– Спрашиваю еще раз: чего тебе! – громко повторила Марина.

– Да ничего. Просто решил проводить тебя.

– Мне это не нужно.

– Насколько я осведомлен, человек ты одинокий. Без матери бедствуешь. Кто тебя, сироту, защитит, если никого не будет рядом? – отбросив щелчком недокуренную сигарету, произнес Тимур.

– У тебя ведь никто защиты не просил. Оставь меня в покое. – Марина отвернулась и пошла дальше. Она чувствовала, что дрожит не от пронизывающего ее старенькую куртку мороза, а от чувства брезгливости, которое вызывал у нее один вид юноши. Она не могла понять, откуда в ней столько неприязни к нему. Он не сделал ей ничего плохого. Два других юных самца много раз недвусмысленно набивались в гости, но Марина молча пропускала мимо ушей их намеки. А тут внутри все трясется от страха. «Перестань, Марина! Возьми себя в руки!» – сказала она себе и оглянулась: Тимур снова шел за нею.

– Послушай, – сказала она, остановившись. – Давай договоримся так. Я очень благодарна тебе за проявленное внимание, а когда буду нуждаться в защите, то теперь знаю, к кому следует обратиться.

– Врешь, ты хочешь избавиться от меня, Маша, – тихо сказал юноша. В его тоне ей почудилась насмешка. Девушке никогда не нравилось, когда коверкали ее имя. Прощалось это только Алисе. Между тем, Тимур подошел ближе, и Марине ударил в нос уже знакомый запах одеколона. Девушка едва сдержалась, чтобы не отшатнуться. – Ты ничего в этой жизни не знаешь, малышка. Я постараюсь научить тебя. Я так решил.

Многозначительность сказанного он подтвердил, размеренно кивая головой. И прежде чем девушка успела что-то ответить, он развернулся и пошел прочь. Марина как завороженная смотрела ему вслед. Она не могла описать своего состояния. Казалось, она попала в большую грязную лужу и брызги от нечистой, дурно пахнущей воды попали на одежду, лицо, руки.

Девушка ускорила шаг и почти побежала домой. Она не могла позволить себе такую роскошь, как автобус. Это значительно сэкономило бы ее время, но ударило бы по кошельку. Ежедневные прогулки на занятия и обратно стали нормой. А сегодня она возненавидела свои правила. Если бы у нее был более уверенный, респектабельный вид, то такой проныра, как этот Тимур, не осмелился бы подступиться к ней. Не стал бы так нагло вести себя, обрекая ее на отчаянные минуты страха и презрения к самой себе.

Марина взбежала по ступенькам лестницы, чуть не сбив с ног спускающуюся Алису. Та окликнула подругу, но в ответ ничего не услышала. Девушка продолжала бежать, словно за нею гнались.

– Марина, Марина, остановись! – не успевая схватить ее за рукав куртки, крикнула Алиса.

– Что? – Та остановилась и оперлась о холодные перила. Невидящими глазами посмотрела вокруг, постепенно возвращаясь в реальность. Взгляд наткнулся на что-то мягкое, пушистое – на полпролета ниже стояла Лялька в шубе из голубой норки и белой вязаной шапочке. Ее огромные карие глаза были широко раскрыты от удивления. – Ляля, Лялечка…

Марина стала оседать на серые, грязные ступени лестницы. Прежде чем Алиса подбежала к ней, она уже сидела и плакала, закрыв лицо ладонями.

– Что случилось, Мариша?

– Я боюсь, я боюсь, – твердила та, не давая подруге убрать руки от своего лица. – Я – уродина.

Права была мама. И пристают ко мне такие же уродцы. О господи, я боюсь его…

Алиса поняла, что ничего толкового от нее сейчас не услышит. Девушке нужно было успокоиться. Посмотрев на часы, Ляля поняла, что опоздала на свидание. «Черт с ним», – решила она, помогая подруге подняться.

– Пойдем, милая, нечего обтирать грязные ступеньки, – прошептала Алиса на ухо Марине, когда та перестала рыдать и только тихонько всхлипывала.

– Я хочу домой, – сказала Марина, поднимаясь.

– Хорошо, хорошо, пойдем.

Они поднялись на нужный этаж. Марина дрожащими руками открыла дверь и, оглянувшись на подругу, произнесла:

– Мне еще на работу надо успеть. Не знаю, как я смогу сегодня мыть эти бесконечные коридоры.

– Я помогу тебе, не бери в голову, – снимая шубу в прихожей, ответила Алиса. Она положили ее на стул, стоящий неподалеку, потому что вешалки здесь не было отродясь. Порядок Марина в квартире навела, а вот обзавестись даже необходимыми вещами пока не могла. – Иди прими душ, а я пока чайник поставлю.

Марина послушно побрела в ванную. Включила газовую колонку и сделала воду погорячее. Душ недовольно заворчал, зашипел и наконец начал давать равномерный поток разряженной на мелкие струи воды. Она обволакивала дрожащее тело и расслабляла. Капли от сильного напора попадали на недавно покрашенные голубой краской стены.

Через несколько минут, завернувшись в большое мягкое полотенце – подарок Софьи Львовны, – Марина сидела на кухне, обхватив ладонями чашку с горячим чаем.

– Теперь скажи членораздельно, что за истерика? – Алиса сидела напротив, внимательно глядя на подругу.

Марина уже могла более спокойно говорить о случившемся. Она рассказала о Тимуре, о том, что его внимание было ей крайне неприятно. Она с ужасом повторила его последние слова.

– Он собирается меня чему-то учить. Он смотрит так, что… Я боюсь его, Ляля, боюсь.

– Кого?

– Тимура. Мы вместе учимся.

– Ты берешь в голову то, чего не следует. На твоем месте я бы просто не обращала на него внимания, если он тебе не нравится.

– Ты никогда не будешь на моем месте, – вдруг резко сказала Марина и, не мигая, посмотрела на Алису. – Никогда!

– Почему ты так говоришь? Я ведь ничего плохого не имела в виду.

– Прости, не слушай меня. – Марина подперла щеку рукой. – За мной никто никогда не ухаживал, понимаешь? Я жду, конечно, жду этого, но в искренность не верю.

– Не нужно так себя принижать. Ты хочешь любви другого человека, а сама себя считаешь недостойной этого. Так ничего не получится.

– Я предчувствую что-то нехорошее. – Маринкин голос снова задрожал.

– Можешь пожить у нас. Ты просто держишь себя в стрессе, нужно расслабиться. Мама будет рада. – Марина отрицательно покачала головой. – И эта твоя работа – ты слишком устаешь. Сколько раз родители предлагали тебе помощь, а ты отказывалась. Они делали это от чистого сердца, как всегда. Прими ее и освободись от необходимости мыть школьные коридоры.

– Нет, нет, я не могу. – Марина встала и подошла к окну. Она стояла, закутанная в полотенце, с обнаженными плечами, босиком. Такая хрупкая, тоненькая, беззащитная – у Алисы сжалось сердце. В который раз она подумала, что Марина даже не осознает, насколько она сильнее ее. Выдерживать такой жизненный ритм, такие удары судьбы и не сгибаться она бы не смогла. – Я не могу злоупотреблять их добротой. Думаешь, я не понимаю, что только благодаря им я не попала в интернат или, того хуже, на панель.

– Ты говоришь такие страшные вещи…

– Реальность, подруга, не более того. Моя мама наверняка была бы рада такому развитию событий. Царство ей небесное. – Марина быстро перекрестилась и снова вернулась за стол. Она выглядела успокоившейся. На самом деле она вдруг сказала себе «чему быть, того не миновать» – и ей стало легче. – Я совсем заморочила тебя. Ты куда-то шла?

– Теперь это не имеет значения.

– Перестань, спасибо, я пришла в норму. Если бы не ты, сидела бы я сейчас на лестнице и рыдала, рыдала. – Марина кисло улыбнулась. – Меня можно оставить одну.

– А я не хочу оставлять тебя. Сейчас пойдем к тебе в школу – я помогу убрать.

– Да ты что?! – От возмущения Марина вскочила и замахала руками. – Никогда не допущу этого. Еще чего не хватало.

– Маринка, за кого ты меня принимаешь, не пойму? – удивленная ее бурной реакцией, спросила Алиса.

– И не спрашивай. Но в моих мыслях ты и грязная тряпка – понятия несовместимые, ясно?

– Ясно. Одевайся, пойдем. По крайней мере, я побуду с тобой.

Марина готова была броситься целовать руки подруге. Она не могла описать словами своей благодарности. Значит, есть человек на этом свете, которому небезразлична ее судьба. Есть, и не один. Как же ей не совестно забыть о Софье Львовне и Захаре Борисовиче?

– Лялька, я говорила, что люблю тебя?

– Говорила, говорила и не один раз. Кто бы нас послушал, сильно бы удивился, – засмеялась Алиса. – Хотя нетрадиционная ориентация у нас последнее время в моде.

– Ладно тебе, мурашки по коже, – вздрогнула Марина и вышла из кухни в комнату. Она вдруг отчетливо представила, как приближается к подруге и целует ее в накрашенные розовой помадой губы. Самое главное, что никакой неприязни она при этом не ощутила. Наоборот, по телу прошел бодрящий импульс проснувшегося желания. «Засиделась я в девках, – подумала Марина. – Глупости какие в голову приходят». А вслух громко сказала: – Мне на моду наплевать. Я хочу нормальных отношений, чтобы все от души, понимаешь? Чтобы каждый день знать, что ты не одна, что любима.

– Так и будет, – как можно убедительнее произнесла Алиса, наблюдая, как подруга переодевается. – Ты верь в это и все.

– Если бы на самом деле это было так просто, Лялька. – Марина рассматривала свое отражение в зеркале старенького шкафа. Зеленые глаза, обрамленные длинными белесыми ресницами, такого же светлого цвета густые дуги бровей. Невысокий лоб с мелкими кудряшками соломенного цвета… Маринке нравился только свой рот – большие, чувственные губы яркокрасного цвета, и красить не надо. – Что гадать-то? Поживем – увидим.

Это был один из самых счастливых дней для Марины. Если забыть о неприятном разговоре с Тимуром, то остальное было просто идеальным. Лялька все время была рядом. Пока Марина убирала, развлекла ее рассказами о своем новом ухажере – парне со старшего курса, влюбившегося, по ее словам, «до одури».

А потом они вместе пешком шли домой. И Марина словно не чувствовала декабрьского мороза, как будто не на Алисе, а на ней была надета теплая норковая шуба. Они шли под руку, размеренным шагом и обеим было очень легко и радостно на душе. Алисе – оттого, что она смогла сегодня быть полезной подруге, а Марине доставляло удовольствие любое общение с Лялькой. Тем более сегодня оно было кстати.

– Пойдем к нам, – дойдя до своей лестничной площадке, предложила Алиса.

– Спасибо. Ты и так сегодня убила на меня вечер.

– Ты опять? Не нужно так говорить. Ты мне как сестра. Неужели я должна несколько раз в день напоминать тебе об этом? – Алиса развела руками. – Откуда в тебе такое самоуничижение?

– Перестань ругаться, – засмеялась Марина. – До завтра. Привет родителям.

– До завтра. – Алиса дождалась, пока за подругой закрылась входная дверь, и тоже зашла к себе домой. Ее раннему приходу удивились и обрадовались. Ей пришлось рассказать родителям о том, что весь вечер она провела с Мариной. Софья Львовна и Захар Борисович внимательно выслушали ее.

– Жалко девочку, она совсем незащищенная, совсем, – тихо сказала Софья Львовна. – Мы не можем уберечь ее от жизни, которой она боится. Слишком много плохого она видела, поэтому и не может сразу отличить дурное от хорошего.

– Может, этот парень по-своему грубовато решил поухаживать за нею, а она видит в этом что-то непривычное и страшное для себя, – добавил Захар Борисович. – Ты не видела, что он собой представляет, Ляля?

– Нет, папа. Я впервые услышала о нем сегодня.

– Ну, поживем, там видно будет. Скажи подруге, чтобы не стеснялась обращаться к нам, как раньше. Она рано осталась сама себе хозяйкой. Это не всегда заканчивается хорошо, – поставил в разговоре точку отец Алисы.

Зингеры действительно не могли предугадать и предусмотреть все повороты и перипетии судьбы, ожидавшие Марину. За столько лет они ощущали не показную ответственность за девушку. Они были бы рады, если бы Марина больше времени проводила у них дома, на глазах. Но после смерти матери та стала меньше появляться у соседей. Не то чтобы ей этого не хотелось. Просто она считала, что не должна злоупотреблять их добротой. Тем более, она уже не четырехлетняя девочка, а самостоятельная девятнадцатилетняя девушка, ставшая на нелегкий жизненный путь.

Она продолжала с удовольствием заниматься в училище, от безысходности по вечерам убирать в школе и… постепенно привыкала к тому, что Тимур все чаще оказывался рядом. Он будто чувствовал, что Марину, как дикое, затравленное существо, нужно приручать к себе постепенно. Потому сначала просто изредка провожал ее домой. Громко сказано – он шел сзади на расстоянии нескольких шагов и не набивался на разговоры. Марина спиной ощущала на себе его взгляд, но он больше не пугал ее. Она сказала себе, что должна прогнать глупые страхи. Что, в конце концов, происходит? Парень как умеет ухаживает за ней, а она, дикарка, едва принимает эти знаки внимания.

К новому году она уже привыкла к тому, что Тимур должен быть рядом. Он каждый раз поджидал Марину после работы в школе и молча, на расстоянии, как верный пес, плелся сзади. Она стала замечать в нем совсем другое, закрывая глаза на то, что раздражало раньше. Однажды, уже неподалеку от своего дома, она остановилась и, повернувшись, дождалась, пока Тимур поравнялся с нею. Она решилась на это давно, но смогла осуществить задуманное только неподалеку от места, где жила. Здесь она чувствовала себя в большей безопасности.