Бертрис Смолл - Царица Пальмиры

Она вцепилась в князя, потерявшись в мире своих чувств, и он был восхищен ее откликом на его страсть. Он с нежностью заключил ее в объятия, чтобы, вновь придя в себя, она почувствовала, что он нежно любит ее. Ведь так оно и было на самом деле. Покрывая ее лицо нежными легкими поцелуями, он ободряюще прошептал ей:

— Я люблю тебя, моя дорогая! Моя обожаемая жена, я так люблю тебя!

Он повторял эти слова снова и снова, пока она, наконец, не открыла глаза и не взглянула на него.

— О мой Ястреб, я тоже люблю тебя! Я хочу доставить тебе удовольствие, но неужели каждый раз мне будет так же больно, как сейчас?

— Нет, больше никогда! — пообещал он. — Тебе было больно только потому, что ты девственница, Зенобия. Не могу понять, почему Тамар не сказала тебе об этом!

— Ведь у Тамар только сыновья. Кроме того, она, возможно, не хотела пугать меня, — ответила Зенобия.

— Тогда почему же твоя Баб не сказала?

— Это не дело Баб — рассказывать мне о таких вещах, — объяснила она.

Оденат раздраженно вздохнул.

— В таком случае, полагаю, это мое дело — учить тебя, мой цветок.

— Да, мой господин, — ответила она с притворной сдержанностью.

Он почувствовал, что желание снова растет в нем, и думал, осмелится ли он еще раз овладеть ею или нет. В ее девственной преграде образовалось болезненное отверстие, и у него не было сомнений, что она испытывает боль.

— Я снова хочу тебя, мой Ястреб!

Она подчеркнула свои слова, повернув голову и нежно укусив его за предплечье.

По его телу пробежала дрожь. Он понял, что его невеста — страстная женщина. Протянув руку, он стал тереть ее сосок, пока он не сделался упругим и не встал, словно стойкий маленький солдатик, стоящий на холме ее восхитительной груди. Она притянула его голову к себе, стала целовать его в губы и шептать;

— Возьми же меня, мой дорогой! Я вся горю! Он лег на нее и проскользнул в ее нежное лоно, чувствуя, что она чуть-чуть вздрагивает от боли. Он медленно продвигался вперед в ее теле, проникая все глубже, а потом вышел наружу, но только для того, чтобы потом вновь стремительно погрузиться в ее пылающее страстью тело. Он почувствовал, что ее ноготки скребут его спину, и услышал ее крик.

— Нет! Я хочу получить наслаждение, мой Ястреб! Не отказывай мне в этом!

Он засмеялся и сел между ее широко раздвинутыми ногами.

— Не спеши, мой цветок! Можно получить еще большее удовольствие, если не торопить события.

И он начал совершать мучительно медленные движения, которые доводили ее до грани безумия.

Зенобия оказалась совершенно беспомощной перед теми восхитительными ощущениями, которые начали одолевать ее. В первый раз она испытывала боль, но потом все пошло хорошо, и это ей понравилось. Теперь, хотя она и испытала минутное неудобство, когда он начал все сначала, ей по-прежнему было приятно. Она не верила, что может быть еще лучше, однако каждая минута приносила все новые восторги, и наконец она закружилась, совершенно потеряв ощущение времени, но ничуть не беспокоясь об этом. Единственная мысль пронеслась в голове — какая она была дурочка, когда боялась его. Князь, лежа на ней, застонал от испытываемого им наслаждения и упал на ее грудь.

Оба они погрузились в глубокий сон. Зенобия, с ее способностью быстро восстанавливать силы, свойственной молодым здоровым животным, проспала несколько часов и проснулась. Стояла полночь, черная и очень тихая. Светильники все еще горели, так как ни она, ни князь не позаботились о том, чтобы погасить их. По портику гулял легкий ветерок, и светильники мерцали, отбрасывая на стену причудливые золотисто-красные тени. Она лежала на спине и спокойно осматривала комнату, в которой недавно стала женщиной. Она сразу поняла, что эта комната предназначалась для женщины. Это ее комната, комната, в которой она будет делить со своим Ястребом нежную, сладкую близость; комната, в которой она будет рожать детей; комната, в которой она, быть может, испустит свой последний вздох, будучи уже старухой.

«Здесь все просто», — думала она, пока ее взгляд медленно перемещался по помещению. Но ведь Оденат говорил, что специально не стал украшать комнату, оставив за ней право выбора. В этом было что-то новое и приятное.

— Ты уже проснулась? Его голос нарушил тишину.

— Да.

— О чем же ты размышляешь, мой цветок?

Искренний ответ уже был готов сорваться с ее губ, но она сдержалась. Едва ли ему покажется лестным, что в ночь после свадьбы она думает о том, как бы получше украсить их дом.

— Я думала о тебе. Ястреб, — сказала она.

— И что же ты думала?

— Что люблю тебя! — ответила она.

Он приподнялся на локте и, улыбаясь, заглянул ей в лицо.

— Мы будем и друзьями, и любовниками, и супругами! Ох, Зенобия, я так счастлив, у меня есть ты! Я был так одинок после смерти моего отца! Ни моя мать, ни Делиция не могли быть моими друзьями, они не понимают меня. Но ведь ты понимаешь, мой цветок, не правда ли? Пальмира — великий город, и мы сделаем его еще более великим. Тогда наш сын станет даже более великим господином, чем его отец и дед!

— Но как же мы сможем стать великими, если нами правят римляне? — спросила она.

— Вскоре Антоний Порций уйдет в отставку, — объяснил он. — Он говорил, что император никого не пришлет на его место. Римляне доверяют нам, Зенобия. Вскоре я буду по праву править этим городом, как правили до меня все князья Пальмиры.

— Но как ты сможешь править Пальмирой, если римляне все еще держат в городе гарнизон? — спросила Зенобия.

— В качестве свадебного подарка император передал мне командование войском, моя прекрасная женушка! Она села, изумленная.

— Ты будешь командовать римским войском?

— Да, буду. Ну, что ты думаешь теперь, мой цветок?

— Думаю, почему после стольких лет оккупации римляне вдруг решили позволить тебе править самому, без римского губернатора? Почему они поручили тебе командовать своим войском?

— Потому что римляне знают, — Мне можно доверять, Зенобия.

— И как только ты получишь полную власть, ты свергнешь римлян?

Ее серые глаза засветились гордостью.

— Нет, Зенобия. Мне необходимо присутствие римских солдат в Пальмире. Мир теперь уже не тот, что раньше. Нас подстерегают опасности, которые даже не снились во времена моего деда. Армия нужна, чтобы защищать наш город.

— Но почему именно римляне?

— Рим — это главная держава в мире. Если я буду использовать ее войска, мне не придется заставлять идти на военную службу свой собственный народ. Римские войска ничего не стоят мне. Дань, которую мы платим империи, поступает от караванов, а не от моего народа.

— Не могу поверить, что ты склонил шею под их ярмом! — воскликнула она. — Скажи мне, что ты всего лишь пошутил со мной, мой Ястреб!

— Зенобия, ты еще ребенок и не разбираешься в таких вопросах, — мягко произнес он. — Когда ты узнаешь, как осуществляется управление, откуда берутся деньги в казне, ты поймешь, почему сотрудничество с Римом необходимо нам. Но, мой цветок, почему мы обсуждаем такие важные проблемы среди ночи, нашей первой брачной ночи?

Он наклонился и поцеловал ее в губы. Но она отодвинулась от него. Выражение ее серых глаз стало серьезным.

— Однажды ты обещал мне разделить со мной свою ответственность, Ястреб. Разве ты уже передумал?

— Я не даю обещаний, которые не собираюсь выполнять, мой цветок. Однако всему свое время, и сейчас неподходящий момент чтобы обсуждать политические вопросы.

— А когда же для этого наступит подходящий момент? — спросила она. — Неужели мне придется специально договариваться о встрече с тобой, как это делают твои министры? Или я должна буду утром сообщить твоему секретарю, что княгиня Пальмиры желает встретиться с князем Пальмиры, чтобы обсудить с ним вопросы его правления?

— О боги! — воскликнул он. — Вот и наш первый спор, Зенобия!

Он протянул руку и погладил ее плечо. Как прекрасна она с ее черными, как полночь, волосами, вьющимися вокруг плеч!

— Ты должен делиться со мной и хорошим, и плохим! — проворчала она, с трудом успокаиваясь. Ее потрясло, что она поссорилась с ним.

— Я буду делить с тобой все, моя дорогая, — пообещал он. — Но ведь мы только что поженились. Сейчас у нас медовый месяц, и я не желаю в данный момент говорить о политике или финансах. Какая новобрачная предпочла бы эти вещи любви в супружеской постели?

Ее сопротивление начало слабеть. Он протянул к ней руки и заключил в объятия.

— О Ястреб, мне еще так многому надо научиться, что я проявляю нетерпение! — прошептала она.

— Как раз об этом я и говорил тебе, мой цветок. Во многих отношениях ты еще ребенок, но я научу тебя!

Он покусывал уголки ее губ, и восхитительное возбуждающее покалывание побежало по ее телу. Князь улыбнулся, глядя на нее, а потом его губы полностью завладели ее губами. На этот раз в его поцелуе не было нежности, а только неистовое и пламенное требование, на которое Зенобия не могла не ответить. Она со страстью возвращала ему его поцелуи, пока ее губы не стали болеть. Но, к его удивлению, она не уступала ему. Его руки стали ласкать ее дивные груди, а губы спустились от ее губ вниз по ее мягкой, ароматной плоти, дрожавшей под его прикосновениями.

На этот раз она уже знала, чего ей следует ожидать или по крайней мере думала, что знала. Но движения его теплого нежно дышащего рта, который шептал ей на ухо слова любви, его губ, которые, дразня ее, двигались по шее и погрузились в нежную ямочку на ее плече, потрясли ее до основания. Он всего лишь на мгновение задержался в этом укромном уголке, а потом двинулся дальше, покрывая быстрыми поцелуями выпуклые вершины ее грудей. Потом бросился на штурм ее сосков, которые уже стояли по стойке «смирно», ожидая его.

— Зенобия! — прошептал он, и его язык начал совершать медленные, дразняще-нежные круговые движения вокруг ее соска.

Его язык все скользил и скользил по кругу, распространяя по венам волны тепла до тех пор, пока ей не захотелось кричать. Она слабела и задыхалась от наслаждения. Вдруг ей пришло в голову, что он пытается отвлечь ее внимание от дискуссии, которую она пыталась вести с ним. Первой ее реакцией на эту мысль был гнев из-за того, что он так несерьезно воспринял ее мнение.

Но потом, когда его губы прильнули к ее соску и он начал сосать ее чувствительную грудь, все мысли исчезли, и она отдалась восторгам любви.

— О, мой Ястреб! — прошептала она, опасаясь разрушить восхитительные чары, которые, казалось, окружали их. — Я люблю тебя!

Он медленно поднял голову и взглянул на ее прекрасное лицо. На мгновение Зенобии показалось, что она вот-вот утонет в темном, жидком омуте его глаз. В его голосе слышалась необычайная сила, и это давало ей сверхъестественное ощущение, что он способен предугадывать самые сокровенные ее мысли.

— И я люблю тебя, моя прелестная жена! И буду делить с тобой все, любовь моя! Перед нами лежит целая вечность, и мы пойдем рядом!

Марк Бритайн оторвался от описи товаров и поднял глаза.

— Да, Север, в чем дело?

— Пришла княгиня Пальмиры, господин!

— Ко мне?

Его сердце подпрыгнуло в груди. Потом он подумал, что она, может быть, уже не помнит его.

—  — Она желает купить мебель и взглянуть на наши ткани.

— Так помоги же ей. Север!

И он снова опустил голову и занялся списками.

Голос Севера стал строгим.

— Марк Бритайн! Вы не можете уклоняться от встречи с княгиней Зенобией! Если вы будете продолжать избегать ее, то ее очарование в ваших глазах будет расти до тех пор, пока никакая другая женщина не сможет сравниться с тон, которую создало ваше воображение. Ведь она — супруга правителя Пальмиры! Вы просто обязаны поприветствовать ее!

— Наверное, и стариком ты будешь опекать и давать мне советы! — проворчал Марк.

— В каждом мужчине есть что-то от мальчика, Марк Бритайн! — невозмутимо ответил Север.

Марк вышел из своей конторы и на мгновение остановился, чтобы собраться с мыслями. Она здесь! Неужели она искала его? Глупец! Его практичная натура возвысила свой голос. Да с какой стати, именем всех богов, она должна помнить о нем? Ведь она ненавидит голубоглазых римлян. Кроме того, из всего, что он слышал, следовало, что ее брак с Оденатом был браком по любви. Покачав головой при мысли о собственной глупости, он расправил складки тогипуры и твердыми шагами вошел в атрий товарного склада.

Зенобия поднялась со скамьи, на которой сидела. Она смотрела на него, пока он шел к ней. Это был тот самый голубоглазый римлянин! Ну конечно! Она смутно припоминала, что он представился ей при их короткой первой встрече. «Считалось, что торговцы — это старики, — с раздражением подумала она, — но этот человек определенно не был старцем». Ростом он выше нее по крайней мере на полголовы, а Зенобия знала лишь немногих мужчин, на которых ей приходилось глядеть снизу вверх. Это внушало ей какое-то смутное ощущение неудобства и заставляло чувствовать себя рядом с ним в невыгодном положении. Вокруг нее хихикали ее служанки, отпуская довольно колкие и вызывающие замечания по поводу красавца-купца. Зенобия почувствовала, что ее щеки слегка покраснели. Лишь совсем недавно пробужденная к чувственности, она не могла удержаться, чтобы не смотреть на Марка Александра глазами женщины. Она считала это в какой-то степени предательством по отношению к ее Ястребу.