Осознав, что путей к отступлению, нет, Динара вдруг успокоилась. Теперь пришло время действовать и прежде всего, нужно сообщить Морозовой, что она уходит сегодня, без отработки и раздумий. И, конечно же, Вика приняла новость в штыки. Она была возмущена до глубины души. Морозова исступленно кричала, что Динара круглая идиотка, что ее место в сумасшедшем доме, что через неделю она приползет назад и будет на коленях умолять взять ее обратно, что Орлов размажет ее по стенке, потом вытрет об нее ноги, и выкинет на помойку, где таким безмозглым дурам самое место. Дина слушала ее спокойно, время от времени краснея и бросая беспокойные взгляды то на часы, то на фигурку какого-то античного бога, которую Вика сжимала в руке. Странно, что эта же самая женщина недавно выявила желание стать ее другом, говорила ей о чистоте души, а теперь того и гляди запулит в нее глиняной статуэткой. Но бросила Вика в нее не фигурку божка, а трудовую книжку, вписав в нее статью, с которой в будущем Динаре будет трудно куда-либо устроиться, но спорить она не стала. Виктории виднее, у нее свои понятия о справедливости и чести.

Покидала «Лагуну» Динара с тяжелым сердцем. Здесь она провела лучшие годы своей жизни. Дети — это все, что у нее было. Хороший дружеский коллектив, спокойная монотонная жизнь — теперь в прошлом. Будущее пугало ее своей неизвестностью, но пришло время совершать собственные ошибки и учиться на них. Разве не в этом состоит суть жизни? Нельзя всегда плыть по течению и полагаться на счастливый случай или судьбу, которая вдруг все сделает за нее. Слишком долго она жила за спиной матери. Теперь она осталась один на один со своим будущим. Теперь она решает, что будет завтра. Все это, конечно, так. Но разве могла знать Динара, как сильно она заблуждается. Она думала, что решает сама, но это было не так….


— Надо же, даже не опоздала, — усмехнулся Владислав Орлов, глянув на дорогущие часы с мощным золотым браслетом. Потом его скептический ехидный взгляд неспешно изучил ее с головы до кончиков грязных ботинок. Началась оттепель, а она так спешила, что едва не свалилась в грязную лужу. — Это все твои вещи? — он небрежно кивнул на спортивный рюкзак, перекинутый через ее плечо. Динара поежилась под его пристально-синим взглядом, насмешливая ухмылка злила ее еще больше, чем резкий переход на фамильярное «ты».

— Мне больше не нужно. — вскинув подбородок, заявила Динара. Пора ставить его на место. Хватит уже дрожать и пресмыкаться. Пусть поймет, что у нее тоже есть гордость, и она не позволит ему и дальше наслаждаться ее постоянным унижением. Лишь на мгновение в красивых и холодных глазах мелькнуло удивление, потом они снова стали пустыми и отчужденными.

— Пошли. — не удостоив ее взглядом, Влад резко повернулся и пошел к терминалу. Динара на секунду замешкалась, взглянув в счастливое лицо Кирюши, который радостно схватил ее за руку. Она видела, как печален был мальчик, как искал ее глазами в толпе, и как изменился, стоило ей появиться.

— Пойдем? — улыбнувшись, она двинулась вслед за Орловым, который широкими уверенными шагами шел вперед. Она заметила, что люди невольно расступаются перед ним, бросают на него изучающе-пугливые взгляды. Да он был образцом успешного человека. Лощеный, сильный, высокий, потрясающе красивый, мрачный и жесткий. Беспощадный. Неумолимый. Хищник, облаченный в броню, которую не пробить, обладающий волей, которую не сломать и убеждениями, которые не изменить. Есть ли у него слабые места? Скорее всего, нет. В любом случае, он не позволит никому разглядеть таковые, если они и имеются. Динара не знала, почему вдруг он вызвал в ней чувство спорного на ее взгляд восхищения. Чтобы выглядеть и жить так, как он, нужен характер, смелость, а это у него точно есть. И с избытком. Она была искренне удивлена, когда он предъявил ее билет. Значит, он знал, что она не передумает. Или просто решил подстраховаться. Покупка билета для него пустяк. И, если бы она не явилась, он бы не расстроился из-за напрасно потраченных денег.

— Почему мы летим в Москву на самолете? Можно было на машине или поезде. — осмелилась спросить Дина, когда стюардесса попросила всех пристегнуть ремни. Между ними сидел Кирилл, и жадно разглядывал новую обстановку. Влад, слегка повернув, голову, бросил на девушку убийственный взгляд.

— Ты разве не слышала, как объявляли вылет? — холодно спросил он, пристегиваясь сам и пристегивая Кирилла. Динара мучительно покраснела. Как и Кирюша, она была так поражена новыми впечатлениями, что на многие вещи просто не обратила внимания.

— Ясно. — усмехнувшись, кивнул он, разглядывая ее прищуренным взглядом. Дина знала, что выглядит полнейшей дурой. Как можно сесть в самолет, не зная, куда он летит? — Мы летим не в Москву.

— Но вы говорили…. - слабо залепетала Дина.

— Ты говорил. — резко оборвал ее Влад, уставившись в окно. — Никаких вы, и Владислав Сергеевич. Ясно? Хорошо. Поясняю. Я говорил о Москве, но летим мы сначала в Питер, чтобы встретиться там с Ингой. А оттуда вместе — в Москву.

— Инга — это ваша, то есть, твоя будущая жена?

— Да. Ее тоже можно на ты и по имени. Не выношу всех этих церемоний. Можно было сначала забросить вас Москву, но я думал, что поеду вдвоем с Кириллом, а теперь просто нет времени. Так что знакомство с новым домом откладывается часов на двадцать. В Питере придется заночевать. На утро у меня и Инги назначена деловая встреча с будущими партнерами.

Он неожиданно умолк. Самолет начал набирать высоту, и у Динары заложило уши. Кирюша радостно рассмеялся, а Влад сдвинул брови. Похоже, он сам был удивлен длиной своей речи и отраженными в ней подробностями своих планов. За время полета он не сказал ей больше ни слова, за что Дина была ему несказанно благодарна. Было бы просто замечательно, если бы и будущее их сотрудничество оказалось таким немногословным. Динара неожиданно для себя расслабилась и принялась болтать с Кирюшей, он так искренне радовался, что она не могла не разделить его чувства. Пока все шло спокойно и ровно. Кирилл сказал ей что-то смешное, и оба они весело расхохотались, но смех Дины затих, стоило ей взглянуть в раздраженное напряженное лицо Влада. И только сейчас да нее дошло. Он боится летать. Этот бесстрашный, самоуверенный нахальный тип, как и многие другие, боится самолетов. И его жутко бесит, что она и Кирюша не разделяют его страха. Она посмотрела на его руки, побелевшие костяшки пальцев, вцепившихся в подлокотники, напряженные плечи, стиснутые челюсти. И ей снова захотелось рассмеяться, так, как он делал до этого момента. Жестко и самонадеянно, прямо в лицо. Но Дина не осмелилась, зная, что неприятные последствия не заставят себя долго ждать. Она отвела взгляд от его натянутой фигуры, и снова обратила все свое внимание на ребенка.

* * *

Ладно, я признаюсь. Черт возьми, для меня это так же неприятно, как сходить по маленькому против ветра. У меня есть один пунктик. Всего один. Я боюсь летать. Стоит мне услышать, как ровный голос улыбчивой стюардессы заявляет, что пора пристегнуть ремни, у меня начинается мигрень, поджилки трясутся и потеют ладони. Я боролся, я честно боролся с этим страхом. Я часто летал, но так не переборол свой страх. Особенно жутко бывает, когда самолет набирает высоту. Я слышал, что падения чаще всего происходят во время взлетов. Я — везучий сукин сын, но от смерти не застрахован. Да и, вообще, не люблю терять почву под ногами. На земле спокойнее. Я часто гоняю по ночному городу, преступно сильно превышая скорость и нарушая правила, но быстрая езда не пугает меня, наоборот, наполняет кровь адреналином, который с каждым годом все сложнее выработать. Я очень скуп на эмоции. Я могу загореться только тем, что сулит мне выгоду. Несколько минут назад я был на подъеме. Скоро я женюсь в третий раз, и все опять идет по плану. Я заберусь на самую вершину, больше нечего желать. Я был полон энтузиазма, пока не поднялся по трапу, пока не пристегнул ремень. Теперь остался только горький привкус во рту, и бьющая прямо в виски головная боль. И я почти уверен, что эта девчонка без труда догадалась о моем состоянии. Черт бы побрал этих женщин и их проницательность. Пусть позлорадствует. Думает, что я не вижу, как ее раздуло от удовольствия, что я сижу тут, вжавшись в спинку кресла, и почти дрожу от страха, а она и Кирилл хохочут, как умалишенные. Недолго ей смеяться осталось. Я сам об этом позабочусь. Я отрываю взгляд от окна. Лучше не смотреть. Тупо гляжу в потолок. Эти двое болтают о всякой ерунде и продолжают хихикать. Черт с ними. Главное, пережить перелет. Уже скоро, совсем скоро снижение и все закончиться. Я справился с внезапным приступом тошноты, и повернул голову. Динара наклонившись к Киру, что-то шептала ему на ухо, он загадочно улыбался. И я подумал, что никогда не видел ребенка таким умиротворенным, расслабленным и довольным жизнью.

С тех пор, как умерла Лиза.

Я попытался восстановить в памяти ее образ, но не смог. Картинка расплывалась. Я просто не хотел, не хочу помнить о ней.

Лиза — перевернутая страница, нет, вырванная страница из книги моей жизни, так же, как и Лина.

Но зеленых глаз Лины мне не забыть, не забыть и ее хриплого прокуренного голоса и пепельных волос.

Она была первой ступенью, а Инга станет последней.

Я старею. Мне пора остановиться, да и стремиться больше не к чему. Я уже царь горы. Я смотрю на тяжелые каштановые волосы Динары, они закрывают ее лицо, обращенное к Киру. Искусственный свет отбрасывает огненные блики, заставляет сверкать эту роскошную гриву. Зачем, интересно, она все время прячет свои волшебные волосы в уродливый конский хвост? Не каждой женщине дано подобное сокровище. Как глупо с ее стороны скрывать его. Хотя… что еще можно ожидать от этой ненормальной? Не могу поверить, что она не передумала. Я был почти уверен, что девчонка не явится в аэропорт к условленному времени. У нее был шанс избежать беды. И она им не воспользовалась. Что же движет этой несмышленой дурочкой? Неужели только любовь к моему пасынку? Поставить на себе крест ради чужого ребенка? Дурость и полнейший бред. Или она надеется, что я передумаю, насчет выходных и наивно полагает, что заполучила более выгодное место работы?

Почему меня это интересует?

И почему я до сих пор смотрю на нее, точнее на ее волосы, шелковым водопадом рассыпавшиеся по плечам. Она явно ощутила мое пристальное внимание, и подняла голову. Выражение покоя и радости стерлось с внезапно побледневшего лица. Глаза за линзами немодных очков показались мне огромными, ранимыми и беспомощными, как у испуганного кролика. Не уступающие в яркости ее волосам, голубые бездонные глаза чистого насыщенного цвета. Очки — это тоже, что и конский хвост — попытка скрыться. От кого она прячется.? Возможно, какая-то личная трагедия, только мне нет дел до ее комплексов, и разочарований, которые их вызвали. Но ее глаза мне тоже нравятся. И ресницы, длинные черные, загнутые кверху, но у меня они все равно круче. Я, вообще, идеал красоты, к которому нужно стремиться, которому нужно подражать. И я сам сделал себя. Я не боюсь своего совершенства, я умею им пользоваться. Но еще я знаю, что на эту замухрышку мое обаяние не действует, и только потому, что я не хочу ей нравится. Она для меня пустое место, с ней не нужно притворяться, изображать из себя супермачо или еще кого-то в этом роде. Я думаю, что помучить эту малышку будет очень забавно. Я еще не продумал план действий, но уже уверен, что он повергнет ее в шок. Не люблю я притворства и наигранной благодетели. Пусть смотрит на меня своими осуждающими глазами оскорбленной невинности. Меня не проведешь. И не таких видали. Все одинаковы. Ради своей выгоды готовы перешагнуть через других. Это в крови каждого и каждой. Просто нужно время и обстоятельства. Она поймет, что не многим отличается от меня. Все мы слеплены из одного теста. Идеалы, конечно, у всех разные, но итог один. Она просто еще слишком молода и мало понимает в жизни. Они и Кирилл удивительно похожи. Особенно сейчас, когда сидят рядом. Эти глаза, искренние, неподкупные, честные и пугливые, когда наталкиваются на меня. Я напрягаю их обоих, потому что во мне они видят воплощение темной стороны, а она есть в душе каждого, у кого-то более выраженная, у кого-то менее. И только лицемеры прячут истинные желания и помыслы. Сейчас мир для них окрашен во все цвета радуги, а я знаю, что жизнь — черно-серая. Розовым может быть только детство. Только Я ДАВНО ЗАБЫЛ, каким оно было у меня. Но в последнее время я становлюсь таким преступно меланхоличным, склонным к ностальгии. Я становлюсь меняюсь. Как там у Вики Ивченко…

 «Непоправимая печаль

в листве опавшей.

Стареет в мире всё, как жаль!

Я стала старше….»

Удивительная штука жизнь. Кажется, еще вчера мне было двадцать, и я был голодным студентом, который даже в лютые морозы носил демисезонное залатанное на локтях пальто и красовки с протертой подошвой, в которые забивался снег. Был ли я тогда таким же ожесточенным. Может, именно бедность и лишила меня чувствительности и романтизма. Я никогда не хотел быть героем, летчиком или космонавтом, не увлекался умными книжками про мораль и не смотрел мелодрам. Мои мечты были слишком прозаичны. Хорошая еда, жилье и деньги, много денег. И еще власть. Я жаждал руководить, управлять людьми, быть в центре внимания. И у меня все получилось. А, значит, я по-своему, герой. Не проявлять слабости, не идти на поводу эмоций, научиться блокировать разум от ненужных сантиментов, не испытывать жалости и благородных порывов. Но почему же вместо безмерного счастья и довольства жизнью, я ощущаю пустоту в душе, которая с каждым днем становится шире. Неужели я что-то пропустил? Не успел натворить маленьких шалостей и глупостей, не наигрался, не побыл сумасбродным и легкомысленным. И почему именно сейчас я начинаю задумываться над этими вопросами, которые рождаются в моем холодном сердце. Неужели я начинаю сомневаться в правильности выбранного пути? Возможно, я очень близко нахожусь с логическим завершением своей бурной жизни? Разве не перед смертью рождаются подобные мысли?