Дагиан кивнула. Она хорошо понимала положение Зенобия, но сомневалась, что Марк поймет ее так же хорошо. Прелестная царица Пальмиры, очевидно, не знала, что она — мать Марка Александра Бритайна. Дагиан подумала, что пока лучше не раскрывать этого. Потом у нее перехватило дыхание — она увидела, что со стороны виллы в сопровождении няни появилась маленькая девочка. Она бросилась к Зенобии.

С улыбкой царица обняла и поцеловала ребенка. Их любовь друг к Другу задела сердце Дагиан. Все было так, как она и думала. Зенобия — хорошая, любящая мать. Если Марк желает вернуть дочь, ему придется сначала завоевать ее мать. Зенобия подняла взгляд и сказала:

— Это моя дочь, царевна Мавия. Мавия, это госпожа Дагиан.

Девочка взглянула на нее, и Дагиан почувствовала, как у нее сжалось сердце. У девочки был взгляд Марка! Неужели Зенобия не видит, что у ее новой знакомой такой же взгляд?

— Как поживаешь, царевна Мавия? — мягко произнесла Дагиан.

— Госпожа Дагиан, я рада познакомиться с вами, — ответила девочка. — У вас голубые глаза, как и у меня. Я встречала лишь немногих людей с таким же цветом глаз, как у меня. У Марка тоже были голубые глаза, но он уехал.

Зенобия оборвала дочь.

— Это невежливо — обсуждать внешность людей. Дагиан страстно хотелось взять этого дорогого для нее ре-венка к себе на колени и поцеловать его. У нее не только голубые глаза, как у Марка, но и его каштановые волосы. Удивительно, как это Аврелиан еще не уловил это сходство. А может быть, уже знает? Она задрожала.

Пришли рабы с маленьким столиком и установили его перед мраморной скамьей. Потом появилась Баб с вином, а следом за иен — Адрия с бокалами. Лицо старой женщины выражало неодобрение, когда она разливала вино.

— В Пальмире мы не подали бы такое вино даже рабам! — сказала она.

— Не понимаю, в чем дело, — сказала расстроенная Дагиан. — Я приказала, чтобы для вас купили самое тонкое фалернское вино. Я сама заказала его в городе в лавке торговца винами.

Баб протянула ей бокал.

— Попробуйте, госпожа Дагиан. Это то вино, которое вы покупали?

Дагиан попробовала вино, и ее лицо исказилось от гнева. Она выплюнула вино на траву.

— Это ужасно! — в ярости сказала она. — Либо виноторговец попытался обмануть меня, либо рабы украли вино, которое я купила, и заменили его в надежде, что вы не заметите этого.

К ним через сад спешил дворецкий, полный важности и самодовольный, словно лягушка.

— Император идет! — объявил он. Дагиан строго сказала:

— Крисп, это не то вино, которое я купила в лавке Верита Помпонио. Подозреваю, что ты и твоя компания украли вино! А теперь вот идет император. Как же может царица подать ему такое пойло?

Дворецкий побелел и упал на колени.

— Спасите нас, госпожа Дагиан! Мы можем вернуть вино, которое вы купили, но только не сейчас!

— Ты заслуживаешь, чтобы с тебя живьем содрали кожу, но не следует смущать царицу.

Она встала и, улыбнувшись Зенобии, сказала:

— Я пришлю одного из моих рабов, и он принесет для Аврелиана немного хорошего вина. Увидимся завтра, если вас это устроит.

— Да, мне будет приятно, если вы придете. И благодарю вас! — сказала Зенобия.

Она тоже встала и проводила свою новую подругу к садовой калитке, разделявшей их виллы.

— До свидания, госпожа Дагиан, — пропищала маленькая Мавия.

Дагиан обернулась, наклонилась и поцеловала ребенка в макушку.

— До свидания, маленькая царевна! — сказала она и поспешно прошла через калитку в свой сад.

Как только она ушла, Зенобия и Мавия, взявшись за руки, поспешили через сад к вилле. Дагиан остановилась под высоким тенистым деревом и глубоко вздохнула. Она и не мечтала, что так скоро увидит свою внучку. Она еще помнит Марка! Это хорошо. Возможно, ребенок станет тем мостиком, который соединит его гордых и упрямых родителей.

Как же прекрасна царица Пальмиры, думала Дагиан. Она совсем не похожа ни на римских, ни на британских женщин. Ее золотистая кожа, иссиня-черные волосы, глаза, серые, как грозовая туча, — все это в сочетании с дивными аристократическими чертами делало ее прекраснее всех женщин, каких только могла припомнить Дагиан. Она также поняла, что Зенобия умна, и это тоже привлекало в ней Марка.

Зенобия, прежде чем войти в дом, обернулась и посмотрела через сад. Кажется, Дагиан — приятная женщина, размышляла царица, но тот ли она человек, которому можно довериться? Зенобии необходима подруга, ведь она так одинока!

— Приветствую вас, цезарь! — прошепелявила Мавия. Зенобия обернулась и увидела, что на пороге стоит Аврелиан.

— Ступай к Чармиан, дитя мое! — приказала Зенобия. «— Да, мама, — послушно ответила девочка и ушла.

— Ты ни разу не дала мне возможности узнать ее как следует, богиня. Боишься, что я совращу ее?

— Никогда нельзя знать, что ты собираешься делать, римлянин, — холодно ответила Зенобия.

— Ты сердишься на меня из-за триумфа! — сказал он.

— Меня заставили у всех на виду прошествовать обнаженной по всему Риму!

— И все же мне не удалось унизить тебя, не правда ли, ты, гордая сука?

Он потянулся к ней, но Зенобия искусно увернулась и, проскользнув, выбежала во внутренний садик.

— Не прикасайся ко мне, римлянин! Не сейчас! Никогда!

О Юпитер, как ей хотелось исчезнуть с его глаз, но куда бежать? Такое положение приводило ее в ярость.

— Ох, богиня, неужели нам снова предстоит борьба? Я уже думал, мы поладили.

Его голос звучал спокойно.

— Слушай меня, римлянин! Я буду твоей шлюхой, раз у меня нет другого выбора. Но я никогда не забуду, как ты поступил со мной сегодня.

— Так, значит, ты будешь моей шлюхой! — сказал он мягко, но его сузившиеся сверкающие глаза противоречили мягкости его голоса. — Ты будешь моей шлюхой, потому что у тебя нет другого выбора?! Если тебя устраивает такой выбор, моя прекрасная богиня, то позволь заверить тебя, что любой патриций с парой яиц между ногами захочет, чтобы я передал тебя ему, когда ты надоешь мне. Ты еще не надоела мне, но если это будет тебе приятно, я сделаю то, что сделал когда-то император Калигула. Ты станешь доступной шлюхой. Как тебе это понравится — проводить ночи, обслуживая богатых и похотливых петухов в Риме?

Она посмотрела ему в глаза и вдруг испугалась, потому что увидела в них ужасную решимость. Он действительно сделает из нее проститутку для всех мужчин в Риме, если она не вернется к нему, умоляющая и покорная. Она — его и только его женщина.

— Нет, — тихо произнесла она. — Нет, мне это не понравится, римлянин.

Ах, как она ненавидела его за свою беспомощность! Она, которая правила империей! И он наслаждался этим, ублюдок!

— Где твоя комната? — спросил он.

Зенобия посмотрела на него, а потом рассмеялась.

— Не знаю, — сказала она, и слезы покатились по ее щекам из-за абсурдности сложившейся ситуации. Он уже готов отстаивать свои права, а в действительности — изнасиловать ее, в то время как она не имела ни малейшего понятия, где находится ее кровать.

— Ты до сих пор не осмотрела дом? Он выглядел оскорбленным.

— У меня не было на это времени, — сказала она. — Я приехала, и тут же возникли проблемы с рабами. Я хочу заменить их завтра, римлянин. Потом я пошла осмотреть сад, и тут из соседней виллы вышла женщина, подруга императрицы. — Зенобия беспомощно пожала плечами. — Я вообще не видела дома. Я не думала, что ты приедешь так быстро.

— Я ушел с игр вскоре после тебя, богиня. Без тебя мне стало скучно. Мне пришлось проводить императрицу до палатинского дворца, — Тебе следовало остаться с ней, римлянин. Она больна. Даже я вижу, что ей недолго осталось жить. И она любит тебя. Как же ты можешь покидать ее?

— Ульпия — жена солдата. Она привыкла к одиночеству.

— Из-за того, что она жена солдата, ей ничуть не легче выносить отсутствие мужчины, которого она любит. Она приняла свой жребий, но как ей, должно быть, больно, римлянин! Как ты жесток!

Он приблизился к ней и схватил ее за руки.

— Я не буду жесток к тебе, богиня. Единственное, что я хочу, — это любить тебя. Почему бы и тебе не полюбить меня, любимая?

Любимая! Она отвернулась, чтобы скрыть слезы, которые тут же увлажнили ее глаза.

— Я уже говорила тебе прежде, римлянин, что больше никогда не доверюсь ни одному мужчине. Будь доволен тем, что владеешь моим телом. Это единственное, что я могу дать тебе.

— Но ты никогда не даешь, Зенобия, — сказал Аврелиан. — Мне всегда приходится брать с боем! Даже сейчас ты ста» рвешься ожесточить себя перед нападением, которое, как ты предполагаешь, вот-вот последует.

Он взял ее за подбородок и повернул ее лицо к себе.

— Я хотел бы, богиня, чтобы хотя бы один раз твой поцелуй был добровольным, чтобы он был вдохновлен не вожделением, а любовью!

— Никогда! — спокойно ответила она.

— Тогда мне придется взять у тебя все, что я могу получить, богиня, — сказал он, и его губы прижались к ее губам в неистовом и властном поцелуе.

Зенобия исступленно задрожала, а потом, к изумлению их обоих, Заплакала, всхлипывая от невыносимых страданий. Все мучения, пережитые ею в последние месяцы, сотрясали теперь ее тело. Ужасное разрушение Пальмиры, расставание с Вабой и Флавией, смерть Аомгина, потеря Деметрия — все это изливалось наружу, и она была не в силах остановиться. Она устала от борьбы, устала от ответственности, смертельно устала. Впервые в жизни Зенобия хотела освободиться от всего этого. Ей хотелось, чтобы о ней заботились.

Он прочитал это на ее лице, в ее глазах и понял, что теперь, если он будет вести себя умно, он сможет добиться от нее того, чего Всегда хотел добиться. Сейчас она такая уязвимая, он никогда не видел ее такой. Аврелиан нежно обнял ее и погладил ее блестящие темные волосы.

— Ну, ну, любимая, — утешал он ее, — ну, моя прекрасная богиня! Не плачь, моя любовь, не плачь!

Он взял ее лицо в ладони и, наклонившись, снова поцеловал в губы, но на этот раз с нежностью. Он целовал ее закрытые деки, щеки, нос, подбородок, а потом еще раз поцеловал в губы. Однако на этот раз его губы были более требовательными, и, к его радости, она ответила ему поцелуем — не из-за вожделения, а потому, что это было ей необходимо.

Он поднял ее на руки, и она, все еще всхлипывая, прильнула к его плечу. Твердыми шагами он прошел через внутренний садик и вошел в атрий дома. Увидев их, Баб в отчаянии всплеснула руками, но суровый взгляд императора предупредил ее, чтобы она молчала. Он поднялся по ступенькам на второй этаж и вошел в спальню Зенобии, располагавшуюся в конце коридора.

Он осторожно положил ее на постель и сел возле нее.

— Не могу выносить, когда ты плачешь, — тихо сказал он — Скажи мне, чего ты хочешь от меня, Зенобия! Я пойду на все, но сделаю тебя счастливой!

Но она продолжала плакать, теперь уже тише, всхлипывая время от времени. Протянув руку, он погладил ее, и она зашептала что-то от робкого наслаждения, которое еще больше заинтриговало его. Он осторожно снял ее драгоценное ожерелье, браслеты в виде змей и серьги. Потом медленно расстегнул и снял сандалии и стал массировать ее ступни, пока она чуть ли не замурлыкала от удовольствия. Плавными, неторопливыми движениями он поднял ее белый шелковый каласирис и обнажил длинные золотистые ноги, гладкие бедра, приятно округлый живот, соблазнительные груди Потом каласирис легко соскользнул с головы и рук Зенобии, и император небрежно швырнул его на пол возле кровати.

Он склонился к ней и поцеловал обе ее груди, отчего ее соски сделались упругими. Когда он поднял голову, то увидел, что она смотрит на него. Ее глаза были широко раскрыты и влажны от слез, ресницы слиплись, а губы дрожали. Потом она произнесла так тихо, что ему пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать ее слова:

— Люби меня, римлянин! Пожалуйста, люби меня, сделай так, чтобы мне стало лучше! Я не могу больше выносить эти страдания!

— А ты будешь любить меня, богиня, или возьмешь то, что я тебе даю? — тихо спросил он.

— Я постараюсь! Только избавь меня от этих страданий! — ответила она.

Он встал и медленно снял с себя одежду, ни на минуту не отрывая от нее своего страстного взгляда. Он мог бы наброситься на нее, словно зверь на беспомощного ягненка, так как испытывал сильнейшее желание и, кроме того, опасался, что она может неожиданно оттолкнуть его. Он напряг всю свою огромную силу воли и двигался медленно и спокойно. Вернувшись к ее ложу, он лег возле нее и взял ее за руку.

— Я влюбился с того самого мгновения, когда впервые увидел тебя, Зенобия. Я люблю тебя, моя прекрасная богиня, а я еще никогда не говорил этих слов ни одной женщине. Когда Ульпия оставит этот мир, ты станешь моей женой, и я сделаю тебя царицей могучей Римской империи, не маленького ее кусочка, а всей империи, которая простирается от Персии до самых дальних аванпостов в дикой Британии. Ты — редкий и совершенный драгоценный камень, моя любимая, и теперь ты только моя! Я сделаю тебя счастливой, Зенобия, клянусь всеми богами! Если только ты позволишь мне, я сделаю тебя счастливейшей из всех живущих на земле женщин!