я стал поджаривать сандвичи с сыром.

— Нет, конечно.

— Не смог ничего больше найти в доме.

— Я, наверное, мало готовила в последнее время. Вроде как потеряла к этому всякий интерес.

Они говорили, задыхаясь, как мужчина и женщина, которые осторожно нащупывают пути соединения, и, стоя в разных углах кухни, чувствовали, как полностью поглощены только друг другом. На детей они обращали столько же внимания, как если бы те были на Марсе. Щеки Клэр покрыли розовые пятна. Том снял пиджак, и сквозь обтягивающую белую рубашку отчетливо просматривалось, как вздымается его грудь от учащенного дыхания. Наконец он вздрогнул и откашлялся, словно понял, как долго они с Клэр смотрели друг на друга.

— Э… дети… — он взглянул на них, — вы не оставите нас с мамой на минутку наедине?

— Конечно, — послушно ответила Челси и очень осторожно опустила на стол стопку тарелок.

— Конечно, — повторил Робби и положил вилки.

Они вышли, как пара вышколенных слуг, чуть ли не на цыпочках. Воцарилась тишина, если не считать тихого шипения сандвичей на сковородке и шумного дыхания двух людей. Клэр стояла в дверях, ведущих в гостиную, все еще в пальто. Том повернулся спиной к плите, неосознанно сжимая в руках маленькое махровое полотенце.