Патриция Брейсвелл - Цена крови

Однако Тира бросила свои палочки и рассказала ей, что этого священника ей бояться не нужно.

А вот о королях и их приспешниках Тира ничего такого не говорила, и сама Эльгива не сомневалась, что Этельред вместе с Идриком хотели бы видеть ее мертвой.

Апрель 1009 годаЛондон

Время шло к полудню, когда Этельред занял свое место под королевским балдахином, установленным прямо на берегу Темзы. Он принял приветствия знати и высшего духовенства, которые собрались вокруг помоста, и, уже садясь, кивком головы подал знак Эдмунду и Эдит, чтобы они сели в кресла по обе стороны от него. При этом он даже не взглянул на второй павильон, который был сооружен специально для королевы.

Эмма уже успела уведомить его, что ей нездоровится и она сегодня присутствовать там не будет. «Должно быть, она действительно заболела, – подумал он, – раз пропускает такое важное событие». На нее это было непохоже. Впрочем, ее сын, юный Эдвард, присутствовал здесь в сопровождении своего товарища по играм, чтобы ему не было скучно, и небольшой группки женщин из окружения королевы, которые должны были следить за тем, чтобы мальчики не подходили слишком близко к воде.

Прикрыв глаза ладонью от солнца, он взглянул на реку и удовлетворенно кивнул. Сюда, похоже, пришла большая часть жителей Лондона, чтобы понаблюдать за освящением кораблей королевского флота. Они заполнили собой оба берега Темзы и толпились у перил массивного деревянного моста, крича и размахивая руками, бросая на блестящую поверхность воды цветы и сплетенные из листьев гирлянды. Сотни людей взобрались на паромы и баржи, которые в обычные дни курсировали по реке, но сегодня служили трибуной для наблюдения за таким знаменательным событием.

На середине реки маневрировали, занимая исходные позиции, тридцать только что построенных военных кораблей с поднятыми яркими парусами и развевающимися флагами; они готовились к моменту, когда начавшийся отлив подхватит их и пронесет мимо его павильона на восток, в сторону открытого моря. Такого количества боевых кораблей Темза не видела со времен короля Альфреда. А ведь это была лишь часть его флота, который должен был полностью собраться в следующем месяце в Сандвиче. Оттуда они будут охранять его берега, готовые преградить путь и вступить в бой с любым флотом, угрожающим его королевству.

Это будет мощная система морской защиты; да, ее построили его таны, освятили – его епископы, но задумал и воплотил в жизнь – именно он. Упоенно разглядывая могучие корабли, он чувствовал, как сердце его заходится от гордости. Это был его ответ на мрачные кошмары, заполнявшие его беспокойные тревожные ночи. Сколько раз он просыпался в ночной тиши от ощущения, что холодные глаза призрака мертвого брата, его полночного спутника, до сих пор продолжающего наводить на него ужас, сверлят его своим пронизывающим взглядом из мрака…

Но только не сегодня. В этот яркий и блистающий день здесь не было места тени мертвого короля, и единственная забота, терзавшая его в настоящее время, была связана с его старшим сыном. Этельстан, который сейчас должен был стоять рядом с ним, покинул город. Остальные его сыновья были на своих местах: Эдмунд и Эдвард – здесь, а еще двое – на борту порученных им кораблей. Этельстан же, однако, уехал из Лондона накануне вечером после очередной их размолвки относительно Идрика.

Он взглянул на Эдмунда, который молча следил за тем, что происходит на воде. Эдмунд и Этельстан всегда были очень близки, но в последнее время в отношениях между братьями стал чувствоваться какой-то холодок – по крайней мере, так подсказала ему Эдит. Она предполагала, что это связано с чем-то, что произошло прошлой осенью в Корфе, а возможно – со смертью Эдгара. Но что бы это ни было, оно, так или иначе, вбило клин между двумя его старшими сыновьями.

«И, наверное, все это только к лучшему», – подумал он. Если между братьями произошел раскол, он, возможно, сумеет использовать его в своих интересах.

Он давно подозревал, что Этельстан плетет интриги против него, создавая союзы, которые однажды могут быть использованы им против своего короля и отца. Господи! Его старший сын даже прилюдно готов спорить с ним по поводу принятых им решений, а на заседаниях совета он слишком уж быстро выступает с возражениями. Вчера вечером его вспышка против последних прав, дарованных Идрику королем, стала лишь еще одной стычкой в давней борьбе между ними. Если Этельстан вынашивает какие-то мысли насчет того, чтобы выступить против него – или против Идрика, что гораздо более вероятно, – Эдмунд может быть посвящен в это. Трудно найти более подходящее время, чтобы вытянуть из Эдмунда нужные сведения, чем момент, когда братья не в ладах друг с другом: Эдмунд сейчас менее насторожен и может проговориться насчет того, о чем он догадывается или что знает о замыслах своего старшего брата.

Не отрывая взгляда от реки, он пробормотал, обращаясь к Эдмунду:

– Мне сообщили, что, когда Этельстан вчера вечером покинул Лондон, он отправился на Север. Он не говорил тебе, куда едет?

Теперь он искоса взглянул на сына и заметил, как хмурятся его темные брови и щурятся на ярком солнце глаза.

– Он встретит нас в Сандвиче, милорд, – ответил Эдмунд, почти не разжимая губ.

Сбор в Сандвиче был объявлен на конец мая, оставалось еще три недели. И, по сути, Эдмунд так и не ответил на его вопрос.

– Он едет не в сторону Сандвича, Эдмунд, – прорычал он, – и я хочу знать, где он будет находиться до того, как отправится туда. – Он колебался, не будучи уверенным, как далеко в действительности заходит преданность Эдмунда. Скажет ли он правду, если она ему известна? Эдмунд мог и соврать, если посчитает это необходимым, чтобы защитить брата. – Я беспокоюсь об Этельстане, – сказал он. – Боюсь, как бы он не затеял опасную игру. Игру, о которой может жестоко пожалеть.

Он снова перевел глаза на Эдмунда и проследил за взглядом сына, который уже оставил своим вниманием корабли и теперь смотрел на юного Эдварда: лицо мальчика светилось от восторга, а сам он стоял, показывая пальцем на проплывавшие мимо яркие паруса.

– А какую бы вы сами игру затеяли, милорд, – спросил Эдмунд, – если бы ваш отец назвал наследником престола несовершеннолетнего ребенка своей жены-иностранки?

Этельред фыркнул.

– Неужели Этельстан так боится Эдварда? Ребенка, у которого почти нет поддержки?

– Нет поддержки? – переспросил Эдмунд. – По вашему приказу, милорд, вся знать присягнула на верность Эдварду как вашему преемнику. Даже если большинство из них отрекутся от своей клятвы в обозримом будущем, – тут он понизил голос, – существует много могущественных людей, которые предпочли бы увидеть, что именно Эдвард унаследует ваш трон. Думаю, брат вашей нормандской королевы был бы не прочь распространить свое влияние и по другую сторону пролива, если представится такая возможность. А кроме этого, – еще тише добавил он, – есть и в Англии могущественные люди, которые хотят добиться еще большей власти, контролируя регентство юного короля.

Здесь он, без сомнения, имел в виду Идрика и даже почти не скрывал этого. Его сыновья завидовали Идрику, и короля это вполне устраивало. Зависть внутри его семьи могла быть делом опасным, но ее можно и использовать во благо.

– Меня гораздо больше тревожат интриги, которые плетутся сейчас, чем те, которые развернутся после моей смерти, – прорычал он, недовольный манерой Эдмунда уклоняться от прямого ответа на его вопросы. – Поэтому я спрошу тебя еще раз: где твой брат?

– Мне это неизвестно, милорд, – пробормотал Эдмунд. – Он со мной не советуется. – Он вновь посмотрел на стоящего перед ними Эдварда и сказал: – Я удивлен, что сегодня с нами нет королевы.

– Она заболела. – Разговор об Эмме был ему неинтересен, и он небрежно махнул рукой.

Но теперь к нему наклонила голову Эдит, сидевшая по левую руку от него.

– Болезнь королевы – это повод для радости, милорд, – прошептала она. – Она носит ребенка и знает об этом уже несколько недель. Меня удивляет, что она до сих пор не рассказала вам об этом.

На мосту архиепископ Эльфех, облаченный в сияющую золотом ризу и митру, возвышавшуюся высоко над головами окружавших его священников в белых одеждах, возвел руки к небу, прося ниспослать Божье благословение. Пока в наступившей тишине архиепископ читал свои молитвы, Этельред переваривал слова Эдит.

Она была права. Если королева понесла, ему следует доложить об этом немедленно. Возможностей для этого у нее было предостаточно, поскольку виделись они практически ежедневно, так почему же она не сделала этого до сих пор?

Теребя пальцами бороду, он пытался проследить мысли королевы. Возможно, она опасалась, что ее положение даст ему повод отстранить ее от участия в заседании совета, а он, разумеется, так бы и поступил. Он немедленно воспользовался бы такой возможностью. Пусть бы сидела на своей женской половине, откуда она не может вмешиваться в дела его королевства. Слишком много людей обращались к ней за милостью и привилегиями, обычно церковники и обычно за его счет; он был бы рад поводу пресечь это.

Взгляд его вновь упал на юного Эдварда: мальчик стоял, склонив голову в молитвенной позе, которую несколько портило то, что он постоянно нетерпеливо переступал с ноги на ногу.

Он никогда не хотел, чтобы Эдвард оставался при дворе под влиянием своей матери-нормандки. Теперь же, когда Эмма опять забеременела, он мог наконец оторвать сына от ее юбки. Он отошлет Эдварда в одно из аббатств, где его будут обучать дисциплинам весьма отдаленным от тех политических уроков, которые могла бы преподать ему мать. Пусть они сделают из него священника, возможно, даже епископа, так чтобы однажды он мог бы пригодиться английскому королю. Его планы в отношении этого мальчика всегда были такими. Несмотря на то что он назвал Эдварда своим наследником, он никогда не имел в виду, что тот действительно будет править страной. Это был всего лишь жест, чтобы заручиться расположением Ричарда Нормандского и одновременно позлить своих старших сыновей.

Сегодня, чуть попозже, он переговорит с аббатом из Или, чтобы тот забрал мальчика с собой на Север, потому что он должен нанести удар прежде, чем Эмма придумает способ, как этому воспрепятствовать. Она ведь могла бы настроить против него своих любимых епископов или, не приведи господь, архиепископа Эльфеха, чтобы принудить его оставить мальчика на ее попечении.

Похоже, архиепископ все-таки закончил свое бесконечное благословение, и теперь хор монахов из Вестминстерского аббатства затянул церковный гимн на латыни. Священники, расставленные вдоль всех перил моста, с помощью веток с листьями брызгали святой водой на корабли, собравшиеся внизу. Вскоре церемония будет закончена, начнется отлив, и лондонские корабли с его водами двинутся на восток, в сторону моря.

И все же, несмотря на удовольствие, которое он испытывал при виде своего флота, и удовлетворения тем, что он определил судьбу своего самого младшего ребенка, Этельред продолжал, все так же теребя бороду, раздумывать над тем, куда мог отправиться его старший сын и какие козни он затеял.

Через два дня после того, как новые корабли короля отплыли, чтобы присоединиться к остальному флоту в Сандвиче, на город опустил свою громадную влажную лапу знаменитый лондонский туман, который по ходу утра, казалось, становился лишь гуще. Эмма была рада находиться в такой день в помещении, особенно здесь, поскольку дворец в Лондоне был самым новым и красивым из всех мест, где жил король. За последние три года Этельред не жалел средств на то, чтобы перестроить и обновить то, что когда-то служило крепостью для армии римлян. Результат оказался поразительным.

Ее собственные апартаменты были построены из дерева на втором этаже, а первый этаж, который представлял собой в основном сооружение еще из римской каменной кладки, был отремонтирован и укреплен. Она поселила солдат своей нормандской охраны внизу, тогда как просторные помещения наверху занял ее небольшой двор, состоявший из почти тридцати женщин и детей. В комнате королевы были окна, узкие и высокие, со вставками не из рога, а из толстого стекла. Так что даже в такие пасмурные дни, как этот, свет лился внутрь, словно сияющий водопад.

В это утро она сидела с книгой на коленях на низкой, выложенной подушками скамье, а по обе стороны от нее расположились мальчики. Страницы книги были испещрены рисунками странных существ, вид которых вызывал восторг ее маленьких слушателей, тогда как сама Эмма находила их страшными и уродливыми. Интересно, думала она, что в этих чудищах могло так привлекать маленьких мальчиков?