Алекс Джиллиан - Целого Мира Мало

— Я хочу думать, что тебе не безразлично мое мнение. — искренне признался я.

— Думай. — ледяное пренебрежение в голубых глазах всколыхнуло во мне не самые лучшие качества и порывы. Я не люблю, когда со мной играют. Играют бездарно…

— Мы не в театре, Дин. — говорю я, в одно мгновение пересекая разделяющее нас расстояние. Короткое противостояние, возмущенный всхлип, и ее тонкие кисти оказываются зажатыми за спиной одной моей ладонью, а другой, свободной, я с силой сжимаю лицо девушки так, что завтра на ее щеках могут выступить синяки от моих пальцев. Я, наверно, очень груб, а она сильно напугана, и, быть может, пожалею о своей несдержанности…. Я целую ее в плотно сжатые губы неистово и яростно, демонстрируя всю свою силу и превосходство. Гордиться нечем, веду себя, как последний мудак. Она сопротивляется, как умеет, пытаясь пнуть меня и отпихнуть от себя, но я полностью обездвиживаю несчастную, перепуганную до смерти девушку, распластав по балконной двери, и всем весом наваливаюсь на нее. Господи, какие огромные глаза, полные ужаса и обиды. Мне больно, так больно и стыдно смотреть в них, но ей сейчас куда больнее, чем мне. Ее дыхание с хрипом вырывается и легких, в груди, плотно прижатой ко мне, быстро-быстро колотится сердечко. Маленькая птичка все-таки угодила в лапы хитрого кота.

— Поцелуй меня, просто поцелуй меня. И я тебя отпущу. — почти с отчаяньем шепчу я. Мои пальцы, держащие, как в тисках лицо Дины, смягчаются. Я стараюсь передать ей взглядом все, что чувствую сейчас. Болезненное желание, нежность, гнев на самого себя, стыд и страх. Мне тоже страшно, Дина. Но я не признаюсь ей в этом. Никогда не признаюсь. Я нежно провожу кончиками пальцев по ее щеке и дрожащим в страхе губам, давая ей время успокоиться, смириться. Наши лица так близко друг к другу, дыхание смешалось, она больше не бьется, а только продолжает смотреть на меня затравленным взглядом, в котором мешается недоумение и что-то еще. Что-то неуловимое, хрупкое, как она сама. Длинные подкрашенные ресницы опускаются, когда я легонько касаюсь губами ее рта. Она больше не бьется, не сопротивляется. Я отпускаю ее руки и зарываюсь ладонями в шелковистое золото волос, растекающихся по обнаженным плечам. Если бы я был мечтателем и романтиком, то обязательно написал бы стихи об этом моменте. Я целовал женщину, которую люблю, и она мне отвечала. Вся ярость растаяла в этом бесконечном поцелуе, в который я вложил все, что еще жило и трепетало в моей душе.

— Ты лучше, чем все женщины, которых я знал, потому что не похожа ни на одну из них. — оторвавшись от влажных и теплых губ, прошептал я, ласково поглаживая ее лицо. Неужели это я сказал? Наверно, кто-то наверху решил зло подшутить, устроив мне настоящий накал чувств, и я… Я просто потрясен.

— Конечно, верю. — тихо отозвалась Дина. Взгляд ее прояснился, и она положила ладони на мою грудь… отталкивая. — Как я могу быть похожа на них?

Два озера, полных грусти печали теперь смотрели на меня с укоризной.

— Ты обещал, что отпустишь. — напомнила она, когда я снова потянулся к ней.

— Я не могу.

— Можешь. — уверенно заявила Дина, решительно отстраняясь. — Это я не могу позволить ничего большего. Ни тебе, ни себе.

— Ну, почему! — раздраженно бросил я. Разгоряченное тело болело и требовало продолжения, и она не могла не понимать, не чувствовать, какие страсти разбудила во мне.

— Ты женат, а я работаю на тебя. — спокойно объяснила Динара. Будь проклята ее холодная сдержанность!

— Я почти разведен.

— Почти не считается, Влад.

Девушка обошла меня и села на диван, потянулась к бокалу с шампанским и залпом осушила его. От вида ее припухших губ мне стало еще хуже.

— Какого черта! — бушевало неудовлетворенное желание. — Мы не дети, Дина. И живем не в восемнадцатом веке, чтобы бояться осуждения общества. И ты не хренова монашенка, чтобы вот так отказывать себе и мне в удовольствии.

— А ты отказам не привык, как я вижу. — задумчиво скользнув по мне взглядом, сделала вывод эта невыносимая девица. — У тебя телефон звонит.

— Плевать мне на него. — злобно фыркнул я, опуская руки. То, что мне ничего сегодня не светит — ясно, как день.

— Ответь, Влад. Вдруг что-то важное. — спокойно сказала Динара. — Телефон на кухне. На столе.

— Мы еще поговорим. — пообещал я, раздраженно покидая комнату.

— Да. — рявкнул в трубку, сжимая телефон до скрипа.

— Владислав Орлов? — вежливо и как-то очень проникновенно произнес незнакомый голос. Неприятный холодок прошелся по спине. Слишком часто я слышал подобное официальное начало. Ничего хорошего оно не сулило.

— Да. — с ноткой тревоги отозвался я.

— Это вас из больницы беспокоят. Меня зовут Дмитрий Петрович, я врач…

— Что случилось?

— Инга Орлова — ваша жена?

Теряю дар речи, бессильно опускаясь на стул, закрываю глаза и не дышу. В памяти возникают похожие обрывки фраз из прошлого. Эвелина Орлова ваша жена? Елизавета Орлова ваша жена? Инга…. Господи, я сплю. Сколько можно. Это, что шутка такая? Если так, то я серьезно накажу шутника. Но четкое осознание надвигающейся беды говорит об обратном. Никто и не думал меня разыгрывать.

— Да, Инга — моя жена. — отвечаю хрипло, безжизненно, обреченно.

— Вы можете сейчас приехать в больницу? Где вы находитесь?

— В Ярославле.

— Поторопитесь, пожалуйста. Выезжайте прямо сейчас. — напряженно проговорил чужой голос.

— Хорошо, диктуйте адрес.

Мне не понадобилась ручка. Я знал, где находится больница. Именно туда попали Дина и Костя после аварии. Смутило другое. Страшное название. Ожоговое отделение.

Уже в машине, я внезапно вспомнил, что Инга не могла быть сегодня в Москве. До среды она и Сергей собирались «проводить деловые встречи» в Санкт-Петербурге. Очередная ложь. Они даже из города не удосужились уехать. Я вел машину, как сумасшедший, благо, что поздняя ночь повлияла на занятость дороги, иначе аварии было бы не миновать.

— Ты позвонил Лере? — осторожно спросила Дина со соседнего сиденья. Я изумленно уставился на нее, словно впервые увидев, и чуть не выехал на встречку. Сам ее позвал, вспомнил я.

— Нет, позвони сама. — рявкнул я на Динару, понимая, что она ни в чем не виновата. Это злой рок преследует меня. Словно во сне, я слушал, как растерянный голос Дины пытается что-то объяснить Лере. А мне и в голову не пришло, что необходимо сообщить дочери Инги, но о чем? Неизвестность мучила и пугала, и только слабая надежда на чудо или нелепую ошибку не позволяла потерять контроль над эмоциями.

Нарушив все возможные правила дорожного движения, я выжал из своей машины всю мощь, на которую она была способна. Мы были на месте уже через три часа. Дина дрожала от страха, но меньше всего я сейчас думал о ней. Я уверенно и быстро шел по больничным коридорам, а она бежала за мной. И вспомнил о ее присутствии только у дверей реанимации, за которыми от меня прятали Ингу. Врач что-то объяснял тихим сочувственным голоском, но я не понял ни слова. Я читал по бледному лицу Дины, которая крепко сжимала мою руку.

— Нужно подождать. Идет операция. — обратилась ко мне Дина, когда дежурный врач скрылся за дверями реанимации. Она смотрела на меня преданными сочувствующими глазами, а на лице застыла тревога и растерянность. Я не хотел ее жалости. Ее сожаления.

— Какая к черту операция. — бессильно пробормотал я, опускаясь на больничную кушетку. — Семьдесят процентов ожога. Она не жилец.

— Не говори так. Мы должны надеяться. — сказала Дина, мягко касаясь моего плеча. Со свойственной мне и неуместной в данный момент иронией я отметил, что ей очень идет белый халат.

— Глупо надеяться, когда надежды нет. — горько усмехнулся я, пряча лицо в ладонях.

Дина не ответила, потому что даже у нее не было весомых аргументов. Мы молча сидели, каждый погруженный в свои мысли. Я не знаю, сколько прошло времени. Час, два или десять часов. Дина опустила голову мне на плечо, и я думал, что она задремала. Но когда в коридоре появился мужчина в маске и халате с изможденным лицом, она встрепенулась и выпрямилась, а я уже был готов ко всему.

— Мы не смогли спасти Сергея Липатова. — обреченно сообщил врач. — Сердце не выдержало болевого шока.

— А Инга? — вскочив на ноги, спросила Дина.

— Шансов мало, сразу скажу, но она жива. Мы сделаем все возможное. Лучшие хирурги по работе с ожогами уже едут сюда.

— Она в сознании? — хриплым незнакомым голосом спросил я. Доктор кивнул.

— Да, и хочет видеть вас.

— Разве это не запрещено? — нахмурилась Дина.

— В данном случае запреты неуместны. — мужчина развел руками, и опустил на меня тяжелый взгляд. — Здесь есть еще близкие родственники?

— Ее дочь скоро приедет. Она выехала позже. — бесцветно сообщил я. Непонятный страх сковал меня с головы до ног. Я не мог заставить себя встать, и войти в двери реанимации, посмотреть в лицо Инги, моей жены. Возможно, в последний раз. Господи, как же я устал хоронить своих жен. Я больше не верю в случайности и несчастные случаи. Я знал, что так будет. Лина предупреждала меня. В кошмарах. Каждую ночь. Пыталась сказать, но я не слушал, не хотел слушать. Я боялся сойти с ума. И сейчас боюсь. Столько лет без чувств, чтобы сейчас испытать сразу все. Боекомплект упакован. Я разбит вдребезги. Уничтожен. Хочу обратно свое бездушие. Назад в бессовестное тупое существование. Сила. Уверенность. Пустота. Успех. Власть. Деньги. Шмотки. Секс. Алкоголь. Кокаин и абсолютное равнодушие. Больше ничего, ничего не хочу знать и чувствовать.

— Ты должен пойти. — положив руку на мое предплечье, сказала Дина. Смотрю на нее отсутствующим взглядом. Все началось с нее. Это она сделала меня уязвимым, слабым и неуверенным. Она ловит мой яростный взгляд, и испугано отступает назад, но я грубо хватаю ее за руку…. И все меняется. Злость уходит, остается только беспомощная потребность в ней, в ее присутствии и поддержке.

— Пожалуйста, пойдем со мной. Мне страшно. — шепчу я, с мольбой глядя в изумленные глаза. Она переводит взгляд на врача и тот согласно кивает, даже не спрашивая, кем Дина приходится Инге.

— Мужайтесь. — говорит он нам вслед.

Я мало запомнил из того, что увидел в ярко освещенной палате. Сказалось нервное напряжение и шоковое состояние. Ингу я не узнал, точнее не узнал то, что от нее осталось. Уверен, что она сама бы не хотела выжить. Белая, не тронутая огнем кожа осталась только на правой руке, на которой очень символично поблескивало платиновое кольцо с бриллиантом. Я помню, как долго она выбирала его, а потом еще неделю любовалась подарком, хвасталась подружкам, выставляла напоказ. Удивительно, что огонь не тронул именно его. Словно кольцо пыталось уберечь хозяйку, да не смогло.

Пищала какая-то аппаратура, суетились медсестры, а я смотрел на обручальное кольцо жены, так и не найдя в себе сил еще раз посмотреть ей в лицо. Обугленная, кровавая маска без волос и век. Кромешный ужас. Она не заслужила такой смерти. Мы оба не заслужили такого конца для нашего неудавшегося брака.

— Она что-то пытается сказать. — прошептала мне на ухо Дина, и отошла назад. Она держалась мужественнее, чем я, который уже должен был привыкнуть к смерти, если к ней можно привыкнуть. Пересилив страх, я закрыл глаза и наклонился к Инге, понимая, что она не видит и возможно не слышит меня, дотронулся до единственного видимого мне кусочка кожи на ее руке.

— Я видела тебя. Это ты.

Не знаю, сказала ли Инга на самом деле столь жуткие и несправедливые слова, или мне послышалось. Это был даже не голос, а сиплый хрип или скрежет зубов. И все же, думаю, что Инга именно это пыталась произнести.

— Прости меня. — сказал я, быстро выпрямляясь. От ужасного запаха горелой человеческой кожи и медикаментов у меня закружилась голова. Мне необходимо уйти отсюда, пока я не потерял сознание от удушья.

— О, боже! Мамочка! — завопил где-то рядом отчаянный голос Леры. Ну, наконец-то. Все, моя миссия выполнена, уступаю место другим убитым горем родственникам. Занавес.

В коридоре сталкиваюсь с Костей. Красные воспаленный глаза, помятая одежда и сумасшедший взгляд. Странно, что не я, ни Дина не вспомнили, что и ему стоило бы сообщить. Лера подумала за нас.

— Пойдем. — взяв за руку оцепеневшую Дину, я потащил ее за собой по коридору. Костя провожал нас все таким же полубезумным взглядом.

— У тебя нет сигарет? — спросил я, очутившись на улице, и глубоко вдыхая свежий утренний воздух. Солнце уже тронуло робкими лучами крыши домов, отражаясь в стеклах верхних этажей. Улицы Москвы медленно оживали, на дорогах мелькали автомобили. На тротуаре махал веником подвыпивший дворник и сгорбленная старушка, разговаривая сама с собой, поднималась по ступенькам в дежурную аптеку. Возле урны завыла бездомная дворняга, и где-то далеко на ее призыв отозвалась другая. Жизнь неумолимо продолжала свой бег, не смотря на то, что именно в этот момент умирала моя третья жена. Круг замыкается, чтобы дать начало следующему витку. И так до бесконечности. Но мне глубоко плевать на философию бесконечности вселенной. Меня волнует настоящее.