— А как же Аврелиан? Он уже на пути в Рим. Как же я смогу быть твоей женой и его любовницей? Не думаю, что способна на это, Марк. Даже ради тебя, любовь моя.

— Тебе не придется делать это, любимая. Я обещал Гаю Цицерону, что стану присматривать за его женой, пока он в отсутствии. Когда я сегодня навещал Клодию, она прочитала мне его последнее письмо. Аврелиан собирается оставаться в Риме очень короткое время после своего возвращения на Галлии. Он должен отправиться на восток, в Византию. У населения растет крайнее недовольство, и если он не сможет подавить его, его ждут крупные неприятности.

— Зимний поход? Должно быть, там очень серьезные волнения.

— Он пробудет в Риме меньше месяца. Ты сможешь держать его на расстоянии, если заявишь, что беременна. Благодаря этому ты не только не подпустишь его к себе, но также помешаешь ему взять тебя с собой в поход.

— Да, — медленно произнесла она. — Я смогу сделать это. Император отчаянно желает иметь ребенка. Но, Марк, что же мы предпримем, когда он вернется домой после войны с Византией?

— Нас уже не будет здесь, Зенобия. Охрана снята, и это ошибка со стороны Аврелиана. Пока он со своей армией будет пересекать Македонию, мы уедем в Британию. Зимние путешествия опасны, но мы уцелеем. Никто не будет преследовать нас, клянусь, ведь ни одна душа не узнает, куда мы бежали. Не появляйся в Риме. Тогда, может быть, тебя не хватятся до самого возвращения Аврелиана, и тогда нас не догонят.

— Он поймет, что мы бежали в Британию, в особенности если ты вместе со своей матерью тоже исчезнешь, — сказала она.

— Мы укроемся там, где он не сможет отыскать нас, любимая, обещаю тебе это. Мы не поедем к родственникам моей матери, а спрячемся на острове в самом дальнем уголке Британии. Однажды, когда я был еще мальчиком, я посещал эти острова. Мой дед владел одним из этих островков — это было приданое одной из его жен. Теперь он принадлежит Аулу, но я знаю, он отдаст его нам. Он совсем крошечный, но там тепло почти круглый год и растут пальмы. Конечно, это не наши прекрасные пальмирские пальмы, но все же это пальмы. Римляне еще никогда не показывались на этих островах, Зенобия. Аврелиан не найдет нас там.

— Но мой сын в Кирене, — сказала она. — Что сделает с ним Аврелиан, Марк?

Он улыбнулся. Как много препятствий, мешающих им быть вместе! Но он разберет их одно за другим.

— Если я поклянусь, что устрою побег и им, тогда ты выйдешь за меня замуж сегодня ночью?

— Да!

— Тогда обещаю тебе, любимая. Все будет так, как ты хочешь.

Вдруг Зенобия расхохоталась, а когда увидела, что он в недоумении смотрит на нее, остановилась и объяснила ему:

— Как же я смогу рассказать нашим детям, что их отец предложил мне выйти за него замуж, когда мы оба, обнаженные, стояли на коленях в пещере?

Его темные брови угрожающе нахмурились.

— Ты собираешься подарить мне детей, моя красавица? — спросил он.

— Разумеется! — в негодовании воскликнула она. — Мне уже за тридцать, но я еще могу рожать!

— Тогда давай начнем прямо сейчас, любимая, — сказал он и уложил ее рядом с собой на накидку. — Я изголодался по тебе за два года, Зенобия. Я не хочу больше разговоров!

— Тогда замолчи, Марк Бритайн! — приказала она и, притянув к себе его голову, поцеловала долгим и нежным поцелуем.

Его большая рука ласкала ее полные груди, и Зенобия вспомнила его объятия. Она и не мечтала, что он снова будет любить ее, и теперь почти не верила в это счастье. Он наклонил свою темно-каштановую голову и прильнул к ее груди. Она прижала его к себе так крепко, как только могла.

— Ох, Марк, — прошептала она, — ты сочтешь меня слишком нетерпеливой, но меня так переполняет желание быть с тобой, мой дорогой! Не играй со мной долго, умоляю тебя!

Он оторвал голову от ее упругих грудей и, чуть-чуть изменив положение, мягко вошел в ее тело. Она вздохнула и отдалась ритмичным движениям любви.

— Ах ты, маленькая дикая кошка, — прошептал он, — я люблю тебя!

— Я люблю тебя! — прошептала она в ответ. И Зенобию закружила буря страсти, которая начала бушевать в ней. Она стонала и металась, когда ее желание снова и снова достигало пика. Но он все еще не давал ей удовлетворения, и когда она резко обругала его на бедавийском языке, языке своего детства, он засмеялся во весь голос, но продолжал чередование наслаждения и страдания, пока не понял по ее стонам, что она уже не может этого выносить. Только тогда он бросился вместе с ней в темную пропасть страсти, испытывая неодолимое желание обладать ею.

Светильник на блюдце слабо мерцал, и дрожь охватывала обнаженные тела любовников в маленькой сырой пещере. Они не хотели оставаться в ней в ту ночь. Теперь они жаждали только одного: заключить брак в присутствии свидетелей. Ни один из них не мог чувствовать себя спокойно, пока не даст другому этот священный обет. В одиночестве каждый из них беспомощен, но вместе они непобедимы.

Молча и поспешно они оделись, вышли из пещеры, быстро прошли усыпанный галькой пляж и поднялись на утес по лестнице. Хотя они отсутствовали меньше часа, на землю уже опустилась ночь, и если бы не свет месяца, им было бы трудно найти дорогу. Дагиан ждала их, сидя на мраморной скамье. Она дремала, опустив голову на грудь. Марк нежно поцеловал ее, и она проснулась, слегка вздрогнув.

Прежде чем она успела заговорить, он сказал:

— Мы с Зенобией собираемся пожениться сегодня ночью, мама. Иди, пожалуйста, в дом и приведи сюда старую Баб и Адрию. Мы дадим друг другу торжественное обещание прямо здесь, под ночным небом, чтобы все боги могли видеть нас. Пусть Диана, богиня луны и охоты, будет нашей главной свидетельницей.

— Если Аврелиан узнает об этом… — тихо начала Дагиан, но Зенобия перебила ее.

— Сегодня вечером мы поняли, что не можем жить друг без друга. Уж лучше мы встретим лицом к лицу гнев императора, чем позволим снова разлучить нас, Дагиан!

— А кроме того, он не узнает об этом, мама. Доверься мне, у меня есть верный план.

Дагиан поняла, что ей не удастся их образумить. В их глазах сверкал свет разделенной любви, и она осознала, что все аргументы бесполезны. Повинуясь желанию своего сына, она поднялась с мраморной скамьи и поспешила на виллу Зенобии, чтобы привести двух верных служанок царицы. Когда она удалилась, Зенобия повернулась к своему возлюбленному и тихо сказала:

— Я не смогу сказать Аврелиану, что беременна, Марк. По крайней мере не сразу после его возвращения. Он не дурак, какую бы страсть ни испытывал ко мне. Если я скажу, что ношу его ребенка, он позовет врача. Он пожелает удостовериться, что оба, и ребенок, и я, здоровы. Он захочет узнать дату рождения. Он захочет быть полностью уверенным. Буду я твоей женой или нет, но мне придется еще некоторое время играть роль его шлюхи. Если ты любишь меня и ценишь нашу безопасность, тебе придется жить, зная об этом. Но сможешь ли ты? Может быть, ты предпочитаешь подождать до нашего бегства в Британию?

Ее серые глаза испытующе посмотрели на него.

— Скажи мне правду, дорогой!

Некоторое время Марк молчал. Сама мысль о том, что Аврелиан будет прикасаться к Зенобии, приводила его в ярость, однако он понимал — она права. Если она заявит, что беременна, возбужденный и счастливый император потребует не только доказательств, но и еще более опасных для них сведений. И все же он не хотел ждать. Даже зная о том, что Зенобии придется снова лечь в постель с императором, Марк желал взять ее в жены — сейчас, сегодня! То, что она будет делать с Аврелианом, ничего не значит для нее, и с годами воспоминания об атом сотрутся из их памяти. Она пойдет на это ради их общего будущего, ради их потомков.

— Я люблю тебя, — тихо произнес он. — Я не хочу ждать! Потом он заключил ее в объятия и с нежностью поцеловал.

— Ты всегда была моей женой, любимая!

Она смахнула слезы, неожиданно покатившиеся из глаз.

— Я думаю о том, что, может быть, боги еще не совсем покинули меня. Вдруг они просто проверяли меня, ведь в эту ночь я нашла такое счастье, которое они редко жалуют простым смертным!

— Разве ты не Зенобия, царица Пальмиры? — спросил он. — Разве ты не любима богами, твоим народом и мной?

— О да! — задыхаясь, прошептала она. — Да, мой дорогой, дорогой Марк!

И она жадно прильнула к нему, глядя на него глазами, сияющими светом любви. Эта любовь так преобразила все ее существо, что она, казалось, вся светилась.

Он смотрел на нее, и его любовь светилась в его глазах так же ярко и заливала ее таким теплом и добротой, что впервые за многие месяцы она чувствовала себя в безопасности и не испытывала страха. Она жила в страхе все эти месяцы, хотя ни разу не осмелилась признаться в этом даже себе самой. Теперь, словно корабль, избежавший ужасной бури, она нашла безопасную гавань.

Услышав шум, они разомкнули объятия. В поле их зрения показались Дагиан, Баб и Адрия.

Старая служанка посмотрела на Марка пристальным взглядом.

— Итак, Марк Александр Бритайн, вы, наконец, снова вернулись к нам!

— Да, Баб, и этой ночью я потребую своего.

— Это хорошо, — кивнула старуха.

— А рабы? — спросила у своих служанок Зенобия.

— Они спят в своих комнатах, — заверила свою хозяйку Адрия.

— Ну что ж, очень хорошо, — сказала царица и повернулась к Марку. — Начнем, дорогой?

— Да, любимая.

И вот в зеленом саду, наполненном сладким ароматом цветами, чуть тронутыми серебристым сиянием месяца, Зенобия, царица Пальмиры, повернулась к своему возлюбленному. Марку Александру Бритайну, и сказала тихим, но отчетливым голосом:

— Если ты — Гай, то я — Гая.

Все было так просто! Теперь они стали мужем и женой. Он снова заключил ее в объятия и поцеловал, Дагиан и Адрия утирали слезы, а старая Баб тихонько всхлипывала. Потом она сказала:

— Это заняло у вас обоих достаточно много времени. Я и не мечтала увидеть вас женатыми. Теперь я могу умереть спокойно.

— Но ведь ты еще не собираешься умирать, — усмехнулся Марк.

— Нет, нет, не собираюсь! — закудахтала старуха. — А иначе кто же будет учить вашего сына хорошим манерам?

— И ставить меня на место! — поддразнил ее Марк.

— Дети мои, — сказала Дагиан, — теперь мы должны разойтись. Нельзя допустить, чтобы хоть малейшая тень подозрения упала на Зенобию и Марка. — Адрия и Баб кивнули и направились обратно на виллу, а Дагиан пошла в противоположном направлении к своему дому. Молодожены еще несколько минут стояли рука об руку и тихо беседовали.

— Как-то раз ты сказала, что выйдешь за меня замуж только при ярком дневном свете и в присутствии множества людей. А я буду сопровождать тебя со всей торжественностью в наш новый дом. Увы, у меня нет дома, куда я мог бы сопровождать тебя, любимая!

— Как же я была глупа! — ответила она.

— Мне следовало бы настоять на своем, особенно когда я узнал, что мне придется вернуться в Рим. Я не должен был оставлять тебя такой незащищенной, Зенобия. Я больше никогда не покину тебя, моя дорогая! А теперь иди и думай обо мне, любимая!

Он снова с нежностью поцеловал ее. Потом долго стоял и смотрел ей вслед. А она послушно поспешила обратно на свою виллу. Он весело подумал, что она не всегда будет такой покорной.

Зенобия шла через сад, и ее сердце трепетало от счастья. Она — его жена, и ничто никогда не сможет разлучить их. Как-то раз она предостерегала Аврелиана, что в конце концов она выиграет битву, и вот теперь это ей почти удалось. И неважно, что он не узнает об этом, по крайней мере пока. Гораздо важнее, что они с Марком наконец-то соединились — отныне и навсегда. И ничто на свете, даже сама смерть, не сможет разлучить их!

Глава 14

Аврелиан вернулся домой из Галлии с победой. Устроили небольшое триумфальное шествие, и на этот раз позади императорской колесницы шел несчастный Тетрик. На этой колеснице ехала Зенобия, пленная царица Пальмиры, и снова сковывавшие ее золотые цепи были прикреплены к массивному железному поясу Аврелиана. Однако на этот раз она облачилась в царские пурпурные и золотые одежды, а ее голову венчала пальмирская корона. Римский император произвел на свой народ сильное впечатление — впечатление, которое люди не могли не заметить, несмотря на растущее недовольство. Он был настоящим цезарем! Но на его командиров произвести впечатление было не так просто, кроме того, с каждым днем Аврелиан становился все более властным и самонадеянным.

Царицу вызвали из Тиволи, чтобы она приняла участие в этой триумфальной церемонии. Потом ее проводили до резиденции Аврелиана на холме Палатин. У них не было возможности побеседовать, хотя они и ехали в одной колеснице. Она попыталась отклонить его предложение посетить дворец, но он одним взмахом руки пресек ее протест.

— Ты будешь повиноваться мне, богиня! Неужели я снова должен учить тебя!

— Как пожелаешь, римлянин! — презрительно ответила она, и он рассмеялся.