Тем не менее она еще пока сознавала, что это никуда не годится — такие дерзкие игры с ее панталонами. Одно дело шарить рукой у нее за пазухой, но это…

— Перестань елозить, Кэролайн. — Чтобы сказать это вслух, ему пришлось бесцеремонно прервать поцелуй. — Иначе спицы на твоем кринолине проткнут меня насквозь!

— Что это вы там делаете? — сердито спросила Кэролайн. — Вам не следует этого делать!

— Конечно, следует! Я честно пытаюсь кое-что тебе показать. Ты же сама спросила…

— Я спросила только о том, правильно ли я целовала Херста!

Произнося эти слова, Кэролайн чувствовала, как приятно саднят припухшие губы после того жаркого ответа, который она получила на свой поцелуй. Значит, она целовала его правильно. Теперь Кэролайн знала, что все сделала правильно. И пришла к логичному выводу, что загвоздка заключалась не в ней, а в Херсте. Ни разу в жизни маркиз не целовал ее так, как делал Брейден Грэнвилл, не говоря уже о том, что его нисколько не интересовал узел на ее панталонах.

— И я не просила вас меня раздевать! — добавила она.

— Никто вас и не раздевает! — возразил он. — Лучше поцелуйте меня еще раз.

— Нет, пока вы не уберете руку…

Он прервал ее возражения новым поцелуем, решительно придвинув к себе. У Кэролайн возникло ощущение, что ему даже нравится целоваться с ней. А она вовсе не так уж сильно хотела оттолкнуть Брейдена, как ей следовало этого хотеть. Мало того: она вдруг с ужасом обнаружила, что с охотой отвечает на его поцелуй, проявляя при этом не меньше энтузиазма, чем сам Грэнвилл.

А потом она с пугающей ясностью почувствовала, что делает его рука, проникшая к ней в панталоны… почувствовала в тот миг, когда эта рука прикоснулась (и не случайно, а явно намеренно) к некоей сокровенной части ее тела. Кэролайн давно тревожило странное поведение этой самой части, которая делалась влажной в его присутствии, и особенно во время поцелуев. Вот и сейчас она давно стала влажной и чуткой, невероятно чуткой, настолько чуткой, что даже легкого прикосновения его пальцев оказалось достаточно, чтобы у Кэролайн вдруг выгнулась спина. Ее пальцы как бы сами по себе вцепились в его шею, а с губ сорвался невнятный звук…

Но это никак нельзя было назвать протестом. Нет-нет, протестом тут и не пахло.

И как будто этот звук был тем сигналом, которого давно дожидался Брейден Грэнвилл, он снова ее погладил. Только на сей раз в отличие от первой попытки его пальцы не скользили осторожно, едва-едва, а довольно откровенно легли туда, куда хотели.

И это породило настоящую бурю еще более сильных ощущений. Кэролайн и сама не заметила, как ее охватил страстный, неистовый голод, причем голод этот оказался столь силен, что заставил ее еще сильнее прижаться к горячим, шершавым пальцам. Она сделала это так резко, что один или два пальца буквально вонзились в нее прямо там…

И она… она даже не смутилась! Подумать только! Умелым мужским рукам достаточно было тронуть ее там и тут, и за несколько коротких минут леди Кэролайн Линфорд успела превратиться в незнакомое ей бесстыжее, распущенное создание, способное думать только о том, чтобы…

Ну да, только об этом!

Но разве в этом была ее вина? Она испытывала неземное блаженство, когда его пальцы ласкали ее там, а губы не отрывались от ее губ, и вторая рука легла ей на грудь. Но платье и нижнее белье не позволяли ей сполна насладиться его лаской. Пожалуй, следует хорошенько запомнить, что на следующее свидание она обязательно должна надеть платье с короткими рукавами и самым низким вырезом…

Ох, а что он делает теперь? Кажется, щекочет ее там? И то, как он осторожно теребил и гладил чуткие складки кожи, понравилось ей еще больше, вот только странный голод ничуть не ослабевал. Напротив, он нарастал с каждой секундой, порождая необычное чувство, что если бы он прижал свои пальцы еще сильнее, еще чуть-чуть, ей стало бы гораздо приятнее…

И вдруг он это действительно сделал.

И тогда мир вокруг Кэролайн, и без того плывший и кружившийся перед глазами, как разноцветная карусель, внезапно взорвался миллионом ослепительных осколков. Это отдаленно напоминало то наслаждение, которое она иногда испытывала в горячей ванне. Потому что все тело, от кончиков ногтей до кончиков волос, внезапно охватило жаркое пламя. Наслаждение было настолько острым, что даже граничило с болью, но от этого становилось еще восхитительнее. Охваченная ни с чем не сравнимым экстазом, она резко выгнулась всем телом, из последних сил цепляясь за его манишку, и не смогла сдержать низкого страстного стона.

А еще через минуту, так же неожиданно, как и началось, это пламя погасло, и ее охватил сильный озноб. Кэролайн дрожала и всхлипывала, как новорожденный младенец, безвольно обвиснув в его руках.

— Что, — невнятно пролепетала она, едва к ней вернулся дар речи, — что это было?

— Твой урок на сегодня, — ответил он, и его голос тоже дрожал и прерывался от волнения.

— Урок? — удивилась она. — Значит, вот как вы это называете?

Но как она ни старалась, ей так и не удалось преодолеть чудесную сладкую истому, сковавшую и тело, и разум, и выжать из себя хотя бы искру праведного гнева. Единственное, чего ей хотелось, это просидеть так до конца жизни, положив голову ему на плечо, обнимая его за шею, вслушиваясь в гулкое биение его сердца и монотонный перестук копыт. Лошади все катали и катали их по парку…

И вдруг монотонный звук прекратился. Или это ей показалось в блаженном полузабытье?

Брейден убрал руку, все еще остававшуюся у нее между ног, и звучно хлопнул Кэролайн по голым ягодицам. Но и после этого она далеко не сразу спустилась с небес на землю и пришла в себя.

— Проснись, — улыбнулся он. — Ты уже дома.

Она с неохотой подняла голову, сонно хлопая глазами.

— Дома? — глухо вырвалось у нее.

— Да. — Нисколько не смущаясь тем, что Кэролайн все еще сидит у него на коленях, пытаясь сообразить, чего от нее хотят, Брейден с удивительной сноровкой начал приводить в порядок ее туалет. Первым делом он поправил панталоны и завязал тесемку на поясе. Затем расправил каркас искореженного кринолина. — Ты ушла из дому почти час назад. Нам ведь вовсе ни к чему будить в твоей маме лишние подозрения, не так ли? Она снова посадит тебя под замок, и это нарушит весь план занятий на завтра!

Кэролайн ошалело мотала головой. О чем это он говорит? Он что, не соображает, что с ней сделал? Он показал ей путь к самым вершинам небесного блаженства — вот что он сделал! И после этого чуда он всерьез полагает, будто она как ни в чем не бывало встанет и отправится домой? И перешагнет порог родительского дома, как будто ничего не случилось? Как будто ему не удалось — насколько Кэролайн могла судить об этих вещах — затронуть в ее душе самые сокровенные струны?

— Но… — слабо воспротивилась она.

— Вот так. — Он заправил растрепанный локон под шляпку. Наверное, он выбился из прически в тот миг, когда она запрокинула голову и застонала. — Тебе не помешало бы немного пригладить свой… — он выразительным жестом обрисовал ее лицо, — внешний вид. Твои волосы совсем…

Кэролайн послушно подняла руки и стала привычными движениями убирать волосы на место.

— Но я так ничего и не поняла, — протянула она, не отдавая себе отчета в том, что делает. — Я же просила вас просто сказать мне, правильно ли я целуюсь!

— О да, — ответил Брейден. — Теперь я совершенно уверен, что ты вполне освоила искусство поцелуев. Вот почему я счел возможным перейти к следующей ступени знаний.

— К следующей ступени? Значит, вот что со мной было?

— Ну, возможно, мы и перескочили через некоторые мелочи, расположенные в промежутке, — заметил он, и от Кэролайн не укрылось, какое странное выражение было в этот момент у него на лице. — Но в этом нет твоей вины. Мы еще успеем вернуться и все повторить по порядку. В самом скором времени.

— Но… — Кэролайн встряхнула головой, стараясь избавиться от тумана, сковавшего разум. Это ей не помогло, зато ее прическа снова пришла в полный хаос. — Но ведь мы договорились о том, что вы станете учить меня, как… как… — Она умолкла, не зная, как облечь в приличные слова свои отнюдь не приличные мысли.

Он смотрел на нее с терпеливым вопросом во взоре, выразительно приподняв одну бровь. Но поскольку это была не рассеченная бровь, Кэролайн поняла, что в его жесте нет гнева или досады. И внезапно на нее снизошло озарение: все мысли и слова встали на место.

— Вы должны были научить меня, как сделать мужчине приятное, — поспешно выпалила она. — Но это не налагало на вас обязанность делать приятное мне!

А вот теперь вверх поползла та самая рассеченная бровь!

— Ах вот как? — проговорил он — как показалось Кэролайн, весьма добродушно для человека с таким… устрашающим видом.

— Да. — Она с тоской ощущала, как медленно покидает ее испытанное ею блаженство. — Как я могу научиться ублажать мужчину, если вы только и делаете, что ублажаете меня?

По какой-то непонятной для Кэролайн причине он счел ее последний упрек очень забавным. Уголки его губ немного приподнялись в добродушной улыбке. Брейден подхватил ее за талию и снял с колен, вернув на прежнее место возле себя.

— Это, — заявил он голосом, вздрагивавшим от избытка чувств, определить которые Кэролайн не хватало опыта, — это был первый раз в моей жизни, когда я услышал жалобу подобного рода от… как, бишь, вы это назвали? Ах да! От ублаженной мной особы! — Его речь стала прерывистой из-за попыток удержаться от хохота. — Ступайте домой, Кэролайн. — С этими словами он откинулся на спинку сиденья и совсем неромантично щелкнул ее по лбу. — В следующий раз мы непременно постараемся ублажить и меня. Ступайте, пока вас не хватилась почтенная леди Бартлетт…

Больше Кэролайн не медлила ни секунды. Она кубарем скатилась со ступенек кареты на мостовую и задержалась там ровно настолько, чтобы расправить подол платья, имевший совершенно растерзанный вид, а потом помчалась к своему дому, не чуя под собой ног…

И только теперь до нее дошел смысл его последних слов.

В следующий раз. Они постараются ублажить его в следующий раз!

Но о каком следующем разе может идти речь? Разве она не объяснила ему честно и откровенно, что не собирается продолжать уроки?

Она уже совсем было решила вернуться к экипажу, чтобы удостовериться, что Брейден Грэнвилл все понял (а значит, никакого следующего раза не будет), как вдруг парадная дверь широко распахнулась, и на пороге показался не на шутку встревоженный Томми.

— Кэролайн! — нетерпеливо воскликнул он, бесцеремонно хватая сестру за локоть.

Кэролайн кинула отчаянный взгляд через плечо. Экипаж не спешил трогаться с места. Значит, еще не поздно…

— Одну секунду, Томми, — попросила она. — У меня осталось одно срочное дело…

— Тебе непременно нужно поговорить с мамулей! — выпалил Томми, больно сжимая ей руку. — Пожалуйста! Я тебя умоляю!

— С мамулей? — О нет, только не это! Карета уже не стояла на месте! Она удалялась от их дома — пусть медленно, но удалялась!

— У нее сделался очередной припадок, — неожиданно сообщил Томми. Однако этого было достаточно, чтобы из головы Кэролайн вылетели все мысли о Брейдене Грэнвилле. Она испуганно уставилась на своего брата, побледневшего от волнения.

— Припадок? — протянула она.

Кэролайн влетела в холл и принялась развязывать ленты на шляпке, пока Томас запирал за ними дверь.

— Наверное, она заметила, — прошептала Кэролайн, обмирая от ужаса, — что меня не было? Заметила, да?

— Нет, — качнул головой Томас. — Для разнообразия на этот раз она решила устроить истерику не из-за тебя. Это все оттого, что я сказал ей… в общем, сегодня я ей сказал, что хочу вернуться в колледж. Я хотел уехать послезавтра, чтобы провести там уик-энд. Ну а она принялась рвать и метать.

— Ну а ты чего хотел? — Кэролайн удивленно подняла брови. — Томми, ты же знаешь, что сказал доктор! То, что ты себя хорошо чувствуешь, еще не говорит о том, что рана полностью зажила, а потому тебе необходимо соблюдать покой как можно дольше. Хотя ты с самого начала только и делал, что нарушал его предписания. И что, по-твоему, должна была ответить на это мамуля? Прими мое благословение, сынок, и катись куда хочешь?

— Но ведь ты поговоришь с ней, Каро? Она всегда тебя слушала!

Кэролайн стояла посередине гулкой передней с черно-белым мраморным полом и снизу вверх смотрела на своего брата. Долгое время она была выше Томми, вплоть до того памятного лета, когда он успел вытянуться за три месяца на целых четыре дюйма. И совершенно неожиданно для Кэролайн стал легко побеждать ее в тех играх, где у нее всегда было преимущество.

— Но почему ты непременно хочешь вернуться? Неужели это для тебя так важно, Томми? — спросила она. Через узкие витражи в парадной двери в переднюю проникало достаточно света, чтобы на лице у Томми можно было различить легкий загар и даже веснушки. Никакие предписания врачей не могли надолго удержать его в четырех стенах. — Сейчас лето, и занятия начнутся очень не скоро! Ну подумай сам: там сейчас нет никого из твоих друзей!