Однако упрямая маленькая маска стояла на своем и упорно повторяла:

— Сказала, что не уеду, и не уеду!

— Я вывести тебя прикажу, если так, — прошептал император, уже почти не чувствуя себя от гнева.

— Хорошо! — пропищала маска. — В таком случае я завтра же возвращу роль и никогда — понимаешь ли? — никогда не выйду в ментике и в гусарском мундире.

Государь чувствовал такой прилив гнева, что ему хотелось броситься на упрямую маску. Но он воздержался и по возможности тихо сказал:

— Уезжай! Я сейчас же следом приеду за тобою.

— Куда? — удивилась и как бы оторопела маска.

— К тебе домой, на Владимирскую! Ступай же! Ступай и жди меня!

— Напрасно, не приезжай! Мне не нужен твой визит, и дома ты меня не застанешь!

— Как это глупо! — воскликнул государь почти громко. — Как это необычайно глупо! Если ты здесь, то понятно, что теперь, сейчас, я тебя дома не застану. Но к тому времени, когда я приду, ты успеешь возвратиться.

Маленькая маска хотела еще что-то возразить, но в эту минуту, гордо раздвигая перед собою, как бы рассекая толпу, к государю подошла высокая и стройная женщина в дорогом кружевном домино и, обращаясь к назойливой маске, проговорила:

— К государю так смело подходить нельзя. Здесь не зал собрания!

— Но… — хотела возразить маленькая маска.

— Не возражайте, не смейте мне ничего возражать! — оборвала ее высокая и гордая женщина. — Я сказала вам, чтобы вы отошли, и вы отойдете! За это я вам отвечаю.

Она сделала такое смелое ударение на слове «я», что государь сразу узнал властный и гордый голос Варвары Аркадьевны Нелидовой.

— Ты явилась моим добрым гением, прелестная маска, — сказал государь и, стараясь говорить шутливым тоном, пояснил: — Я был положительно в осадном положении.

Нелидова — это была она — ответила ему поклоном, полным достоинства, и, обращаясь к маленькой маске, повелительно спросила:

— Вы еще тут?

— Но, позвольте, вы сами… — растерянным голосом начала маска.

Нелидова сделала к ней смелый шаг и решительно кинула ей:

— Еще одно слово, и я по-своему расправлюсь с вами.

Маска подалась назад. Нелидова последовала за нею, и между ними на глазах государя произошел короткий, но оживленный разговор.

Это продолжалось всего несколько секунд. Затем маленькая маска быстро исчезла, а Нелидова своей гордой и властной походкой вернулась к государю.

— Я искренне признателен тебе, прелестная маска, — подавая ей руку, сказал император. — Я положительно не понимаю, кто была эта назойливая маска?

— Я тоже не знаю этого, государь, и вовсе не желаю знать. Это меня не касается!.. Я буду счастлива, если этот маленький случай избавит вас от дальнейших неприятностей.

— О, за это можно смело поручиться, прелестная маска: больше я в такой просак не попаду. Но все это так сильно взволновало меня, что я дольше оставаться здесь не могу. Я сейчас уеду!..

— Даже не простившись с хозяйкой дома?

Несколько минут спустя государь, наскоро простившись с хозяевами дома, смущенными этим внезапным отъездом, вышел из подъезда и, бросившись в свои любимые маленькие одиночные санки, громко крикнул кучеру:

— На Владимирскую! Живо!

Кучер знал адрес Асенковой, которую государь неоднократно сам завозил домой, и меньше чем через полчаса император нетерпеливо стучал в дверь маленькой уютной квартирки.

Прошло несколько минут, прежде чем откликнулись на его стук.

Наконец послышалось шлепанье туфель, и заспанный голос старухи Асенковой боязливо окликнул:

— Кто там? Кого надо?

— Отворите! — громко и повелительно крикнул государь. — Сейчас же отворите! Это я!

Узнав голос государя, старушка стремглав бросилась будить дочь и попутно сама что-нибудь накинуть, потому что была в одном белье.

Государь тем временем вновь крепко и сильно ударил в дверь.

Варенька, разбуженная стуком и напуганная голосом матери, которая бросилась к ней с криком: «Варюша!.. Государь!» — в свою очередь, стала торопливо одеваться и, наскоро накинув блузу, первая поспешила к двери, за которой продолжал стоять император.

— Ваше величество! Вы? Что случилось? — испуганно бросилась она к нему и отступила, увидав перед собой искаженное гневом лицо государя. Таким она никогда еще не видала его. — Что такое случилось? — повторила она, не помня себя от волнения и испуга.

— Однако ты славная актриса! — проговорил государь изменившимся от гнева голосом. — Тебе напрасно дают роли с переодеванием, напрасно твой талант на водевильные мелочи разменивают! Ты и в драме не испортила бы роли. — Говоря это, он сбросил шинель и прямо направился в комнату молодой девушки. Старуха Асенкова хотела последовать за ними, но император повелительным жестом остановил ее. — Мне нужно говорить с вашей дочерью, — повелительным тоном сказал он, — с нею одной только.

Старуха побледнела, как смерть. Она боялась не за себя, а за свою Вареньку. Покой и безопасность дочери были для нее выше всего на свете.

Асенкова поняла что мать не уйдет от ее двери; она знала, что, раз дело идет о ней, ее мать ни перед чем не остановится, ничего в мире не испугается. Поэтому она ласково сказала старушке:

— Мама, успокойтесь, пройдите к себе! Если вы меня любите, дорогая, то пройдите! Не волнуйтесь! Ничего особенного не случилось. Я сейчас сама приду к вам! Уйдите, родная! — И она, бережно повернув за плечи мать, направила ее к двери.

Старушка пошла молча, в течение нескольких минут осунувшись от страха. Варя проводила ее взглядом, полным любви и сожаления, и вернулась к императору.

Он стоял, облокотившись на комод, и пристально разглядывал беспорядок ее комнатки, не убранной благодаря тому, что ее застали сонную, врасплох. На лице государя было написано какое-то странное недоумение.

— Что с вами, ваше величество? — спросила Асенкова, приближаясь к государю, но не смея приласкаться к нему, как она привыкла это делать. Она видела, что он чем-то сильно расстроен и взволнован. — Что с вами, государь? — повторила она, пристально взглядывая на него.

Николай Павлович в свою очередь остановил на ней пристальный взгляд своих проницательных глаз. Однако Варя не сморгнула. Тогда государь опустился на стул и жестом приказал ей сесть против него. Асенкова молча повиновалась и смотрела на него, растерянная, но не испуганная. Император видел это и понимал, и его недоумение все возрастало.

— Отвечай мне прямо и открыто, а главное, не лги! — коротко и повелительно начал он.

Варя подняла на него смелый взгляд своих ясных глаз и промолвила:

— Я такого приказания не заслужила! Я никогда еще ни перед кем не лгала!

— Где ты была? — спросил государь.

— Когда, ваше величество? — спросила Асенкова, широко открыв глаза, так как была несказанно удивлена этим вопросом.

— Ты сама хорошо знаешь, когда: теперь, сейчас, перед моим приездом.

— Сейчас? Перед вашим приездом? Да конечно дома! Ведь вы же разбудили нас всех!

— Это ложь. Вы не спали… никто из вас не спал! — гневно произнес император. — Вам не удастся так нагло обмануть меня. Нет, не удастся! Отвечай мне сейчас же, где ты была?

— Повторяю вам, я была дома. Прямо из театра я проехала домой.

— Прямо из театра? Ты, стало быть, в театре была сегодня вечером?

— Да, была!

— Кто тебя там видел?

— Все видели. Я сидела в ученической ложе.

— В котором часу кончился спектакль?

— Сегодня довольно поздно! Многие номера в балете бисировали.

— Ты была в балете?

— Так точно, ваше величество!.. И государыня императрица со старшей великой княжной там была.

— А Гедеонов?

— Он приходил в нашу ложу вместе с министром.

— С Волконским? — почти вскрикнул император.

— Да, ваше величество! Но что в этом такого удивительного? Министр в последнее время часто заходит в нашу школьную ложу.

— И министр видел тебя?

— Да. Он даже говорил со мною!..

— И домой ты вернулась вместе с воспитанницами?

— Вместе с ними! Они довезли меня до дома в казенной карете.

Государь сообразил, что так быстро переодеться в домино и попасть на бал к графине Воронцовой Варя не могла бы. Но тогда что же это? Тень ее, что ли, была там, в этом душном, в этом ненавистном зале?

— Где твое домино? — спросил государь, желая проверить загадочный случай.

— Мое домино? — удивилась Асенкова. — Да я его сразу же после первого маскарада в собрании отдала обратно портнихе, которая мне шила его. Мне оно больше не было нужно, я и отдала.

— И оно действительно у портнихи?

— Вероятно, у нее, ваше величество! Впрочем, я не справлялась и завтра спрошу, если вы прикажете.

— И ты действительно никуда сегодня вечером не выезжала?

— Кроме театра никуда, ваше величество. Куда же я могла бы поехать?

Государь развел руками в глубоком удивлении. Он совершенно ничего не понимал.

— Ты правду говоришь? — переспросил государь, пристально взглядывая на молодую артистку.

— Я всегда правду говорю, ваше величество! — ответила она обиженным тоном.

— Ты не получала ни от кого приглашения на сегодняшний вечер?

— Я? На сегодняшний вечер? Да я никогда и ни на какой в мире вечер не получала приглашения, если не считать того, когда наши воспитанницы, еще в школе, свои именины справляли! Так ведь там и само справление в школе проходило. Какие же это приглашения?

— Я не об этом говорю.

— Так о чем же, ваше величество?

Вместо ответа государь пожал плечами и громко произнес:

— Я ровно ничего не понимаю.

— Так мне-то откуда же понять? — проговорила Асенкова, невольно улыбнувшись.

Но государь не слышал ее замечания.

— Ты в доме графини Воронцовой-Дашковой не была?

— А кто же живет в доме этой графини Воронцовой-Дашковой? — спросила она, с искренним удивлением глядя на императора.

— Никто посторонний там не живет. Там живет сама графиня с мужем.

— Сама графиня Воронцова-Дашкова? Так как же я могла попасть туда?

— Сегодня там большой бал… маскарад там!

— Маскарад? У графини Воронцовой? Я никогда не слышала, чтобы у больших господ в домах маскарады бывали, — сказала Варя простым и спокойным голосом, в котором уже невозможно было подозревать ни малейшего притворства.

— Но я сейчас оттуда. Я сам там был и видел тебя там.

— Меня? — Асенкова неудержимо расхохоталась. — Ваше величество! Да ведь сегодня не первое апреля! Что вы мне это рассказываете? — И она, откинувшись на спинку стула, принялась смеяться до слез, повторяя: — Я на балу у графини Воронцовой? Я?

— Да, ты! — ответил государь, положительно теряясь. — Ты сама!

— Но кто же мог сказать вашему величеству такой нелепый вздор?

— Никто мне не говорил его; я сам видел тебя и сам говорил с тобой.

Варя поднялась с места и внезапно побледнела.

— Вы сами? Говорили со мной?

— Да, я. Ты вспомнила о цыганах и просила, чтобы я доставил тебе возможность послушать их.

— Если так, ваше величество, то мой двойник уж очень глуп. Если бы я когда-нибудь и могла попасть в дом такой знатной барыни, как графиня Воронцова, то, наверное, никогда не вздумала бы требовать, чтобы для меня туда был приглашен цыганский хор. Нет, это мистификация, ваше величество, и мистификация дерзкая и глупая.

Государь сам начинал склоняться к тому же мнению. Но кто мог себе позволить что-либо подобное?

Оба на минуту замолчали. Обоих занимала одна неотступная мысль, не совсем выяснившееся подозрение.

— Позвольте, ваше величество, — первая прерывая молчание, начала Асенкова. — Если это, как вы говорите, маскарад, то, стало быть, все дамы там в масках?

— Да, и в очень строгих домино, кругом совершенно закрытых.

— Так каким же образом вы могли видеть меня, если я была в домино, да еще наглухо закрытом?

— Твой рост был, твоя фигура, твои ухватки. Ну, совсем ты.

— А голос, ваше величество?

— Голос был изменен, как все его всегда изменяют в маскарадах!

— Кроме меня! Вы помните, как мне не понравился весь этот неестественный маскарадный писк и как тщательно я уклонялась от него?

— Да, да, правда! Но что же это такое?

— Злая и дерзкая интрига, ваше величество! — сказала Асенкова серьезным и вдумчивым голосом, в котором государь почти не узнал своего кроткого и хилого «маленького цветочка». — Настолько злая и настолько дерзкая, что наводит меня на мысль и на просьбу, от которой у меня душа разрывается.

— Что такое? Какая мысль и какая просьба?