Царь кивнул и произнес:

— Прощай, Марк Александр Бритайн. Пусть боги будут с тобой и хранят тебя, пока ты не вернешься к нам в Пальмиру!

Марк поклонился юному царю и кивнул всем остальным. Потом его глаза вновь отыскали Зенобию. Они пристально, с любовью смотрели друг на друга.

— Прощай, любимая! — нежно сказал он и услышал в ответ:

— Прощай, сердце мое! Я буду ждать!

Не оглядываясь, он сел на своего белого жеребца и выехал через главные ворота дворца в сопровождении раба и шестерых личных охранников Зенобии. Он не знал, что она поднялась в башню дворца, из которой открывался вид на главный караванный путь, и наблюдала за ним, пока он и его маленький отряд не превратились в пятнышки у самого горизонта.


Несколько дней спустя возвратился первый из охранников Зенобии. Марк Бритайн и его отряд отправились из Триполи в плавание на первоклассном торговом судне под названием «Счастье Нептуна». Прежде чем достичь Бриндизи, оно должно было остановиться только на Кипре и Крите. Возвратился второй посланник, а вскоре и третий. Путешествие проходило спокойно, море оставалось тихим, а ветер — благоприятным. Скоро он должен был приехать в Рим. Через два месяца в Пальмиру вернулся четвертый посланник. Возлюбленный царицы благополучно достиг берегов Италии. Зенобия перестала беспокоиться. Аппиева дорога, самая известная дорога империи, вела из Бриндизи прямо в Рим и была исключительно безопасной.

Теперь Зенобия обратила свой взгляд на Египет. Они покинули Пальмиру ранним зимним утром. Царица и ее красавец сын ехали вместе в великолепной золотой колеснице, запряженной четверкой угольно-черных коней. Граждане Пальмиры, стоявшие по обе стороны дороги до самой триумфальной арки, кричали восторженными голосами при виде своей любимой царицы и царя.

— Как они любят тебя! — дивился Вабаллат, слыша крики толпы.

— Нет, как они любят тебя! — поправила она его. — Ведь ты — царь.

— Нет, — ответил сын. — Я еще не заслужил их поклонения. Это тебя они приветствуют. Но когда мы вернемся и проедем через эту триумфальную арку, — вот тогда они будут выкрикивать мое имя, и я заслужу это!

Глава 8

Дагиан, жена Луция Александра Бритайна, поспешила в атрий своего дома и протянула руки в радостном приветствии. — Марк!

И бросилась в объятия своего старшего сына, а потом расцеловала его в обе щеки.

— Хвала богам, ты благополучно прибыл домой! Он отступил назад и принялся рассматривать ее. Ей уже шестьдесят, и все же он не заметил больших изменений за те пятнадцать лет, которые он отсутствовал. Ее чудесные волосы, когда-то золотистые, теперь стали седыми, но голубые глаза, которые он унаследовал от нее, остались ясными и острыми, как всегда. Ее прекрасное лицо не обезобразили морщины.

— А Аул благополучно доехал? Она утвердительно кивнула.

— А как отец? Он все еще жив?

— Да, но только потому, что не хотел отправляться в подземное царство, пока не увидит тебя, Марк. Сейчас он спит, но я проведу тебя к нему, как только он проснется.

— Марк?

В атрий вошла женщина, очень похожая на его мать, но с рыжевато-белокурыми волосами.

— Луция?

О боги, ведь она была худенькой девчонкой, когда он видел ее в последний раз!

— Не думала, что это возможно, Марк, но ты с возрастом стал еще красивее, — сказала Луция, подходя и целуя его.

— И ты, сестренка, стала еще прелестнее! — ответил он.

— Нет, Марк, — ответила она с кислой миной, — просто я выросла! — И она, смеясь, похлопала по своим дородным бокам. — Вот результат появления на свет пятерых детей и содержания слишком хорошей кухарки. Подожди, увидишь своих племянниц и племянников, Марк! Они уже выросли!

— Да, Марк, — спокойно вступила в разговор Дагиан. — Дети Луции уже взрослые, а ты, самый старший из моих детей, еще не женат!

Он мог бы отделаться шуткой, но вдруг понял, что лучше сказать правду сейчас, чтобы они могли привыкнуть к ней, а не ждать, пока умрет отец.

— Я не собираюсь оставаться здесь, в Риме, мама. Я вернусь в Пальмиру.

— Марк! Но почему?

— Боюсь, мама, что после пятнадцати лет, проведенных мной на Востоке, я стал предпочитать сухой и теплый климат.

— А что еще? Тебе не удастся одурачить меня, Марк. Теплая погода — это недостаточная причина, чтобы покинуть родной дом.

Он рассмеялся. Он не собирается мучить ее неизвестностью. Это никогда не удавалось ему, даже когда он был еще ребенком.

— Там есть одна дама, на которой я хочу жениться. Она дала свое согласие, поэтому я вернусь в Пальмиру.

— Кто же она, Марк?

— Пока я не могу тебе этого сказать.

— Она замужем?

— Вдова.

— Достаточно ли она молода, чтобы иметь детей?

— Да, мама. Она может родить кучу детей.

— А она хороша собой, Марк? — тихо спросила Луция.

— Ах, сестренка, если бы богиня Венера сошла на землю, она взяла бы себе лицо и фигуру моей любимой.

— Да ты влюблен! Дагиан была изумлена.

— Да, я влюблен, мама! — с улыбкой признался он. Некоторое время Дагиан с удивлением смотрела на сына. Он, всегда такой сдержанный, теперь явно волновался. Он далеко уже не юноша. Перед ней стоял большой, изящный и умный мужчина, который всегда казался ей немножко суровым. Он не похож на младшего брата Аула, который всегда смеялся, всегда был легкомысленным и находился в самой гуще жизни, который не боялся быть обиженным. Не был он похож и на своих сестер, страстных и нежных женщин, чувства которых всегда были на виду. Нет, Марк — сдержанный человек, и видеть теперь его лицо, озаренное любовью, — это нечто поразительное!

— Марк!

Этот возглас, вернее, пронзительный крик, издала маленькая пухлая молодая женщина, унаследовавшая от отца темные волосы и глаза. Она пробежала через атрий и бросилась в его объятия.

Он поднял ее, и она весело засмеялась.

— Эвзебия, моя маленькая птичка, я вижу, ты так и любишь все сладенькое!

— Кальвин говорит, что от тощих женщин нет никакого проку в холодные ночи! — быстро ответила она.

Потом принялась откровенно рассматривать его.

— О Юпитер! Да ты великолепен! Может быть, мне тоже следовало бы переехать в Пальмиру!

— Это любовь смягчила его, Эвзебия, — поддразнила старшая сестра.

— Любовь? Марк влюблен?

Темно-карие глаза Эвзебии округлились от любопытства.

— Расскажи же мне! Расскажи! — умоляла она старшего брата.

— Мне нечего рассказывать. Я женюсь на одной даме, когда вернусь в Пальмиру.

— Так ты не собираешься остаться в Риме? — заговорила старшая сестра.

— У меня здесь никого нет, Луция. Ты живешь в Равенне, Эвзебия — в Неаполе, а Аул — в Британии. Отец — первый из семейства Александров, который сделал Рим своим постоянным местом жительства. Он любит Рим, а я — нет. Я вернусь в Пальмиру, которую полюбил, Луция.

— А ты не собираешься продать наше дело? — В комнату вошел мужчина, почти такой же высокий, как Марк. — Добро пожаловать, брат!

— Спасибо, Аул. — Марка удивил вопрос брата. — Полагаю, нам следует подождать с разрешением этого вопроса.

— Это верно, — ответил Аул. — В конце концов все достанется тебе, как старшему сыну, не так ли, Марк? Марк весело рассмеялся.

— А ты не изменился. Аул. Аул устало покачал головой.

— О боги, Марк! Сколько времени прошло с нашей последней встречи! Увидев тебя, я сразу превратился в хнычущего малыша, который пытается соревноваться с тобой. Прости меня, брат! Я думал, что уже вырос из этого.

Марк взглянул на младшего брата. Аул не так высок, как он, но они очень похожи друг на друга голубыми глазами и каштановыми волосами. Когда Аул родился, ему было почти шесть лет, и, как он припоминал, малыш не произвел на него никакого впечатления. Аул с самого рождения соревновался со своим старшим братом, подражал ему и следовал за ним. Но, увы, разница между мальчиками была слишком велика. Аулу никогда не удавалось сравняться с братом, и хотя он рос добрым и веселым мальчиком, это соперничество озлобило его. Он обрел себя только после того, как его дед по линии матери оставил ему свое имение в Британии, и он смог стать хозяином вдали от Марка.

— Когда придет время, мы примем необходимое решение все вместе, Аул, — спокойно сказал Марк, и Дагиан молчаливо гордилась своим старшим сыном.

— Ты долго путешествовал, сын мой, — сказала она. — Я провожу тебя в твою комнату, а потом, возможно, ты пожелаешь смыть с себя дорожную пыль.

Понимая, что мать желает остаться с ним наедине на несколько минут, он вышел следом за ней из атрия, оставив сестер и брата посплетничать. Они поднялись на второй этаж дома, и она провела его в просто обставленную спальню, где он провел свою юность. Однако все те маленькие вещички, которые делали эту комнату его комнатой, уже исчезли.

Дагиан села на единственный стоявший в комнате стул и проницательно взглянула на сына.

— А теперь, Марк, я хочу побольше узнать об этой женщине, которую ты предполагаешь сделать моей невесткой, — сказала она.

— Ее зовут Зенобия. Она — царица Пальмиры.

— О боги, сын мой! Твоя цель высока! Как же ты сможешь жениться на этой женщине, если она — царица Пальмиры?

— Ее бывший муж, Оденат, оставил ее регентшей, и она правит вместо их сына, юного царя. Как только царь женится, ее обязательства закончатся, и тогда она будет свободной и сможет выйти за меня замуж.

— Но раз ее ребенок достаточно взрослый, чтобы быть царем по праву, значит, эта женщина слишком стара, чтобы родить тебе детей, — запротестовала Дагиан.

— У нас уже есть ребенок, мама. Дочь. Ее зовут Мавия, и она — царевна Пальмиры.

— Что?!

Дагиан вцепилась в подлокотники стула и наклонилась вперед, а ее милое лицо побелело.

— Выслушай меня, мама, прежде чем говорить. Приехав в Пальмиру и увидев Зенобию, я влюбился. К сожалению, ей предстояло выйти замуж за Одената, который был тогда князем Пальмиры.

— Однако она ответила на твои чувства?

— Она даже не знала о них, мама. Она была юна и очень невинна. После смерти ее матери отец и братья чрезмерно оберегали ее. Она понравится тебе, мама. В некоторых отношениях она очень похожа на тебя.

Дагиан выглядела расстроенной и собиралась расплакаться. Но взяла себя в руки и спросила почти ровным голосом:

— Как это она похожа на меня, Марк?

— Она упряма, но сострадательна, умна и добра. Она была хорошей женой своему мужу и хорошей матерью своим детям.

— Однако она родила тебе ребенка, Марк. Дочь, которая, как ты сказал мне, известна как царевна Пальмиры. Я не понимаю этого.

— В ту ночь, когда был убит Оденат, Зенобия пала духом от пережитого потрясения, и мы любили друг друга, мама. Утром я ушел, а она ничего не помнила. Она думала, что ребенок у нее от мужа, пока не увидела его. Тогда она все вспомнила. Мы оба решили, что лучше, если Мавию будут считать дочерью Одената, иначе власть юного царя Вабаллата может быть скомпрометирована. Хотя мальчик унаследовал черты своего отца, нашлись бы такие, которые сказали бы, что он тоже не сын Одената.

Дагиан кивнула. Она понимала Зенобию.

Марк снова заговорил:

— А теперь я хочу повидаться с отцом, получить его последнее благословение, сделать так, чтобы его переход из этой жизни в другую был счастливым, и потом вернуться в Пальмиру к моей возлюбленной. Зенобия — единственный смысл жизни для меня, мама, и я страдаю от разлуки с ней.

Дагиан была не в силах сдержать себя, и поток слез хлынул по ее лицу.

— Ох, Марк, ты — мой старший ребенок, и хотя я никогда не признавалась в этом даже самой себе, ты — самый любимый из моих детей. Я хочу, чтобы ты был счастлив, но ты не можешь жениться на своей Зенобии. Твой отец уже устроил брак для тебя. Он так хотел увидеть тебя женатым, прежде чем умрет! Ты не должен сердиться на него.

Марк был поражен.

— Он устроил брак для меня?! Неужели болезнь свела его с ума, мама? Что я ему, мальчик, чтобы искать для меня жену! Мне уже больше сорока лет! Неужели он не мог подождать, пока я «» Вернусь домой, посоветоваться со мной по этому вопросу?

— Марк, попытайся понять его! Он умирает и хочет привести все в своей жизни в порядок, прежде чем перейдет отсюда в подземный мир. Его старший сын, уже немолодой человек, остается неженатым. Если бы ты брал себе в любовники мальчиков, он бы давно оставил тебя в покое, но ты настоящий мужчина, и только в тебе он может обрести бессмертие.

— Но ведь Аул женат, мама, а он тоже сын моего отца. Аул — отец нескольких сыновей.

— Но ты — старший сын Луция Александра, Марк, и он хотел, чтобы ты устроил свою жизнь. Он хотел, чтобы ты был счастлив, как мы были счастливы все эти годы. Он не хотел сделать тебе ничего плохого. А кроме того, почему же ты не написал нам о своей любви к Зенобии? Как всегда, ты был скрытен.

— Я не мог написать вам при таких обстоятельствах, мама. Ты, конечно, понимаешь, что положение Зенобии слишком значимо в политическом отношении, и если бы такое послание попало в чьи-то чужие руки, это могло бы низвергнуть ее правление и подвергнуть опасности восточные границы империи, которые она и ее бывший муж так хорошо защищали для Рима. Нет, к несчастью, эту помолвку придется расторгнуть.