— Ты передал мое послание Антонию?

Тот сразу покраснел от удовольствия.

— Я все сделал, как вы сказали.

— Вот и славно, — произнес тот, слегка поморщился и на миг закрыл глаза. — Хорошо.

6

Сверху донесся громкий лязг: в зарешеченное окно полетели камни. Клеопатра, стоявшая на коленях с ножом в руках, встрепенулась. Кто пришел за ней? Антоний? Или Октавиан?

По лестнице сбежала побледневшая Хармиана.

— Ваш муж здесь, — сообщила она дрожащим шепотом. — Солдаты доставили его.

Что?! Какая странная фраза! Он должен вести за собой легионеров! И почему он не воспользовался потайным ходом?

— Говори, что случилось! — воскликнула Клеопатра, грубо схватив девушку за плечо.

— Его принесли на носилках. Под покрывалом.

Клеопатра уже бежала вверх по ступеням к окну. Сердце колотилось от ужаса. Виновата только она. Почему она позволила ему снова ринуться в бой? Уж она-то должна была все понять еще прошлой ночью. Боги Антония оставили город, объявив войну проигранной. Она слышала на улице шум незримого празднества. Процессия Диониса покинула Александрию под рев труб и перебор арф, топот ног танцоров, грохот барабанов и трели голосов.

Тогда за ее спиной Антоний протянул руки к любимой.

— Почему ты не в постели? — спросил он.

А Клеопатра смотрела на полную золотистую луну.

— Добрый знак, — отозвалась она, умолчав об остальном. — Мы выиграем войну, — пообещала она Антонию, думая о Сохмет. Она воображала себя победительницей. Она преодолеет и самое могущественное предзнаменование.

— Иди ко мне, — отозвался муж, приподнимаясь на постели, чтобы взглянуть, что же так заинтересовало ее. Однако Клеопатра увлекла его обратно. Они занимались любовью, как будто время остановило свой бег и каждого из них не ждала впереди последняя битва, а утро не несло с собой опасности. Словно и не было конца таким ночам.

Клеопатра отправила любимого в бой и поплатилась за свою самонадеянность.

Она распахнула зарешеченный ставень и высунулась из окна. Она и не помышляла о том, что является отличной мишенью для меткого стрелка. Внизу столпилась личная гвардия Антония. Она отлично знала этих людей. А рядом с ними, на соломенном тюфяке, под покрывалом…

Клеопатра отшатнулась. На ткани цвета слоновой кости расплывалось багряное пятно, и оно все ширилось. Скоро полотно целиком пропитается кровью.

Начальник гвардии взглянул на царицу. Его лицо было искажено горем.

— Он получил ложную весть, — произнес солдат. — Ему сообщили, что ты покончила с собой, и он пытался воссоединиться с тобой.

— Он мертв? — прошептала она.

Слова дались ей с неимоверным трудом.

Антоний ослабевшими пальцами убрал с лица и груди покрывало.

— Пока нет, — произнес он.

Он посерел от боли. Рука, касавшаяся губ, хранила свежий красный след.

Клеопатра сжала зубы, чтобы не закричать. Почему же так произошло?! Если бы она прибегла к своему первоначальному плану, они могли спастись на борту корабля. Он бы плыл по серебристо-зеленым волнам к берегам Индии. Их дети спокойно бы спали в кроватках внизу — в безопасных каютах. Но она понадеялась укротить богов…

— Я хотел умереть с тобой, — сказал Антоний. — Примешь меня?

Всхлипывая, она спустила веревку. Легионеры обвязали его, и Клеопатра вместе со служанками принялись тянуть за другой конец. От трения о грубые волокна порез на ладони опять начал кровоточить. Не отрываясь, она смотрела, как он приближается к ней. Она чувствовала всю его боль. Он — не из тех, кто будет кричать в присутствии своих соратников. К тому времени, когда Антония подняли в мавзолей, одеяние Клеопатры уже было в крови. Руки и ноги перестали ее слушаться и казались восковыми.

— Антоний, — прошептала она, гладя его лицо, грудь и руки. Она могла бы с закрытыми глазами воспроизвести каждую частичку его тела. Старые боевые шрамы, белые рубцы на кирпично-красной коже, обожженной солнцем… И новая, зияющая рана. Его взгляд внезапно стал острым.

— Почему ты предала меня? — произнес он. — Я готов был ради тебя на все.

— Что ты говоришь?! — заплакала она, но Антоний не слушал.

— Вина, — попросил он.

Силы почти оставляли его. Клеопатра поднесла кубок к его губам, надеясь, что это облегчит его страдания.

— Ты не должен умирать, — вымолвила она, но ответом ей был невидящий взгляд Антония. Ни разу еще за эти годы он не смотрел сквозь нее. Она всегда находилась в центре его внимания. Стоило его взору упасть на нее, как по ее коже разливалось тепло. Клеопатра будто попадала под луч света, посланный богом Ра.

— Мы еще увидимся, — произнес Антоний и улыбнулся.

И затих.

Сразу воцарилась тишина: даже дым курений исчез, а сердце Клеопатры будто перестало биться. Служанки застыли, ожидая следующего вдоха Марка Антония, но его не последовало.

На лицо Антония капнула слезинка и скатилась по его щеке. Алое пятно на тунике продолжало расплываться. Он был недвижим.

Из горла Клеопатры вырвался крик.

— Ты не умрешь без меня!

Ее душили рыдания, она обхватила его, прижала к себе, цепляясь за одеяние. Ее тело сотрясалось от сильной дрожи.

Не может быть, чтобы их история закончилась таким образом.

Снаружи послышались крики и топот, лязг мечей. Солдаты Антония вступили в бой с людьми Октавиана. Неприятель явился за ней.

Она поднялась на ноги и бросилась к священному кругу, а с ее пальцев капала его кровь. Клеопатра смешала мед с пеплом, добавила шерсть льва и кожу кобры. Не хватало только одной составляющей.

Царица опустилась на колени на холодный каменный пол, запрокинула голову и затянула заклинание. Ее голос сотрясал воздух, она взывала к небесам. Рука, в которой она держала агатовый кубок, полный ее собственной крови, уже не дрожала.

Запретное заклятие.

В ушах прозвучало предостережение египетского мудреца. Клеопатра яростно затрясла головой, чтобы избавиться от него. Ничего запретного не существует. Он — любовь всей ее жизни.

Сохмет — богиня мести. Но сейчас Клеопатра призовет ее и ради того, чтобы воскресить умершего.

Она судорожно вздохнула и исполнила последний шаг обряда: окропила кровью царей оскаленные зубы образа богини. Красная струйка потекла в горло Сохмет.

Раздались свист и шипение. Казалось, время взвилось вокруг нее обжигающим ветром сирокко, закружилось, ускользая прочь. Зал заискрился во мраке.

В темноте раздались негромкие шаги.

Клеопатра обернулась и оцепенела: к ней приближалась грозная богиня. В бескрайней ночи подземного зала она рдела ярче солнца. Львиную голову на женском теле венчала свившаяся короной живая кобра, запястья унизывали драгоценные браслеты, пальцы оканчивались звериными когтями. Алое одеяние, туго обтягивающее стан, украшали две розетки на груди. Мех на горле и на морде отливал золотом.

Она возвышалась до потолка и затмевала блеск всех сокровищ египетской казны. Она — дочь Ра, поведал Клеопатре Николай. Ее сотворили из огненного ока Ра. Ее окружал мерцающий ореол жара.

— Сохмет, — прошептала Клеопатра. Богиня издала рык, от которого задребезжали монеты и в стенах мавзолея заметалось эхо.

Где служанки? Они распластались на ступенях, погруженные в глубокий сон, будто их опоили зельем. Как можно спать в такой момент?

Антоний тоже спал, бледный и холодный. Мертвый. Царицу пронзила судорога боли, внезапное чувство непоправимости. Наступил конец. Она уже навлекла на себя грядущие беды. Ведь она возомнила, что получит все и ничем за это не поплатится.

— Верни его мне, — приказала она Сохмет. Ее страхи не имели значения. — Помоги отомстить за него.

Клеопатра сняла корону. Египет будет снова принадлежать древним богам. Прощай, Исида. Прощайте, греки и римляне. Она вернет страну обратно к истокам, ко львам и крокодилам, шакалам, соколам и кобрам.

Богиня воззрилась на женщину, и в ее широко расставленных желтых глазах затеплилась искорка веселья.

Мало, словно сказала она. Понятно. Ей нужно больше. Кровь из сердца последней царицы Египта. Клеопатру вдруг охватила уверенность. Такая жертва понадобится, чтобы вернуть ее возлюбленного из Дуата, египетского загробного мира.

— Бери, что пожелаешь, — произнесла Клеопатра и раскинула руки, предлагая богине свое горло, груди, запястья. Ей доводилось переживать и худшее.

Та набросилась на сокровища, оскалив зубы и растопырив когти. Кожа Сохмет засияла безжалостным огнем полуденного солнца. Пальцы задымились и расплылись. Клеопатра собрала все свое мужество, готовясь встретить невыносимую боль. Сейчас ее коснется раскаленная длань, зашипит опаленная плоть. Но ничего подобного не случилось.

Сохмет преобразилась. Перед царицей свилась кольцом исполинская змея. Ее глаза проникали Клеопатре прямо в душу, оценивая слабость смертной.

Клеопатра возблагодарила небеса. Змея — священное существо ее рода. Создания были таинственны и прекрасны, эта великанша не стала исключением. Чешуйки сверкали позолоченными изумрудами, глаза — беспощадными рубинами.

Сверкнули алмазные клыки. Богиня впилась Клеопатре в горло. Время будто остановилось, что-то закружилось вокруг нее и понеслось вспять, только ветер свистел в ушах. Затем кожу обожгла боль, которая переросла в ослепительный жар. На Клеопатру вдруг нахлынуло всепоглощающее блаженство.

Она поняла, что ее ступни не касаются пола. Змея держала ее в гигантской пасти. А Клеопатру внезапно охватила нежность к своему хрупкому бренному телу. Она видела свою бледную кожу словно из невообразимой дали. Перед глазами поплыли видения неведомых мест за ночным небосводом, расплывчатый голубовато-белый ореол лунного диска. Она умирала, но ей стало все равно. Ее ничто не трогало — ни прошлое, ни настоящее, ни будущее.

Богиня отстранилась, и Клеопатру пронзило невыносимое страдание. Она превратилась в дерево, объятое огнем. Она стала городом, каждый дом которого подвергался разграблению. По улицам разбегались реки кипящего масла. Жители спасались бегством. Вместо голов у них были клубы дыма, а языки рыже-голубого пламени заменили одежду. Теперь она — извергающийся вулкан. Кожу ее испещряли прорывы лавы, расчерчивающие глубокие туннели повсюду. Ступни ног расплавились в тех местах, где они соприкасались с полом. Она пошатнулась, но не упала. Богиня заключала в себе свет тысячи солнц. Клеопатра почувствовала, как лопается и облезает кожа, обнажая ее кости. Она обращалась в пепел. Ни одно человеческое существо не способно жить в пламени. Ее глаза расширились, ослепленные нестерпимым блеском.

«Ты считала, что можешь вызвать меня для служения тебе? Ты, которая забыла своих богов?»

Слова возникали в мозгу Клеопатры сами собой, отдаваясь гулким эхом, точно топот множества ног по палубе в преддверии боя. Она вдыхала запах собственной крови, стекающей по горлу на грудь. Она ощущала ярость Сохмет. Той явственно хотелось сложить царице руки и примотать их к бокам, будто Клеопатра уже была мумией.

«Ты — не наша. Думаешь, я желаю твоей крови?»

— Другого у меня нет, — прошептала Клеопатра слабым голосом.

В самом деле? Богиня расхохоталась. Этот звук наводил ужас. Где-то в зале задребезжал, разлетаясь на куски, кубок. И вновь превратился в песок, из которого его сотворили. «Я считаю, у тебя кое-что имеется».

— Бери, — выдавила Клеопатра, глядя на Антония. — Все, что у меня есть, твое.

И в один миг произошла перемена. Женщину охватила ослепительная, но неопределенная боль. Откуда она? Чего ее лишили? Ее оглушило внезапное чувство утраты, некоей пустоты. Тело сжалось вокруг этого вакуума, и Клеопатра издала крик. Она уже выла и была не в силах остановиться. От нее осталась лишь оболочка, не толще яичной скорлупы. Внутри нее пульсировало ничто, черная ночь, убийственный холод, ледяной свет умирающих звезд. Она ахнула, хватая ртом воздух. Клеопатра тонула, а ее сердце… сердце…

Возлюбленный застонал.

Она стремительно обернулась и увидела: его ресницы затрепетали.

Жгучая радость затопила ее, заполняя пустоту, которая зияла внутри несколько секунд назад. К ней вернулась целостность. Она вновь обрела себя.

Клеопатра кинулась к Антонию и упала перед ним на колени. Прижала ладони к его груди, чувствуя, как та дрогнула и расширилась с первым вздохом. Провела пальцами по обнаженной коже, и плоть потеплела под ее прикосновениями. Ее боль не прошла, но это не имело значения.

Темные глаза Антония открылись, и она поцеловала его. Ее пальцы скользнули по его животу, повторяя очертания смертельной раны. Та быстро затягивалась. Богиня исполнила свое обещание.