Когда она проснулась, небо над ней было расцвечено полосами золотого, персикового и бледно-лилового цвета. Узкие перистые бледно-розовые облака по краям стали темно-пурпурными. До нее доносились тихие звуки: это река плескалась о берег. На короткое мгновение она испытала чувство невероятного умиротворения. Однако потом чувство реальности вернулось к ней, и она вспомнила, что произошло. Дул легкий ветерок, а вместе с его дуновениями до нее доносился запах жареного мяса ягненка. В желудке заурчало, и с легкой улыбкой она осознала, что голодна. Не мудрено, в течение нескольких дней она не ела ничего, кроме нескольких фиг и фиников, Она медленно встала, потянулась, широко раскинула руки и на мгновение напрягла мускулы, а потом снова расслабилась. Стряхнув со своего длинного плаща песок, она пошла вдоль реки в поисках костра, на котором готовили пищу. Ей не пришлось идти далеко. Она с царственным видом приняла из рук легионера, назначенного поваром, оловянное блюдо с двумя порциями дымящегося кебаба — шашлыка из мяса ягненка. Куски мяса были нанизаны на очищенные прутики и пересыпаны маленькими луковицами и ломтиками сладкого зеленого перца.

— Не желаете ли вина, ваше величество?

— Это привилегия моего звания. Гай Цицерон? Уголки его губ приподнялись в легкой улыбке.

— Может быть, — ответил он, протягивая ей оловянную чашу. На мгновение она заколебалась, но потом взяла у него чашу и поблагодарила кивком головы.

— Вам составить компанию? — не унимался он.

— Нет! — коротко бросила она, не потрудившись даже обернуться. Он вздохнул. Какая жалость, подумал он. Ее общество доставило бы ему большое удовольствие. Она очень красива и, кроме того, пользовалась репутацией интеллигентной и остроумной женщины. Однако он мог ее понять. Ее положение едва ли можно назвать приятным. Зенобия Пальмирская никогда прежде не бывала побежденной, а поражение всегда неприятно. Но ее пленение послужит по крайней мере одной благой цели. Пальмирцы, вне всякого сомнения, капитулируют, как только узнают, что их царица попала в руки императора. Лицо Гая Цицерона нахмурилось. Не приходилось сомневаться, что Аврелиан собирался сделать с Зенобией. С того самого дня, когда император прибыл к воротам Пальмиры, он стал вести себя словно мальчик. Он никак не мог остановиться и безостановочно говорил о ней. Не было сомнения, он влюбился в нее по уши, а Аврелиан не из тех мужчин, которые способны отказаться от женщины, захватившей их воображение.

Вскоре после захода солнца они покинули берег Евфрата и начали свое возвращение на запад, в Пальмиру, по тому же самому пути, по которому шли три последних дня. Зенобия стоически сидела на своем верблюде и не жаловалась на высокую скорость, заданную Гаем Цицероном, который решил привезти императору свою пленницу как можно быстрее. Всегда оставался шанс, что бедави узнают о ее пленении и попытаются спасти ее.

Когда они ехали по пустыне, потрясение от всего пережитого начало, наконец, проникать в самую ее душу. Почему же боги столь жестоко оставили ее в тот час, когда она больше всего нуждалась в их помощи? Как она сообщит Делиции и ее детям о смерти Руфа Курия? И что будет с семьями погибших воинов-бедави? Сколько вдов и сирот останется? Да будут прокляты римляне! Да будут прокляты они все! Да, все, и даже Марк, который предал ее! Как же она ненавидела их, и ненависть была первым чувством, которое она ощущала, когда, подобно птице-фениксу, начала подниматься из пепла своего первого поражения.

» Меня никогда больше не победят и я не буду умолять о милосердии, — неистово думала она. — Даже если они возьмут меня в Рим, я как-нибудь убегу от них и вернусь в Пальмиру, чтобы восстановить мою империю, империю Одената!«Когда показались знамена римской армии и стал виден их громадный лагерь, когда она снова увидела городские стены, она горделиво выпрямилась на своем верблюде, держа голову высоко и глядя прямо вперед. Наконец, они остановились перед большой палаткой, установленной на помосте в центре лагеря.

Гай Цицерон тут же оказался возле нее, помог ей сойти на землю и проводил ее в палатку. Когда ее глаза привыкли к полумраку, она увидела высокого мужчину со светлыми волосами и длинным, изящным лицом, обрамленным бородой, стоявшего возле стойки с географической картой.

— Приветствую тебя, цезарь! — поздоровался Гай Цицерон.

Мужчина обернулся.

— А, Гай, ты вернулся! Потом он взглянул на Зенобию.

— Полагаю, это и есть наша мятежная царица?

— Да, цезарь.

— Оставь нас, Гай, но подожди снаружи. Ты мне еще понадобишься.

Аврелиан снова повернулся к Зенобии, и их взгляды скрестились подобно клинкам. Он почувствовал, как сильно забилось его сердце. Никогда он не видел такой красавицы. Ее покрывала грязь после долгого путешествия, темные волосы пыльные и спутанные. И все же она прекрасна. Она дерзко и пристально смотрела на него, от чего ему стало слегка не по себе, хотя он не подавал виду. Наконец, он произнес;

— Вам нужно принять ванну, царица Пальмиры. От вас воняет верблюдом.

Она даже глазом не моргнула. Вместо этого она ответила своим страстным голосом:

— Я всегда ненавидела голубоглазых римлян, и вы только подтверждаете мое мнение, император римлян!

Он подавил улыбку, и его узкие губы чуть-чуть дернулись. Она еще не побеждена, подумал он, и это его очень радует. Он хочет сам приручить это дикое создание, и, с помощью богов, он это сделает!

— Теперь вы моя пленница, Зенобия, — ответил он.

— Вы говорите очевидные вещи, — быстро парировала она. — Да, я ваша пленница, но это ничего не даст вам, Аврелиан! Пальмира не сдастся!

— Нет? Почему же вы бежали в Персию?

— Я хотела получить помощь от Шапура, — сказала она с раздражением, словно он был глупым ребенком. — Мне нужен союзник, который напал бы на вас с тыла, и тогда мы захватили бы вас в клещи. Вы нарушили мирную жизнь всего региона, а фактически и всего мира, этой глупой компанией. Я хочу, чтобы в вместе со своей армией убрались туда, откуда пришли. Пора восстанавливать торговлю, открывать караванные пути.

— Вы хотели закончить войну, потому что в Пальмире осталось мало провизии, — возразил он.

— В Пальмире более чем достаточные запасы провизии, рассчитанные на долгую осаду, Аврелиан, но я не хочу больше играть с вами в эти игры. Если бы мне удалось добраться до Персии, я быстро бы покончила с этим сумасшествием, но увы, боги распорядились по-своему. Что ж, хорошо, — она пожала плечами, — я покорюсь мудрости и воле богов.

— Без вас ваш сын потерпит поражение. Как только он узнает, что царица Пальмиры находится в моей власти, он откроет нам ворота города, и мы с триумфом войдем в него.

— Царь никогда не сдастся. Я готова умереть ради Пальмиры, Аврелиан, и Вабаллат знает это. Для меня не может быть большей чести, чем отдать свою жизнь за мой город.

Его глаза выражали восхищение, которое он не в силах был скрыть. Он тихо произнес:

— Вы слишком умны и прекрасны, чтобы умереть столь бессмысленно, Зенобия Пальмирская. Я не допущу этого!

— Не допустите?!

Ее иронический смех испугал его.

— Вы не сможете помешать мне сделать то, что я хочу! Но вам не понять! Ведь вы — крестьянин, проложивший себе путь вверх по лестнице римской военной карьеры! Я же происхожу от великой царицы Клеопатры.

— Которую победил римлянин, — напомнил он ей.

— Вы получите еще одну Масаду, прежде чем вам удастся отнять Пальмиру у моего сына! — угрожала она.

— При Масаде мы также победили, — тихо сказал он.

— Победа над крепостью, полной трупов? — презрительно парировала она.

— Как бы там ни было, это была победа, Зенобия. Но достаточно об этом! Гай! — позвал он, и в то же мгновение Гай Цицерон вошел в палатку. — Гай, отведи царицу в мою спальную палатку и позаботься о том, чтобы она приняла ванну. Его дерзкий взгляд сказал, что произойдет потом. Неторопливая улыбка озарила его черты, и его светло-голубые глаза засмеялись.

— Идемте, ваше величество!

Гай взял ее за локоть и вывел наружу. Она последовала за ним вдоль рядов палаток, а ее ум быстро работал. Аврелиан страстно желал ее. Она содрогнулась. Он овладеет ею, она знала это. Но раз уж ей придется принять императора как любовника, это произойдет на ее условиях, а не на его. Она знала, что он ожидает от нее сопротивления, и инстинктивно поняла, что сопротивление доставит ему удовольствие. Поэтому она станет бороться с ним не физически, а только с помощью своего ума. Она отдаст ему свое тело, но и только. Аврелиан крестьянин, но крестьянин умный. Он пожелает владеть ею полностью. Но это ему не удастся, и из-за этого он станет сходить с ума. Этому римлянину не суждено предать ее, ведь ему не удастся овладеть ни малейшей частью ее души и сердца. А вот она должна завоевать и подчинить его.

Гай Цицерон остановился перед большой палаткой и провел ее внутрь.

— Я пришлю вам людей, которые принесут воду и лохань, — сказал он, покраснев от смущения.

— Проследите, чтобы воду подогрели, — спокойно ответила она. — Я не выношу холодную ванну. Мне нужна теплая вода и мягкое мыло. Полагаю, в вашем лагере найдется мыло, Гай Цицерон? Разумеется, найдется. Ведь должны же вы мыться, хотя бы иногда, не правда ли?

— Посмотрим, что мне удастся найти, — пробормотал он, отвернув свое пылающее лицо.

— Благодарю вас, — учтиво ответила она, и он тут же вышел.

Зенобия вздохнула и принялась оглядывать палатку. Она была разделена на два отделения. Большее отделение, в котором она находилась, было обставлено просто: низкий круглый столик, за которым, как она предположила, император, должно быть, ел. Вокруг него небрежно разбросаны подушки для сидения. В другом отделении палатки стояли два стула и несколько дорожных сундуков — и больше ничего. Деревянный пол основательно истерся после многочисленных военных походов. Он был застелен овечьими шкурами. В палатке горело несколько латунных масляных светильников, отнюдь не роскошных. В целом, все было весьма просто, обычная солдатская палатка.

Зенобия прошла и отдернула в сторону ширму, сотканную из шерсти. За ней стояло довольно большое и удобное спальное ложе.

— Здесь определенно не хватает удобств, — тихо заметила про себя Зенобия.

Она услышала звук шагов. Кто-то входил и выходил из палатки. Она обернулась и увидела процессию тяжело нагруженных легионеров, тащивших в палатку сосуды с водой и выливавших их в круглую деревянную лохань.

— Есть в этом лагере хотя бы одна порядочная женщина? — громко спросила она.

При звуке ее голоса легионеры остановились, испуганные. Некоторое время они стояли, уставившись на нее с открытым ртом, а потом один из них, более смелый, чем остальные, ответил:

— Да, есть несколько хороших женщин, ваше величество.

— Тогда пришлите ко мне одну из них, Мне понадобится ее помощь.

— Да, ваше величество, — ответил храбрый легионер. — Я немедленно приведу вам женщину.

И он поспешно вышел из палатки.

Зенобия скрыла улыбку и стояла, глядя на своих водоносов. Когда последний из них вышел, она увидела женщину, стоявшую возле входа в палатку. Зенобия махнула ей рукой, приглашая войти.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Меня зовут Келеос, ваше величество.

— Что ты делаешь здесь, среди римлян? Ведь, судя по твоей речи, ты из Пальмиры.

— Я пальмирка, ваше величество.

— Тогда почему же ты не за городскими воротами, Келеос?

— Я вдова, ваше величество. Я живу со своим престарелым отцом и сыном-калекой как раз за городскими стенами. Ни отца, ни ребенка нельзя было перевезти, поэтому я и осталась в своем доме, несмотря на нашествие римлян.

— Разве твои соседи не могли помочь тебе, Келеос?

— Ваше величество, они так торопились, на нас у них не хватило времени. Я держу маленькую пекарню. Обычно я пекла хлеб для своих соседей, но теперь вынуждена продавать свой товар римлянам. Ведь мне надо еще поддерживать отца и сына. Пожалуйста, простите меня, ваше величество!

И Келеос упала на колени, протянув руки в мольбе.

— Я прощаю тебя, Келеос, — ответила Зенобия. — Ты сделала все, чтобы твоя семья выжила.

Женщина проползла небольшое расстояние, отделявшее ее от царицы, и распростерлась перед ней, целуя ее ноги.

— Да благословят вас боги, моя царица! — всхлипывала она.

— Встань, Келеос! — приказала царица, а когда женщина подползла к ее ногам, она сказала:

— Я хочу, чтобы ты помогла мне вымыть волосы.

— С радостью, ваше величество!

Через несколько минут Келеос приготовила все необходимое и начала промывать волосы Зенобии мылом, которое принесли специально для омовения царицы. Они использовали одну из оставшихся деревянных бадей, наполненных подогретой водой. Келеос намыливала волосы, а потом прополаскивала их водой из другой бадьи. Пришлось намыливать три раза, пока волосы Зенобии стали чистыми.