* * *

Больше месяца прошло с трагической ночи смерти Тутмеса II. Первые несколько дней жизнь Нейты, казалось, висела на волоске. Но потому ли, что заклинания Абракро были действительно всемогущи, или потому, что молодой организм был достаточно силен для борьбы со смертью, однако опасность миновала и через пятнадцать дней началось выздоровление. Девушка очень ослабела, и надо было ожидать, что выздоровление затянется надолго. Чтобы не раздражать жрецов, один из врачей храма Амона продолжал лечить раненую. Только ночью, с сохранением величайшей тайны, приходила Абракро, чтобы осмотреть и обмыть рану и произнести свое заклинание.

Сатати самоотверженно ухаживала за племянницей, посылая по три раза в день гонцов к царице, которую нездоровье и дела удерживали во дворце. Роанта тоже поспешила к изголовью своей подруги и помогала жене Пагира в уходе за больной. Молодую женщину мучили угрызения совести. Она горько упрекала себя за то, что устроила свидание с Ромой, которое чуть не привело к смерти Нейты. Хнумготен узнал от одного жреца Амона, своего родственника со стороны матери, причину покушения Саргона. Начальник телохранителей горько упрекал жену за легкомыслие, с которым она ввела в искушение своего брата и подругу и почти уничтожила несчастного ассирийца. Саргон томился в темнице, и суд над ним велся с необыкновенным ожесточением.

Трудно передать чувства, которые испытывал Рома в течение этих тягостных дней и недель. Еще больше, чем сестра, он упрекал себя, что поддался искушению, что в день свадьбы с другим завлек наивную девушку в свои объятия и своим признанием в любви до такой степени возбудил ее чувства, что заставил ее совершить непростительное безумие, чуть не стоившее ей жизни.

Участвовавший в депутации великий жрец Гаторы, возвратясь в храм, принес известие об убийстве Нейты. С минуту Рома чувствовал себя раздавленным. Затем страшный гнев и острая ненависть к Саргону переполнили его. Он сознавал, что не посягнул на права мужа и любил Нейту чистым и бескорыстным чувством. Одно только сердце Нейты принадлежало ему. Своим сердцем она имела право располагать, а это животное, в припадке ревности, убивает молодую жену через несколько часов после свадьбы. Его сердце леденело, все возмущалось в нем при мысли, что Нейта может остаться во власти этого человека, которому, несмотря на его невероятное преступление, царица, без сомнения, будет покровительствовать. Разве не было у нее необъяснимой слабости к этим чужеземцам? Разве, несмотря на ропот знати, она не возвела этого пленного хетта в княжеское достоинство? Она осыпала его сокровищами и почестями и дала ему в жены одну из самых благородных девушек Египта. Итак, если жизни Нейты должна угрожать постоянная опасность, следует овладеть жизнью Саргона раньше, чем царская рука скроет его от правосудия. Под влиянием этих чувств Рома проявил совершенно неожиданную энергию и ловкость. Подстрекая жрецов, он доказывал им, что после понесенного поражения в деле с усыпальницей необходимо показать Хатасу, что ее протеже не избежит ответственности перед законом, и правосудие жрецов накажет дерзкого фаворита, осмелившегося посягнуть на жизнь благородной египтянки.

Его усилия не остались бесплодными. Саргон был немедленно арестован и посажен в тюрьму, но суд затянулся. Прежде чем произнести приговор, ожидали, как говорят, показаний Нейты, без которых невозможно было справедливо разобраться в деле. Рома, возмущение которого улеглось, не вмешивался больше в это дело, но не без основания предполагал, что эта проволочка была следствием влияния царицы. Рвение жрецов тоже утихло. После отличия, дарованного Хатасу, великий жрец Амона сделался гораздо сговорчивей и мягче в фанатичном отношении к богам и к молодому Тутмесу.

Нейта не знала, что происходит. Хотя она и поправлялась, но была страшно слаба. Целыми часами она лежала, не произнося ни слова, и врач запретил кому бы то ни было расспрашивать и волновать ее. Со времени печального происшествия Пагир со всем своим семейством переселился во дворец Саргона. Особенно Мэна настаивал на этом решении и с замечательной быстротой и рвением руководил переездом. Он убедил Пагира, что в его обязанности входит управление имуществом, оставшимся без хозяина, и что он должен помогать Сатати вести хозяйство, пока уход за больной не будет отнимать у нее меньше времени. Перед прислугой Мэна самодовольно ораторствовал о своей любви к сестре и самоотверженности всего семейства, которое без колебания бросило свой очаг, чтобы жить вблизи больной и охранять ее имущество.

Без всякого стеснения любезный молодой человек поселился в апартаментах Саргона, стоявших пустыми после ареста. Он осмотрел сундуки и шкатулки и забрал все драгоценности и ценные вещи, которые предусмотрительная Сатати не успела закрыть. С мягкой настойчивостью благородная женщина повсюду навесила замки, благоразумно сберегая для Нейты сокровища, собранные ее мужем. Сокровища эти были очень велики, так как экономный и молчаливый Саргон, скорее ученый, чем светский человек, мало тратил из многочисленных даров, получаемых от царицы Хатасу.

Сатати с дрожью вспоминала перенесенный гнев царицы и хотела предупредить разворовывание, которое снова могло навлечь на нее неудовольствие Хатасу. Поэтому она поспешила положить предел хищническим инстинктам своего племянника. Мэна должен был довольствоваться остатками, которыми владел. Тем не менее он чувствовал себя прекрасно в своем новом помещении и в глубине души благословлял ревность молодого хетта. Он рассчитывал изрядно попользоваться доходами имений, которыми управлял Пагир.

Присутствие Роанты было неприятно Мэне, и он продолжал дуться на молодую женщину. Впрочем, он давно забыл свою любовь к ней и даже в своем глупом самомнении был очень доволен, что остался свободным. Он думал, что со временем ему удастся еще лучше устроиться.

Таково было положение дел через месяц. Однажды утром Сатати отдыхала после ночного бодрствования, а Роанта одна дежурила у больной, спавшей крепким, здоровым сном.

С сожалением и любовью смотрела она на похудевшее лицо Нейты, заботливо отгоняя от нее насекомых. Наконец больная открыла глаза и протянула руку подруге.

— Добрая моя Роанта, чем я отблагодарю тебя за твою самоотверженность? Но скоро, надеюсь, тебе уже не придется ухаживать за мной. Я чувствую себя такой сильной, что мне хочется встать.

— Ну, исполнение этого желания тебе придется отложить по крайней мере дней на пятнадцать, — сказала, смеясь, Роанта. — А в ожидании этого понюхай для развлечения эти розы, которые прислал тебе Рома. Он умоляет тебя хорошенько беречься. Я уверена, что только благодаря его непрестанным молитвам, боги даровали тебе жизнь, действительно висевшую на волоске.

С пылающим лицом Нейта схватила букет великолепных роз и прижала его к лицу.

— Ах, если бы я могла повидать его! — прошептала она, но внезапно побледнела и прибавила нерешительным голосом: — Саргон!

В первый раз после роковой ночи она произнесла имя своего мужа.

— Успокойся, Саргон жив, но он никогда больше не причинит тебе вреда. Подробности ты узнаешь после. Теперь же думай только о вещах приятных. Вот я могу сообщить тебе приятную весть: через несколько дней тебя навестит царица. Право, она добра к тебе, как сама Гатора! С такою покровительницей не нужно ничего бояться. Можешь быть покойна, я устрою тебе также свидание с Ромой.

И Роанта принялась рассказывать все, что выстрадал Рома, все, что доказывало его любовь. Хитрая женщина заметила, что при имени царицы лицо подруги омрачилось. Она знала, что лучше всего ее может развлечь разговор о любви.

С этого дня выздоровление Нейты быстро продвигалось вперед. Силы ее с каждым днем крепли. Поддерживаемая Роантой и Сатати, она начала ходить, и уже с утра ее выносили на кровати на воздух.

Однажды после обеда, когда удушливый жар уже сменился приятной свежестью, Нейта сидела на той самой террасе, на берегу Нила, где некогда Кениамун объявил принцу хеттов о посещении царицы. Она тоже ждала сегодня прибытия Хатасу. При мысли об этом свидании чувство стыда и боязни сжало ее сердце. Без сомнения, царица потребует от нее объяснений и пожелает узнать имя ее любовника. Чтобы оправдаться, Саргон, конечно, сказал о причине своего поступка.

Чем больше она думала, тем мрачнее становился ее взгляд. За время долгой болезни в душе Нейты произошла большая перемена. От страданий она повзрослела, ум ее развился. Ребенок превратился в женщину. Когда она вспоминала ужасную ночь свадьбы и искаженное лицо Саргона, который с пеной у рта, обезумев от ревности, пронзил ее кинжалом, внутренний голос нашептывал ей, что она глубоко виновата перед этим несчастным человеком, любившим ее всеми фибрами души. В бессильном гневе она бросила в лицо мужа оскорбление и отвратительную ложь. Она сама себя загрязнила. Одна эта мысль вызвала яркую краску на ее лице. Конечно, ее душа стремилась к Роме, но все остальное было дурной выдумкой, приведшей к таким печальным результатам. Что с Саргоном? Никто, даже болтливая Роанта, не обмолвится о его участи. Она достаточно знала законы, чтобы понимать, что ему предстоит жестокая участь. Может быть, царица скажет ей правду.

С глубоким вздохом Нейта провела рукой по лбу. Чтобы отогнать эти печальные мысли, она пыталась думать о Роме, о его любви. Но и здесь счастье было отравлено. Ей хотелось бы сейчас увидеть его, насладиться его голосом, его взглядами, полными любви, а он еще ни разу не смог прийти к ней. Правда, Роанта часто передавала от него цветы, поклоны и нежные слова, но это были такие мимолетные радости! Нейта с горечью подумала, что Рома не свободен, что он женат и что они только как два вора могут обмениваться своими чувствами. Для ее прямой и гордой натуры такое фальшивое положение было настоящей пыткой. Острая боль пронизывала ее сердце всякий раз, когда она думала о молодом жреце.

Вошла Сатати в сопровождении Пагира и обоих сыновей и тем положила конец уединенным мечтам Нейты. С усталым и равнодушным видом девушка смотрела, как убирали террасу под присмотром Пагира. Машинально позволила окутать себя прозрачным покрывалом и укрыть ноги шкурой леопарда. Затем взгляд ее остановился на фигурном медном кресле, которое поставили около ее ложа для царицы.

Голос Пагира, сообщавший, что приближается какая — то лодка, по — видимому, принадлежащая царице, прекратил ссору между Ассой и Бебой, и все семейство под предводительством Сатати бросилось к лестнице. Одна Нейта осталась лежать, потому что не могла еще ходить без посторонней помощи.

В эту минуту причалила очень простая лодка с двумя женщинами и несколькими мужчинами. Царица ловко выскочила на ступеньки и стала подниматься по лестнице в сопровождении Сэмну, дамы из свиты и двух воинов. Несколькими благосклонными словами она запретила Пагиру и его семейству приветствовать ее согласно этикету, так как она приехала не официально. Как только царица вошла на террасу, ее сверкающие глаза стали искать больную. Заметив, что Нейта старается подняться, она повелительно крикнула ей:

— Я приказываю тебе лежать, а вы, — она обернулась к свите, — идите в соседнюю комнату. Ты же, Сатати, присмотри, чтобы ни одного нескромного уха не было около дверей.

Все поняли, что царица хотела наедине допросить молодую супругу Саргона. Минуту спустя терраса без шума опустела.

Когда тяжелая портьера закрылась за Пагиром, выходившим последним, Хатасу быстро подошла к ложу. Она обняла дрожавшую Нейту и поцеловала ее в побледневшие губы.

— Наконец — то, бедное дитя мое, я вижу тебя почти здоровой и возвращенной к жизни после ужасной угрожавшей тебе опасности, — нежно сказала она. А девушка залилась слезами, прижимая к губам царственную руку.

— Нет, нет, я не хочу видеть слез, — сказала царица, садясь и проводя рукой по ее лбу. — Я пришла не бранить тебя, но поговорить с тобой по душам. Итак, успокойся и расскажи мне всю правду. Мое сердце печально, Нейта, так как на тебе тяготеет тяжелое обвинение. Но, что бы ты ни сделала, признайся мне во всем. У тебя нет матери, Нейта. Так смотри же на меня как на свою мать, и говори все без утайки. Ты знаешь, что для тебя у меня найдется и снисходительность, и прощение. Ты так еще молода и неопытна. Может быть, и я виновата в том, что не заслужила твоего доверия и не поняла разнообразных чувств, волновавших твое детское сердце.

— Ах, твоя доброта ко мне не имеет границ, — прошептала Нейта с признательным взглядом. — Во всем виновата я одна. Но спрашивай меня, моя царственная благодетельница, и я открою тебе всю мою душу.

Царица пожала ее руку, которую все еще держала в своей.

— Знаешь ли ты, что случилось с несчастным безумцем, поразившим тебя в тот роковой час? Он в темнице, и ему неминуемо грозит смерть. Закон, поражающий даже египтянина за убийство, втрое строже отнесется к чужеземцу, несчастному пленнику, которого поддерживала только моя благосклонность и который осмелился поднять руку на благородную девушку Египта. Но неужели же, Нейта, это правда, что он сказал мне в оправдание своего невероятного преступления и что он ответил своим судьям: его жена, исчезнувшая во время праздника и явившаяся потом неизвестно откуда, прямо объявила ему, что пришла из объятий человека, которому принадлежит душой и телом?