Внезапно она осознала, что они здесь вдвоем, одни, в огромном пустом доме. Что на многие мили вокруг нет ни единой живой души, кроме лошадей в конюшне. Что снаружи гроза превратилась в настоящую бурю. Небосвод почернел, и казалось, что наступила ночь, а струи дождя с шумом хлещут по крыше. А значит, даже если она захочет это сделать — хотя скорее всего у нее вообще не возникнет такой мысли, — простое человеколюбие не позволит ей выставить из дому Брей-дена Грэнвилла.

— Ах, — невольно вырвалось у нее, — Боже мой!

А потом, к ее ужасу, она почувствовала, как Брейден протянул свободную руку и вытащил длинную шпильку из спутанной копны волос, которую она поленилась расчесать.

— Ой… — вздрогнув, пролепетала она.

Он заколебался, и рука, уже протянувшаяся к следующей шпильке, замерла в воздухе перед ее глазами.

— Я сделал тебе больно? — спросил он.

— Нет, — ответила Кэролайн. — Только…

— Только — что?

— Только я не хочу, чтобы ты это делал.

— Чтобы я делал — что?

— Вот так прикасался к моей голове, — с отчаянием выпалила она. — Это неправильно!

Брейден опустил руку, и его взгляд, по-прежнему прикованный к ее лицу, снова стал непроницаемым.

— Ты не хочешь, чтобы я прикасался к твоим волосам?

Она с силой кивнула и тут же пожалела об этом, потому что Брейден умудрился вытащить самую главную шпильку. И теперь собранные на затылке волосы грозили вот-вот рассыпаться по плечам.

— Это неправильно! — повторила она. Ей стало трудно дышать, как будто грудь сдавило железным обручем. Вдобавок Кэролайн всерьез опасалась, что в любую секунду может разрыдаться. — Разве ты сам не видишь, что это неправильно, Брейден? Все, что мы делаем, что говорим… это неправильно! Я была не права, я ошибалась! И не пытайся мне возражать!

— Так вот почему ты сбежала? — спросил он на удивление добродушным тоном.

— Д-да. — Она почувствовала, как вскипают в глазах злые слезы. Комната стала дрожать и расплываться, и ей пришлось несколько раз моргнуть, чтобы избавиться от соленой влаги. — Я не могу… я этого не вынесу!

— Не вынесешь моих прикосновений? — В его голосе снова послышалась обида.

— Нет!!! — Она подняла руку — ту, что пока оставалась свободной, ту, чью ладонь он не гладил большим пальцем — и смахнула предательские слезы. — Нет, не это. Просто я невеста, я предназначена в жены другому, и это совсем не так уж приятно — выходить замуж… и при этом знать… что ты любишь совсем другого!

Ну вот! Она это сказала. Она произнесла вслух то, что камнем лежало у нее на сердце.

А Брейден Грэнвилл почему-то закашлялся. То ли ей показалось, то ли он действительно ощутил некоторую неловкость после ее признания?

— Не правда ли, забавное совпадение? — хмыкнул он. — Потому что я тоже не нахожу приятной необходимость жениться… — Он умолк, и Кэролайн вопросительно посмотрела на него сквозь слезы, застилавшие ей глаза.

И обнаружила, что не в силах отвернуться. Что-то в его глазах притягивало ее взгляд и удерживало на месте, как магнит или самый стойкий клей.

— …и знать при этом, — торжественно добавил он, — что люблю совсем другую.

На этот раз, когда его рука потянулась к ее волосам, Кэролайн не стала возражать. И не стала понапрасну сотрясать воздух, выражая возмущение и протест. Она просто сидела неподвижно, пока Брейден вытаскивал из ее волос очередную шпильку…

И вот наконец роскошные длинные волосы, получив свободу, легли на ее плечи дивной шелковистой волной.

— Так, — произнес Брейден настолько хрипло, что Кэролайн с трудом узнала его голос, — гораздо лучше.

Глава 32

А потом его пальцы погрузились в теплый шелк ее волос, и он осторожно привлек к себе ее лицо…

И Кэролайн не протестовала. Да и как она могла? Он любил ее. Она словно родилась заново, и каждая жилка в ее теле трепетала от счастья. А сердце то сладко замирало в груди, то начинало биться дико и неистово, повторяя три волшебных слова: «Он меня любит. Он меня любит. Он меня любит!»

Вот почему ее не возмутило, когда он жадно приник к ее губам и, обняв за талию, прижал к себе так, что она чуть не задохнулась. И даже то обстоятельство, что их разделял лишь тонкий пеньюар, не вызвало у нее ни малейшей тревоги.

Вернее сказать, она даже испытала облегчение от того, что на ней почти не было одежды. Потому что на этот раз ее тело не стягивал корсет, ничто не мешало ей впервые в жизни испытать некоторые ощущения… и насладиться ими во всех потрясающих подробностях. Таких, как широкая мужская грудь, намного более жесткая, чем ее собственная, или тепло его тела, проникавшее сквозь сорочку.

Но конечно же, самой интересной частью тела оставался тот длинный и твердый предмет у него между ног, так напугавший ее вчера вечером (ей все еще с трудом верилось, что с тех пор едва минуло двадцать четыре часа). Первый испуг давно прошел и забылся, и теперь она горела нетерпением исследовать этот предмет во всех деталях. Он показался ей тогда таким странным… он и сейчас вел себя довольно странно, упираясь ей в ногу через брюки.

Брейден продолжал целовать ее так, что все поплыло у нее перед глазами, и единственной надежной опорой в этом мире остался он сам. Наконец он поднял голову и прошептал дрожащим голосом:

— Сними это!

Его пальцы легонько потеребили ворот ее ночной рубашки.

Но Кэролайн покачала головой, отчего темное золото ее волос заиграло в пламени очага.

— Нет, — ответила она таким же дрожащим голосом.

— Нет? — Он опешил, уязвленный ее отказом.

Но Кэролайн дернула его за жилет:

— Сначала ты.

Она отшатнулась, ошеломленная тем проворством, с каким Брейден разом избавился и от сорочки, и от жилета. Он сдернул их с себя в один прием, так что только треск стоял от отдираемых пуговиц и лопавшейся ткани.

И тогда ее восхищенному взору предстал великолепный мужской торс с выпуклыми мускулами, играющими под смуглой кожей, и жесткими темными волосками на груди. Ее руки сами потянулись к нему, и Кэролайн охнула от наслаждения, почувствовав под ладонями живую горячую плоть.

Брейден снова принялся целовать ее, но теперь его поцелуи не были такими жадными — скорее они содержали некий немой приказ. Тем временем его руки на ощупь расправлялись с тесемками на ее ночной рубашке и развязывали пояс на халате. В какой-то момент Кэролайн показалось, что Брейден избавится от ее одежды так же, как избавился от своей. Но каким-то чудом ему удалось сохранить терпение и действовать гораздо более осторожно, а потому Кэролайн даже не заметила, как оказалась совершенно голой.

Но от очага струилось такое уютное тепло, а его руки были такими умелыми и ласковыми, что она обнаружила свою наготу только тогда, когда он прижался к ней всем телом…

Это ощущение было столь неожиданным и в то же время столь чудесным, что Кэролайн, не сознавая, что делает, приникла к нему еше теснее. Его руки благоговейно скользили по ее дивному телу, словно Брейден старался на ощупь запомнить каждую линию и каждый изгиб. Он то теребил ее чуткие соски, то подхватывал ее под ягодицы, прижимая к себе.

И все это время его губы не прекращали своей волшебной игры, они покрывали Кэролайн частыми нежными поцелуями, как будто ему было жизненно необходимо отведать на вкус ее рот, ее шею, ямку над ключицей и затвердевшие от возбуждения розовые соски…

А потом неожиданно его темноволосая голова поднялась над ложбинкой между грудями, и их взгляды встретились. Не спуская с Кэролайн напряженного взора, Брейден медленно, но решительно опустил ее на пол.

Или, вернее, на теплую пушистую шкуру, на которой они стояли на коленях.

Но даже после этого Кэролайн не смутилась. Конечно, ее сердце билось так неистово, что готово было выпрыгнуть из груди. Но это был не страх — это был ответ на то, как часто и неистово билось его сердце. Нет, она не утратила отвагу… даже теперь.

Но стоило ей улечься на медвежью шкуру, и всей спиной почувствовать под собой густую мягкую шерсть, и увидеть, как Брейден, все еще стоявший на коленях, снял брюки и выпустил на волю то, что так настойчиво толкалось ей в бедро…

…и лишь тогда отвага Кэролайн покинула ее в одно мгновение, как вода расколотую вазу. Она просто не понимала, как физически возможно то, что должно было произойти… или, вернее, уже происходило.

Однако достаточно было взглянуть на Брейдена, чтобы убедиться, что он совсем не разделяет ее опасений. Он снова стал ее ласкать и вскоре прикоснулся к ней в том самом месте, где сосредоточилось жаркое пламя, волнами растекавшееся по телу. Как и следовало ожидать, она испытала еще большее наслаждение… только он ведь не мог на самом деле думать… он же не собирался прямо сейчас…

Но судя по всему, именно это он и собирался сделать, поскольку улегся на нее так же, как вчера, на качелях, только сегодня они оба были обнажены. Это оказалось так здорово, что Кэролайн чуть не застонала от восторга. И все же он не мог, ну не мог он…

Он смог. Гладкий кончик того самого невозможно огромного, невозможно твердого предмета коснулся ее там, в том самом месте. Кэролайн охнула от неожиданности, напряглась всем телом и судорожно вцепилась в его широкие плечи, служившие ей якорем с той минуты, когда мир вокруг начал вращаться в волшебном вихре удовольствия. Теперь она попыталась оттолкнуть эти плечи в отчаянной попытке его остановить.

Он с неохотой оторвался от ее губ и обратил на Кэролайн затуманенный взор.

— Что с тобой? — прошептал Брейден, и Кэролайн, лежа под ним, закусила горевшую от поцелуев губу, судорожно стараясь найти нужные слова.

Но у нее не повернулся язык. Как она могла признаться этому человеку, что с ним что-то не так, что определенные части его тела явно деформированы и это делает невозможной их близость? Но с другой стороны, Брейден всю жизнь только и делал, что занимался любовью с разными женщинами. Об этом знает весь Лондон. Так, может, дело не в нем, а в ней? Может, это она деформирована? Может, она с самого рождения стала жертвой какой-то неизлечимой болезни, но просто не знала об этом? Может, ей вообще не суждено изведать близость с мужчиной? Потому что если остальные мужчины такие же, как Брейден, ни один из них просто не поместится…

— Кэролайн. — Его голос показался ей довольно странным, как будто каждый звук давался Брейдену с превеликим трудом. Искоса глянув на него — вернее, на его лицо, загородившее для нее весь мир, — Кэролайн увидела, что он выталкивает слова сквозь стиснутые зубы. — Что с тобой?

— Ничего, — поспешила заверить Кэролайн. — Только…

Она почувствовала, как он налегает все сильнее, как кончик затвердевшего копья проникает туда, где недавно были его пальцы, как он раздвигает податливую плоть, горячую и скользкую от влаги…

И вдруг, как по волшебству, он оказался внутри ее. Он вошел в нее, не в силах больше сдерживаться, околдованный ее страстным, горячим ответом.

Он не хотел спешить. Он хотел быть терпеливым и чутким. Но все благие намерения пошли прахом, стоило ему ощутить это влажное, живое тепло. Стиснув зубы, он двинулся вперед, всего лишь на сотую долю дюйма… по крайней мере он так считал. Но оказалось, что этот рывок до отказа погрузил его копье в горячие тугие ножны. Она испуганно вскрикнула и дернулась в его руках.

А он почувствовал себя ужасно виноватым. Ведь ей было больно, тогда как он сам содрогался от наслаждения. Да и как могло быть иначе, если она стиснула его что было сил, сильнее, чем могла бы сделать это рукой…

Кэролайн, лежа под ним, широко распахнула глаза. Она зажмурилась, когда Брейден вошел в нее, и теперь у нее был вид человека, неожиданно познавшего великую тайну жизни.

— Прости меня, — хрипло выдохнул он, сжимая в ладонях милое лицо и осыпая его частыми поцелуями. — Прости, Кэролайн! Я так сильно тебя люблю…

Но Кэролайн, как будто осененная внезапной догадкой, ответила лишь тем, что слегка пошевелилась под ним… совсем чуть-чуть, но этого оказалось достаточно, чтобы он охнул от восторга, удивляясь тому, какая она тугая и горячая. А до нее в эту минуту дошло, что она напрасно ужасалась величине и твердости этого непонятного поначалу предмета. Теперь ей стало ясно, отчего возникало это ощущение пустоты и странного щемящего голода, когда Брейден ласкал ее пальцами. Это инстинкт твердил ей о том, чем на самом деле необходимо заполнить эту пустоту.

Наверное, осознание такой простой истины отразилось на ее лице, потому что Брейден снова поцеловал ее в губы и стал двигаться сильными, нетерпеливыми рывками, как человек, окончательно утративший контроль над собой. С каждым ударом он старался погрузиться в нее как можно глубже.

Внезапно Кэролайн, обхватившая его за шею и отвечавшая на его рывки, ощутила, как напряглось ее тело. Оно стало похоже на туго натянутую струну, покорную воле искусного музыканта. Едва дыша, с бешено бьющимся сердцем, она приникла к Брейдену, стараясь вобрать его в себя до конца.