Возможно, положение могла бы спасти длинная чёлка, но у меня её отродясь не было. Сейчас мою копну светло-русых волос подняли в высокую причёску, и диадема Chaumet сидела в ней как влитая. Потрогав пальцами сие великолепие, я поняла, что распустить волосы без урона для них навряд ли удастся, настолько туго были сплетены и зафиксированы локоны вокруг ювелирного изделия. Можно было, конечно, попробовать повозиться, но времени для этого оставалось слишком мало.

 Ну, зато, если вдруг сегодня мне на голову упадёт кирпич, считай, повезло, с такой причёской и каска не нужна.

Попытавшись улыбнуться своему отражению в зеркале, я вышла на великий суд тружеников кисточек и контурных карандашей. Эллочка, экзальтированная дама весьма странной наружности, как стояла так и рухнула мимо стула, а по комнате пронёсся её возмущённый вопль.

- Начинаем всё с начала, дамы, - произнесла я, подождав, пока она успокоится, - мне нужен самый что ни на есть минимальный макияж. Без лишних премудростей и этих ваших искусственных ресниц.

Я разжала ладонь и бросила на столик два мини-веника, которые только что сняла с собственных ресниц естественной длины.

- Но осталось только полчаса до выхода, а вы ещё даже не одеты! - возразила Эллочка со своего места. 

- Ничего, мы всё успеем. Я же говорю, макияж - минимальный.

Женщина ещё ворчала что-то о неблагодарных клиентах, которые совершенно не разбираются в тонкостях своей внешности. Впрочем, это никому не помешало споро приняться за работу, и по истечении получаса я с удовлетворением разглядывала себя во встроенное в гардероб зеркало в полный рост.  

Настоящая Наташа Ростова, нежная, с угловатыми ключицами и тонкой длинной шеей. Не разрисованная, как взрослая дама. И даже эти злосчастные брови и открытый наивный взгляд казались сейчас как нельзя в тему.

Платье от Немцовой было простым и в тоже время очень сложным. Не белое, скорее цвета слоновой кости. С открытыми плечами и расшитым жемчугом корсетом. Ниже оно расходилось в длинную, свободно струящуюся юбку, по которой, переплетаясь, спускались нити жемчуга.

Руслана была права, платье не только само по себе прекрасно, но ещё оно как нельзя лучше подчёркивало трогательность и юность дебютантки, а винтажная брошь с сапфирами, дополняющая наряд, отсылала к эпохе балов.

Наконец мне накинули на плечи белый полушубок с “секретом”, его я так и не успела вынуть из этого нехитрого тайника. Мой загран, а именно его я вшила в подкладку, с наступлением совершеннолетия менять было не нужно. Лелея свои мечты о побеге, я собиралась затеряться и переждать где-нибудь на просторах Евросоюза. Ну, что уж теперь. Не вспарывать же подкладку на глазах у всех этих специалистов по созданию образа.

Расправив плечи, я подхватила свой клатч в тон платью и под охи и вздохи визажистов спустилась в хол.

Там уже собралось полно народу: отец, мать, Алекс, Аскольд, несколько охранников во главе с Бультерьером и даже Тая. Последняя так искренне мне улыбнулась, что я не смогла сдержать ответной улыбки.


Мать, одетая в своё белоснежное платье, сотканное из маленьких пёрышек, выглядела, как всегда, неотразимо. Ни одного изъяна в безупречной фигуре. Впрочем, макияж и причёска были тоже безупречны.

- Анастасия, обязательно заставлять всех ждать?

Она поджала свои искусно подкрашенные губы, и от меня не укрылся её недовольный, оценивающий взгляд. Что это? Неужели зависть? Впрочем, я уже ничему не удивлялась. Бросив взгляд на настенные часы в холле, отметила про себя, что ожидание длилось ровно одну минуту сверх оговорённого срока. Извини мама, но сегодня эффектное появление - моя прерогатива.

Подмигнув Алексу, я прошла через весь хол к Бестужеву, который при виде меня расцвёл, как майская роза. В глазах мелькнуло гордое удовлетворение - к гадалке не ходи, мой внешний вид пришёлся ему по душе. Аскольд поцеловал меня прямо в губы, затягивая поцелуй явно дольше, чем это было уместно при родителях. Я даже пожалела, что на моих губах сейчас не было помады. Пожирней да поярче!

Его собственный аутфит* был выше всяких похвал, как в лучшие времена кавалерийских офицеров: чёрный фрак с длинными фалдами, камербанд**, кипельно белый жилет на три перламутровые пуговицы и такого же цвета галстук-бабочка, брюки с атласными лампасами, платиновые запонки. Ни к чему кривить душой - выглядел он просто великолепно.

В отличие от Аскольда, явно находящегося в хорошем расположении духа, отец сегодня был мрачнее тучи. Ещё за завтраком он объявил, что вечером у него важные переговоры и на бал мы отправимся без него. Занятая своими личными переживаниями, я даже не обратила внимания на то, как сильно он за последнее время изменился: глубокие морщины залегли вдоль щёк, орлиный профиль заострился. Сейчас он напоминал скульптуру Микеланджело Буонаротти из галереи Уффици: одна его рука покоилась на бедре, а лицо выражало суровую тревогу. В сопровождении охраны, он вот-вот собирался отбыть по делам. Казалось, он только и ждал, как за нами закроется дверь, но ждал не с нетерпением, а с какой-то мрачной решимостью.

Его правая рука – Бультерьер, в неизменном черном костюме, наоборот стоял со скучающим видом и демонстрировал глубочайший пофигизм. Ага, плавали, знаем.


 Когда мы с наречённым вышли под ручку из дома, я даже не оглянулась на отца, чтобы попрощаться. Всего немногим позже я пожалею об этом. И буду жалеть, наверное, до конца своей жизни.


 Для великосветского раута Бестужев арендовал лимузин с водителем, который при нашем приближении услужливо открыл дверь.

Матушка, каким-то чудом оказавшаяся к ней ближе всего, неожиданно выкинула финт. Посторонившись и тем самым пропуская вперёд моего наречённого, она проворно юркнула между нами. Бестужев же, как истинный джентльмен,  помог сперва забраться внутрь нам обоим, и мама тут же плюхнулась на сидение подле меня. Кстати, как насчёт того, что в этом её произведении искусства нельзя сидеть, чтобы не помять пёрышки? Почему-то мне подумалось о том, как бы всё могло сложиться, унаследуй я её стремление к всеобщему вниманию. Ведь только потому, что я не разделяла её любовь всегда быть в центре внимания, мы с мамой неплохо уживались на всех совместных мероприятиях, которые она так обожает. Однако сегодня я, как та Золушка, отправляюсь на свой первый бал, тем самым перетягивая внимание со своей прекрасной матери на себя, и это грозит разрушить наш нейтралитет. Думаю, она чувствует себя сейчас так же неуютно, как и я. Только в моём случае это выражается в чрезмерном волнении, а в её -  вот в таких вот маленьких шалостях. Сев между мной и  Бестужевым, она хотя бы таким образом почувствовала себя «центральной» персоной.

Мне вдруг до слёз стало жаль нас обоих. До боли захотелось её обнять, извиниться за всё, сказать, что люблю её такой, какая она есть, рассказать, как сильно она мне нужна.

Как бы мне хотелось, что бы и она любила меня хоть немного. Быть может, тогда мы смогли бы найти точки соприкосновения вместо того, чтобы копить взаимные обиды.


Самому Бестужеву ничего не оставалось, как занять место рядом с ней, потому как мы с Алексом, не сговариваясь, расселись у дальней стенки друг напротив друга. Ради такого случая братишку принарядили в смокинг и галстук-бабочку, и нужно сказать, выглядел он потрясно.

- Ты такая красивая! – он не сводил с меня восторженного взгляда.

Боже, как я могла злиться на этого ребёнка?

- Спасибо, но знаешь, всё равно самый красивый здесь - это ты, - заговорщицки прошептала я.

Мой брат действительно очень хорошенький. Уверена, уже через пару лет при виде этого белокурого красавчика не одно девичье сердечко начнёт стучать чаще. Голубоглазый, изящный, он всегда был папиным любимчиком. А я… я же просто всё время ревновала, из-за чего так и не смогла построить с братом нормальных отношений. Но я всё исправлю! Лучше поздно, чем никогда. Они моя семья, и другой у меня не будет.

Последними пополнили нашу славную компанию два незнакомых мне охранника, прибывшие с Аскольдом. А женишок-то уж больно печётся за свою шкуру, раз даже на бал берёт сопровождение. Представив, как эти двое не отходят от нас ни на шаг, пугая своим присутствием народ, я прыснула со смеху, привлекая внимание вышеупомянутых стражей.

- Это нервное, - пояснила я им свой беспричинный смех и добавила зачем-то: - переживаю перед балом.

Двое из ларца никак не отреагировали, что, в общем-то, было ожидаемо. Небось родные братья нашего Бультерьера, невероятно между собой похожие и одинаково одетые.


 Я действительно нервничала. Но вовсе не по поводу предстоящего вечера, а из-за единственного шанса на побег, который я сама же решила пустить коту под хвост.

Весь день мне едва ли удавалось скрыть свои переживания. К ним добавились сомнения, которые чем ближе к балу, тем сильнее меня одолевали.

Вчера благодаря Немцовой я наконец-то примирилась с судьбой и даже в каком-то смысле успокоилась. Да, несправедливо. И отца я навряд ли когда-то прощу, но ведь это ещё не конец света! Миллионы женщин живут с нелюбимыми, и я справлюсь, тем более, это ненадолго. Надеюсь.

И всё же полностью перечеркнуть своё стремление быть независимой мне не удалось. Где-то в глубине души ещё звучал слабый отголосок: а может всё-таки рискнуть? Ведь второго шанса больше не представится.

Мне ведь даже не дали право выбора. Не дали познать жизнь во всех её красках. Я только и успела  что закончить гимназию. А институт? Позволит ли мне мой муж учиться дальше? А дети? Он их хочет сразу? Да я же сама ещё ребёнок! Хочется по-детски зажмуриться и ждать, пока всё само собой пройдёт.

И вот, даже не повзрослев окончательно, не пожив для себя, я вынуждена отдать свою жизнь в чужие руки. И ладно, если бы эти руки хотя бы не вызывали отторжения.

К тому же, был ещё Тоха. Сегодня утром я написала ему смс с одним единственным словом: “Отбой”.  На что сразу же получила такой же лаконичный ответ: “Нет!”

Из чего следует, что письмо он всё-таки получил и будет держать такси у входа, как я и просила. Дурак несчастный! Да и я тоже хороша! Втянула друга в неприятности, сама в стороне останусь, а ему  тот же Бультерьер с радостью косточки пересчитает, если что.

Мой план казался мне простым и, главное, безопасным для Тохи : незаметно ускользнуть под шумок между финальным туром вальса и началом интеллектуального конкурса. В это время должно быть суетно, в общем, как раз то, что мне было нужно.

Далее, по дороге к аэропорту переодеться в привезённые им вещи и с Алискиными деньгами вылететь ближайшим рейсом всё равно куда. Я специально не смотрела в интернете расписание на сегодня, на случай, если мои контакты с внешним миром всё-таки контролируются.

Дальше ещё проще: на вырученные за обручальное колечко деньги затаиться и переждать в каком-нибудь тихом и живописном уголке Прованса***, или наоборот, в шумной и многолюдной Праге. Благо французский я знаю хорошо, а чешский не настолько сложный, что бы его не понять. А со временем, конечно же, вернутся назад. Уж слишком я любила русские берёзки и гречневую кашу, чтобы променять их, пусть даже на самое красивое место в мире, которое всё равно никогда не стало бы мне домом. Мой дом здесь, как и моя семья. Теперь я это точно знаю!

Зато Бестужев бы за время моего отсутствия нашёл другую несчастную «счастливицу», а отец бы остыл и дал мне наконец возможность жить своей жизнью. Пусть бы я набила себе шишки, но это были бы мои шишки! Набить их было бы моим решением, значит,  и ответственность за свои шишки  тоже несла бы я сама. Клянусь, за помощью к отцу я бы даже не обратилась.

 Но какой теперь смысл махать после драки кулаками? Ведь отказаться от побега и было лично моим выбором. Можно даже сказать, что впервые в жизни за меня не делал выбор отец, и это первое в своей жизни, серьёзное решение приняла я сама. Выходит, мне и отвечать за последствия. Вот, собственно, последний аргумент и стал решающим в судьбоносном выборе: быть побегу или не быть.


У подъезда Колонного зала Дома Союзов было настоящее столпотворение. Дебютантки в кутюрных нарядах ведущих Домов моды и в украшениях Chanel Fine Jewelry съезжались на лимузинах, VIP-шатлах «Bentley» и ритуальных «Maserati», причём каждая из них должна была попозировать перед многочисленными фотокамерами. Репортёры суетились, боясь пропустить важных персон, задавали каверзные вопросы и ловили каждое неловко оброненное слово, чтобы на радость читателям раздуть из мухи слона. Когда же наконец дошла очередь и до нас, Аскольд по-хозяйски притянул меня к себе за талию. Широко улыбаясь, он был само обаяние и чувствовал себя под прицелами сотни вспышек как рыба в воде. Мама взяла его под руку с другой стороны, а я держала за руку Алекса. Таким вот тёплым семейным квартетом мы и предстали на суд репортёров.