— Он... он может работать бухгалтером.

— Но он даже не закончил курсы! Подумай, Лиззи, после войны тысячи людей будут искать работу. Так уже было после прошлой войны. Ты же ничего не знаешь!

— Я знаю достаточно, па. — Лиззи говорила теперь очень тихо. — Я люблю его. И всегда любила, хотя поняла это только сейчас. И он любит меня... Мы все-таки рискнем испытать судьбу.

Джон снова отвернулся и, покачав головой, грустно произнес:

— Похоже, вы все решили. Прости, что так говорил с тобой. — Он искоса посмотрел на нее. — Знаешь, ты все-таки похожа на меня... Такая же упрямая.

— Прости, па! — Лиззи была готова расплакаться.

Джон поднялся и потрепал Лиззи по плечу.

— Ну, не надо, не надо! Может, все и получится. Зря я, наверное, так говорил с тобой, ты уж прости, дочка! Пойду, посмотрю, как там Берта. — С этими словами он повернулся и вышел из кухни.

Мэг взяла Лиззи за руки и, усадив на скамейку около камина, начала сбивчиво говорить:

— Не волнуйся, милочка, все будет хорошо. Слушай, что подсказывает тебе сердце. А после войны… Я тебе вот что скажу... Ничего, если тебе придется поработать, пока у него все наладится. Мой Джимми, когда вернулся, три года без работы сидел, а когда нашел подходящее место, то не смог работать там долго. Здоровье у него было не очень... ну, после этого немецкого газа, знаешь? А пенсию выхлопотать не сумел. Вот так мы и остались, без денег, без работы... И ничего, выжили. И даже были счастливы. И вообще, — она погладила Лиззи по плечу, — Бог знает, что еще случится, пока эта война кончится. Так что, милочка, люби, пока любится. Жизнь штука короткая, вот только понимать это начинаешь в старости, когда уже пора ящик присматривать. В общем, держись, девочка, будь сильной, и у тебя все получится. А то, что Джон говорил насчет «общества», после войны все это станет такой ерундой, что эти слова из словарей повычеркивают. Ладно, допивай свой чай, а то я тебя заговорила совсем.

Лиззи молча поставила чашку на стол. У Мэг Прайс все выходило очень уж просто, она не хоте-ла признавать никаких «классовых барьеров». Однако Лиззи знала, что Джон, в общем-то, прав. Но она все равно выйдет замуж за Эндрю. А после войны... Что ж, посмотрим, что приготовит им жизнь после войны....


4

— Лиззи Гиллеспи?! — Алисия прищурилась, глядя на сына. По выражению ее лица было видно, что даже произносить это имя ей было крайне неприятно. Брезгливо поджав губы, она повторила: — Лиззи Гиллеспи! Нет, Эндрю, не может быть!

— Может, мама, еще как может.

— И давно это... началось?

— Ты спрашиваешь, давно ли? Для меня — очень, когда только началась война. Ей тогда было всего шестнадцать.

— Ты что, действительно сделал ей предложение?

— Да, мама, сделал, и она согласилась.

— Разумеется, согласилась, — Алисия презрительно усмехнулась, — ведь не дура же она! А ты знаешь, между прочим, откуда она взялась?

— Да, мама, я знаю, откуда она взялась. Кто же здесь не знает этого? — Его голос стал резким. — Только эта женщина была ее мачехой, и Лиззи ушла от нее много лет назад. Ее вырастили и воспитали Фултоны.

— А кто, собственно, такой этот Фултон? — фыркнула Алисия — Всего лишь рабочий в нашем поместье! Нет, Эндрю, ты не можешь этого сделать. Я запрещаю, слышишь — запрещаю!

Эндрю с грустью посмотрел на мать, ничего другого он и не ожидал.

— Ты не можешь мне запретить, мама. Ты, кажется, забыла, что мне уже двадцать пять и что я служу на флоте с самого начала войны. Возможно, раньше я думал так же, как ты, но, оказавшись под Дюнкерком[2], полностью изменил свое мнение относительно всех этих классовых условностей.

Алисия с трудом перевела дух, ее лицо побледнело, тонкая шея напряглась, голос сделался каким-то сдавленным.

— Но отец! Он же будет...

— Да, я знаю, он будет в ярости, будет кричать, как обычно, даже скажет, что лишит меня наследства. Что ж, по крайней мере, я знаю, чего ожидать,

— Ты разбиваешь мне сердце, Эндрю, мне больно слышать от тебя эти слова.

— Разбиваю сердце? Чем же это, мама? Ведь ты не огорчилась бы, если б я сделал предложение Айрин Прингл? У этой толстой дурехи ни одной путной мысли в голове, но зато она — дочь самого богатого человека в округе. Тебя бы это обрадовало, верно? А как насчет Китти Бевик? Эта чокнутая и под венец на лошади поскачет — такая, знаете ли, любительница верховой езды. Но, когда умер ее папаша, она стала довольно состоятельной. Завидная партия, ты не находишь?

Несколько мгновений Алисия молчала, собираясь с мыслями, а потом произнесла:

— Да, Эндрю, я думаю, любая из них была бы лучшим выбором, даже без богатства или наследства.

— Ну да, конечно, мама! Забыть про такую вещь, как счастье, послать к чертям все чувства, главное — это не «потерять лицо», не нарушить правил «приличного общества». Ты это хочешь сказать?

— Нет, я сказала бы это по-другому: нельзя позволить себе опуститься, забыть, что у тебя есть долг по отношению к своему сословию, особенно в такое время, когда существует опасность быть захлестнутыми этими простолюдинами. Я, к сожалению, очень хорошо знаю, о чем говорю, Эндрю!

Эндрю вдруг пришла в голову мысль, что настоящей причиной всех бед в их семье была не столько двойственная натура его отца — богатого невежи, стремящегося любым способом попасть в общество, сколько неуемное стремление матери любой ценой сохранить «status quo» ее семьи, единственную и не подлежащую изменению ценность.

Эндрю безнадежно вздохнул.

— Я пойду укладывать вещи.

Уже в дверях он услышал, как мать бросила ему вслед:

— Ты знаешь, что не получишь от отца ни пенса?

— Разумеется! Но, думаю, я смогу прожить и без того.

— Вряд ли! Ты привык к роскоши, у тебя всегда пыли самые дорогие игрушки, а потом и дорогие увлечения. Даже для того чтобы содержать твою охотничью собаку, нужны деньги. Я уж не говорю про жену!

Эндрю еще раз посмотрел на мать и, не говоря пи слова, вышел. Некоторое время Алисия стояла, глядя на закрытую дверь, а потом резко повернулась, вошла в кабинет мужа. Там она сняла трубку телефона и набрала номер его офиса.

— Соедините меня с мистером Брэдфорд-Брауном, мисс Перкинс, — сказала она ответившей секретарше.

— В данный момент он на совещании, миссис Брэдфорд-Браун, — ответила та.

— Передайте ему, что это срочно!

После некоторой паузы мисс Перкинс все же решилась возразить жене босса:

— Мистер Брэдфорд-Браун не любит, когда его беспокоят во время... э... заседаний правления!

— Я не беспокою, мисс Перкинс, я желаю поговорить с ним! Повторяю, что это срочно.

— Да, конечно, миссис Брэдфорд-Браун.

Алисия ждала, одной рукой сжимая трубку, а другой раздраженно постукивая по поверхности инкрустированного столика, на котором стоял телефон. Ее пальцы нащупали небольшой скол в рисунке мозаики, и вместо того, чтобы прижать его обратно, она принялась нервно ковырять кусочек дерева, едва не сломав при этом ноготь. Казалось, прошла вечность, прежде чем в трубке раздался голос Эрнеста:

— Что случилось, Алисия? Ради Бога, ты же знаешь, что у меня заседание правления. Я говорил тебе еще утром...

— Выслушай меня, пожалуйста, — перебила его Алисия. — У меня плохие новости. Только что Эндрю сказал мне, что он собирается жениться на Лиззи Гил-лес-пи. — Она намеренно проговорила это имя по слогам, стараясь усилить эффект. — Надеюсь, ты слышал, что я сказала?

— Что?— проревел в трубке голос мужа.

— Повторяю, Эндрю сделал предложение Лиззи Гиллеспи, и если ты ничего не предпримешь, случится непоправимое. Кстати, он уезжает тринадцатичасовым поездом.

— Щенок! Он что, сошел с ума? И давно это у них? Ты что-нибудь знала об этом? Почему ты не…

— Давай по порядку, Эрнест. Я об этом ничего не знала и не в курсе, как давно это продолжается. Вроде бы Эндрю сказал, что их роман тянется еще с начала войны.

— Ладно, я займусь этим сам. Если Эндрю думает, что я буду ему помогать, то он глубоко заблуждается. Предоставь это мне.

— Именно это я и хотела сделать, когда позвонила тебе, Эрнест.

Алисия представила, как муж скрипит зубами, и не только от новости, которую она ему сообщила, но и от ее тона. Подавив злорадный смешок, она повторила:

— Его поезд отходит в час пополудни. До свидания.

Не успела Алисия положить трубку, как в кабинет вошел Ричард. Увидев ее с телефонной трубкой в руке, он смущенно проговорил:

— О, извините, я не знал, что вы заняты.

— Нет-нет, Ричард, я уже закончила.

В отличие от своей дочери, Алисия не испытывала отвращения, глядя на обезображенное лицо парня. У Ричарда всегда были безупречные манеры, и она не разу не слышала, чтобы он повышал голос. К тому же он был прекрасным собеседником, хорошо разбирался в музыке и искусстве. Накануне вечером она с интересом обсуждала с ним сюиту Стравинского «Жар-птица», а также его связь с Римским-Корсаковым. Алисия была удивлена тем, что этот хлебнувший пороху капитан любит Дилана Томаса, и даже простила ему его равнодушие к Томасу Элиоту. Когда же она поделилась с Ричардом своими соображениями по поводу картин Пикассо, он ответил весьма интересно; сказал, что Пикассо начал свою войну раньше, чем началась эта, что он воюет за стремление к свободе — всеми доступными ему способами, невзирая ни на какие жизненные обстоятельства. И, хотя Алисия не во всем была с ним согласна, она по достоинству оценила его высокий интеллект. Как ей хотелось, чтобы Дженис тоже послушала Ричарда, хотя бы посмотрела на него. Но Дженис с детства была своенравной, и Алисия порой жалела, что она так не похожа на своего более покладистого брата. Но сейчас именно Эндрю поступил так, как никогда бы не сделала Дженис, которой в свое время хватило ума предпочесть Ричарда этому фултоновскому сыночку. Правда, сейчас между ними словно кошка пробежала. Когда Ричард попал в беду, Дженис буквально повернулась к нему спиной, а ее поведение стало темой многих досужих разговоров и сплетен...

— Ты виделся с Эндрю? — спросила Алисия, обращаясь к зятю.

— Да, мы перекинулись с ним парой слов, он торопился собрать вещи.

— Он что-нибудь сказал?

Ричард кивнул.

— Эндрю хочет жениться на Лиззи Гиллеспи.

— И что ты об этом думаешь?

Зять отвернулся к окну, и Алисии не удалось увидеть выражение его лица, вернее одной его половины. Она ждала его ответа, внутренне сжавшись, потому что догадывалась, что именно он может сказать.

— Я знаю, что вам это не понравится, Алисия, но я думаю, что Эндрю сделал хороший выбор. Лиззи — очаровательная девушка, умная и очень красивая.

— О Ричард!

Зять повернулся к ней лицом и, глядя ей прямо в глаза, повторил:

— Я знал, что вам это не понравится...

— Но ты, надеюсь, не сказал, что согласен с его... выбором?

— Боюсь, что сказал.

— Как ты мог?! Ты же прекрасно знаешь, кто она, откуда и где воспитывалась!

— Разумеется. Я многое узнал о ней с тех пор, как поселился здесь. — Тут его голос дрогнул, но сделав над собой усилие, Ричард продолжил: — Эта девушка, Алисия, будет навечно предана мужчине, за которого выйдет замуж, и будет любить его, что бы с ним ни случилось. И я не могу себе представить, что Лиззи Гиллеспи отведет взгляд, когда муж будет смотреть на нее!

С этими словами Ричард повернулся и вышел из кабинета. В поисках опоры Алисия прислонилась к стене, а рукой схватилась за ворот платья, как будто ей не хватало воздуха. «Боже мой, боже мой», — повторяла она про себя.

Девушки, работающие в Отделе распределения продовольствия, были крайне заинтригованы: перед окнами их конторы вот уже битый час прогуливался офицер флота его Величества, молодой, красивый, с блестящей выправкой. Сотрудницы ревниво посматривали друг на друга, гадая, кого мог поджидать такой симпатяга, и склонялись к выводу, что это, скорее всего, та задавака со второго этажа, которая, — «вы представляете?», — называет своих стариков «мамочка» и «папочка».

Лиззи в этой болтовне не участвовала. Она сидела за своим столом, не поднимая головы. Но по двенадцатичасовому сигналу, возвещавшему о перерыве, она сдернула с вешалки свое пальто и выбежала на улицу, мельком подумав о том, что ее подругам теперь будет чем занять свои языки.

Поэтому первыми ее словами, обращенными к Эндрю, были следующие:

— Не стоило ждать меня здесь. У девчонок разговоров на неделю хватит...

— Я так и предполагал, — улыбнулся Эндрю, взяв Лиззи под руку. Увидев неподалеку небольшое кафе, поинтересовался: — Ты не хочешь перекусить?