– На радио не любят таких малышек, как я, – в мехах и бриллиантах! – усмехнулась она. – Может, придумать что-то другое?

– Постараюсь что-то поискать в новых кабаре. В конце концов, у тебя есть имя. Есть своя публика.

– Постарайся, Крис, – снова улыбнулась она.

– Какая досада, – вздохнул он, – мне тебя ужасно жаль. С тех пор как ты вернулась из Франции, тебе не везет. Мне бывает так грустно, когда приходится расставаться с тобой…

В ее глазах отразилась печаль. Она припомнила все, что случилось во Франции. В ее памяти воскрес чудесный вечер, устроенный для артистов из «Арт-союза», на котором она танцевала в объятиях офицера-танкиста.

– Я ни о чем не жалею, – тихо проговорила она.

Крис посмотрел на нее с восхищением.

– Ты такая храбрая! – вырвалось у него. – Ты стольким пожертвовала для нашей старушки Англии, а она не очень-то раскошелилась для тебя…

– Да, – засмеялась Кэра, – пенсии я не заработала.

– Не заработала… – эхом отозвался Крис.

– Пожалуйста, только не забывай, в каком я трудном положении, – попросила Кэра. – В шоу у Кранна я даже не успела толком заработать.

– Ты уверена, что Клод не сможет вернуться на сцену? – спросил Крис.

– В больнице сказали, что для него было бы безумием вернуться к прежней жизни. Кажется, ему придется отправляться в санаторий.

Крис Кэмбелл почувствовал себя очень неуютно. Он терпеть не мог разговоров о болезнях и смерти. Одна мысль об этом лишала его аппетита.

– Ладно, – сказал он, – мне, конечно, жаль этого парня, хотя ты прекрасно знаешь, что он никогда мне не нравился. Он обходился с тобой по-свински.

– Увы, он расплачивается за все… – вздохнула Кэра.

– Ты расплачиваешься, а не он, – поправил Крис. – После того как он вел себя с тобой, ты слишком добра к нему.

– Я знаю его много лет, – сказала она. – Кроме меня, у него никого нет.

Крис спохватился, что у него назначена встреча и он должен немедленно убегать. На прощание он снова пробормотал что-то утешительное, а потом отправился в свой офис. Ему предстоял разговор с молоденькой киноактрисой. С недавнего времени он был ее агентом. Как и Кэра, она была миниатюрной голубоглазой блондинкой, но деловая хватка у нее была такая, что она могла поучить самого Криса. Из своих контрактов она старалась вытрясти все до последнего пенни. К тому же Крис знал, что она трижды была замужем и от двух мужей получала немалые алименты. У нее была репутация настоящей акулы.

Когда Крис вошел в офис, она сидела на его письменном столе, положив ногу на ногу. Эдакая кошечка, любительница снимать сливки. В настоящий момент она прикидывала, как ей увернуться от чрезмерных налогов.

Крис Кэмбелл не относился к числу мужчин, склонных размышлять о нюансах человеческой души, но теперь он волей-неволей сравнивал ее с другой белокурой девушкой, с которой расстался всего полчаса тому назад. Эта девушка, движимая чувством долга, отправилась во Францию, там получила увечье, но даже не сетовала на судьбу. Она бескорыстно помогала тяжелобольному партнеру, хотя тот обходился с ней не лучшим образом, и жизнерадостно улыбалась, несмотря на то, что ее финансы стремительно таяли. У этой девушки в театральных кругах была кристально чистая репутация.

«Чертовски несправедливо, – подумал Крис, – что только худшие представители рода человеческого способны шевелить мозгами!»

– Ты чего это такой печальный? – сладким голоском поинтересовалась у него новая клиентка.

– Мне кажется, – ответил он, – сейчас самый подходящий случай помочь нашему правительству, ведь налоги помогут нам выстоять в этой войне!

Она соскользнула со стола и бросила на него злой взгляд.

– А мне кажется, что все это вздор!… Если ты не хочешь мне помочь, я найду кого-нибудь еще.

Она направилась к двери, и скрепя сердце ему пришлось ее окликнуть. Чертовы деньги! Какую дьявольскую власть они имеют над людьми!… Крис до смерти испугался потерять свои десять процентов. Как бы там ни было, ему придется иметь дело с этой ненавистной мисс Рокси Маршалл…

– Эй, Рокси, иди сюда, поговорим! – предложил он со льстивой улыбкой. – Ты ведь знаешь, что я без ума от тебя и потому позволяю себе немножко поворчать…

На безукоризненно размалеванном личике актрисы появилось тщеславное выражение. Она снова уселась на стол, выставив напоказ прелести, которыми прославилась в фильмах Бенджамина Голдинга.

28

До свадьбы Ричарда Хэрриота и Филиппы Спайрз оставалось два дня. Это утро было самым черным в жизни Кэры.

Две недели она ходила без работы. Проценты в банке росли с ужасающей быстротой. Все это время она посылала деньги дяде Тому и тете Агате, но теперь оказалось, что ее счет пуст. К тому же вот-вот должен прийти огромный счет из больницы, где все еще лежал Клод…

Хочет она того или нет, но сегодня ей придется отправиться к Клоду в больницу и сказать, что больше она не в состоянии ему помогать. Зная, как он слаб и болен, Кэра не представляла себе, как у нее повернется язык заявить подобное. Положение Клода было куда хуже, чем у нее. Она по крайней мере была здорова.

Дела в мире тоже развивались крайне неблагополучно. Узнав о том, что 14 июня немцы вошли в Париж, Кэра онемела от ужаса. Трудно было вообразить, что над городом с Эйфелевой башней, в котором она бывала столько раз, теперь развевается свастика, а большая часть Франции оккупирована.

Этот день, когда Францию заняли немцы, Кэра не сможет забыть никогда. Она как раз завтракала с бедняжкой Кри-Кри, которая не только потеряла на этой войне любимого мужа, но теперь оказалась отрезана от родных и близких, которые жили в Нэнси.

Час или два Кэра пыталась утешить эмоциональную француженку.

– У тебя по крайней мере будет ребенок от Робина, – напомнила она. – А у меня вообще ничего не осталось в жизни…

Очень скоро ей придется истребить саму память о Ричарде, который сделается мужем Филиппы Спайрз, которая, конечно, не замедлит нарожать ему детей…

Утром 28 июня Кэре некогда было жалеть себя. Нужно было бороться за существование. Предстояло встретиться с двумя менеджерами, которые в прошлом неплохо к ней относились. Она должна была сама найти себе работу, поскольку Крис Кэмбелл до сих пор не смог пристроить ее в кабаре.

С падением Франции дела в шоу-бизнесе пошли совсем плохо. До Кэры доходили слухи, что буксует даже шоу Адриана Кранна. Что она могла предложить публике? Она могла петь и аккомпанировать себе, но этого было слишком мало. Конечно, у нее еще остались верные поклонники, но настоящий успех сопутствовал ей лишь тогда, когда она могла танцевать.

Кэра решила, что отныне не в состоянии держать Бриджит, и с печальным лицом отправилась на кухню, чтобы поставить об этом в известность служанку. Едва она раскрыла рот, как норвежка залилась слезами и стала умолять, чтобы она ее не выгоняла. Она говорила, что согласна работать даром, но ни за что не покинет свою маленькую госпожу, которая была к ней так добра. Времена наступили ужасные, и одна мысль о том, что придется искать новую хозяйку, приводила норвежку в отчаяние. Она наотрез отказалась увольняться.

Под конец Кэра и сама ударилась в слезы… Правда, потом ей пришлось взять себя в руки и заняться своей прической, маникюром, макияжем, словом, всем тем, что стоило немалых денег, но без чего у актрисы не было никакой надежды получить работу.

Уже к одиннадцати часам утра две из трех запланированных встреч с нужными людьми были отменены, и Кэра прекрасно понимала почему. Для нее просто не было работы, и люди не хотели обременять себя неприятным разговором.

Но одна из встреч все-таки состоялась. Это был разговор с владельцем нескольких агентств, занимавшихся гастрольной деятельностью. Раньше Кэра старалась не иметь дела с этим отвратительным коротышкой, поскольку у него была самая неблаговидная репутация. Она пришла к нему в офис на Шафтсберри авеню. Он предложил ей сигарету, выпить, а потом сделал одно недвусмысленное предложение, от которого она поспешно отказалась.

Босс обиделся и тут же дал понять, что вряд ли у них что-нибудь получится.

– Зря вы о себе такого высокого мнения, – сказал он. – Вы сошли с круга, моя дорогая, и вам бы не мешало быть со мной полюбезнее!

Побледневшая Кэра окинула его презрительным взглядом и молча вышла из офиса.

Она брела сквозь толпу по Шафтсберри авеню, чувствуя, что ее сердце сжимает леденящий страх. Это лишь начало, но падение театральной звезды всегда стремительно… Этот гадкий коротышка, как он осмелился сказать ей, что она сошла с круга?! И все-таки она и сама понимала, что в его словах есть доля правды. Еще вчера она находились на гребне успеха, а сегодня эти людишки, похожие на крыс, не найдут для нее доброго слова…

Обо всем об этом она говорила с Клодом, которого навестила днем в больнице.

– Неужели я всю жизнь трудилась до седьмого пота только ради того, чтобы теперь целоваться с этими уродами! – возмущалась она.

Клод посочувствовал, но даже сейчас, когда Кэра столько для него сделала, больше жалел себя, чем ее. Лишь на несколько минут его хватило, чтобы обсуждать проблемы Кэры, а потом он перевел разговор на собственную персону.

– Что я буду делать? – стонал он. – Одно легкое совсем разрушено. Я, конечно, понимаю, что теперь ты не сможешь оплачивать мое пребывание здесь и мне придется перебраться в какой-нибудь дешевенький санаторий.

Она смотрела на него своими огромными печальными глазами.

– Я ужасно расстроена, Клод. Больше всего на свете мне бы хотелось заработать денег, чтобы поддержать тебя…

Он продолжал стонать. Его страшила перспектива переселения из этой больницы. Здесь у него была роскошная комната, полная цветов. Поклонницы прознали о его болезни и передавали через медсестер букеты и виноград. Он заказал себе все новейшие газеты и журналы в надежде, что Кэра за все заплатит. К тому же он сумел очаровать весь здешний персонал, который был уверен, что этот красавец купается в деньгах.

Кэра позволила ему говорить о себе самом, пока он не выдохся. Она слушала, и в ее душе росло отчаяние. Она не знала, чем ему помочь. А уж как помочь себе – и подавно!… Кроме преданной служанки-норвежки, у нее в целом мире не осталось никого. Послезавтра Ричард женится на Филиппе…

Ричард женится на Филиппе!

Эта мысль, словно юркая змея, копошилась у нее в мозгу, и изгнать ее не было никакой возможности.

Она как могла утешила Клода, сказав, что подыщет для него санаторий получше, и отправилась домой.

Дома ее ждало письмо от дядюшки Тома, который просил срочно выслать пять фунтов, чтобы оплатить лечение тети Агаты. У тетушки обострился артроз, и ей прописали электротерапию.

С печальным лицом Кэра села писать бедному старику письмо, подобное тому, которое однажды порвала, – после того как в ее дела вмешалась Филиппа Спайрз. Ценой огромных усилий ей удалось вывести на бумаге строки о том, что придется перестать посылать пенсионерам деньги до тех пор, пока она снова не найдет работу.

Наконец она написала письмо и скрепя сердце отдала Бриджит, чтобы та отнесла его на почту.

Потом она подумала о другом. Снимать эту квартиру было ей не по силам. Теперь она не в состоянии даже давать чаевые официантам и швейцарам… Словом, придется жить так, как живет большинство людей в Лондоне. Шла война, и люди терпели огромные лишения. Мебель нужно будет распродать, а ключи от квартиры вернуть домовладельцу. Платить за квартиру было нечем.

Но как грустно сниматься с насиженного места!… Здесь прошли счастливые дни ее жизни. И несчастливые тоже. Гостиная хранила недобрую память о Клоде и сказочно-счастливые воспоминания о Ричарде… Всего один вечер Кэра провела в этой гостиной с любимым. Он сидел у ее ног перед камином. Его пальцы касались ее волос. Он целовал ее руки…

Глубокая, беспросветная скорбь овладела Кэрой. Даже плакать не было сил. Мысли о тридцатом июне сводили с ума.

Странно, но Пэт Уэланд тоже куда-то запропастился. Уже давно он не звонил и не писал. Сейчас его дружба пришлась бы ей кстати. Она даже подумала, а не написать ли ему самой, но потом передумала.

«Что толку писать? – пронеслось у нее в голове. – Он влюблен в меня, а я не могу ответить ему взаимностью. Лучше оставить его в покое. Зачем причинять ему боль, которую причиняли мне?»

Театральные друзья, которых Кэра знала много лет, пригласили ее на вечеринку в Челси. Она заставила себя надеть веселенькое платье, завязала волосы серебристой лентой, накрасилась и отправилась в гости с таким видом, словно ей море по колено.

Что бы ни случилось, нужно улыбаться. Это лучший способ защиты… Может быть, там будут люди, которые смогут помочь с работой. Она обязана оставаться блистательной Кэрой, и никто не должен знать, что у нее на сердце.

Все знакомые сочувствовали заболевшему Клоду и вынужденному уходу Кэры из шоу Кранна. Один или два старых недоброжелателя воспользовались случаем немного позлорадствовать. Впрочем, среди театральной братии Кэра всегда пользовалась любовью и уважением. Кажется, не было человека, которому в свое время она не одалживала бы пятерку или десятку.