Маурин Ли - Цепи судьбы

— О, Барни! — она, рыдая, прильнула к нему, уткнулась лицом в его шею, заливая слезами красно-коричневый галстук и воротник рубашки. Его руки скользнули по ее телу, и он обнял ее так крепко, что она едва могла дышать. Потом Барни тоже заплакал.

Эми понятия не имела, сколько времени они провели в гостиной, обнявшись и почти не разговаривая. Люди входили в дом и опять выходили, пение на улице становилось все громче, радость все безудержнее. Двое мужчин подрались, потом в стену дома добрых десять минут стучали футбольным мячом, после чего гуляки принялись танцевать ирландскую жигу, громко топая ногами по тротуару.

Эми и Барни продолжали сидеть, обнявшись и не веря, что война действительно закончилась и они наконец вместе. Им предстояло заново узнать друг друга, и у Эми было чувство, что на этот раз это будет намного труднее, чем прежде.

Приближался июнь. Первого числа был день рождения Эми, ей должно было исполниться двадцать четыре года. Барни предложил отпраздновать это событие в каком-нибудь особенном месте.

— Мне ничего особенного не приходит в голову, — сказала Эми, — если только мы не отправимся в Лондон на наш запоздалый медовый месяц. — Он обещал опять повезти ее в Лондон, когда их первую (и последнюю) поездку туда пришлось прервать раньше времени.

— Когда-нибудь мы поедем в Лондон, — ответил Барни, — но не сейчас. Папа все еще вводит меня в курс дела. — Он пошел на работу к отцу, забыв о том, что после войны мечтал заняться чем-нибудь более интересным. А может быть, он просто передумал. — На этой неделе я работаю в стеклодувном цехе. Это так увлекательно.

— Ты учишься выдувать стекло? — Эми надеялась, что это не дурацкий вопрос.

— Нет, просто смотрю, как это делается. — В его голосе звучало раздражение, как будто вопрос был действительно дурацким. — Выдувание стекла — это ремесло, которому надо очень долго учиться. Вот что я тебе скажу. Давай поедем в Саутпорт, на пирс, где мы тогда познакомились на Пасху. Кажется, это было в прошлой жизни.

— С удовольствием. — Эми готова была сделать все, что угодно, лишь бы их отношения опять стали нормальными, а Барни перестал быть таким отчужденным и холодным. Только в постели, в темноте и под одеялом он становился прежним Барни. И даже тогда это длилось, только пока они занимались любовью. Ни до, ни после он не произносил ни слова. Просто молча хватал ее, а потом отпускал. Барни много курил и никогда не рассказывал о времени, проведенном в лагере для военнопленных.

Все разговоры начинала Эми. По крайней мере, до тех пор, пока Барни не предложил отпраздновать ее день рождения в каком-нибудь особенном месте.

— Жаль, что Хэрри здесь не будет, — сказала она. — Кэти на несколько дней приехала домой. Было бы чудесно, если бы мы смогли отправиться туда вчетвером. Мы можем поехать на поезде. — Пройдет, наверное, еще много месяцев, если не лет, пока бензин перестанут выдавать по карточкам и люди наконец смогут пользоваться своими машинами.

— Хм-м-м, — безразлично протянул Барни.

Так случилось, что Хэрри вернулся в Англию за несколько дней до дня ее рождения, впервые со времени отправки во Францию, и ему дали отпуск на пять дней.

Стояла необыкновенно холодная для июня погода. По песчаным пляжам Саутпорта гулял ледяной ветер, насквозь пронизывая одежду немногочисленных храбрецов, прогуливавшихся по пирсу. На этот раз уединиться стремились Кэти и Хэрри, в то время как Эми и Барни молча плелись за ними. Им нечего было сказать друг другу.

Кэти и Хэрри не встречались со времени вечеринки в финансовой части в Китли на первое военное Рождество. С тех пор произошло очень много событий, самым важным из которых была встреча Кэти и Джека, вскоре погибшего в Египте на глазах у Хэрри. Им не терпелось обменяться воспоминаниями о человеке, который для Кэти был возлюбленным, а Хэрри — лучшим другом.

Эми жалела, что они пригласили Кэти и Хэрри. Их присутствие только подчеркивало, как плохо складываются ее отношения с Барни. Она обрадовалась, когда он схватил ее за руку и сказал:

— Давай прогуляемся до конца пирса. Пошли.

Расстилавшийся перед ними вид был бесцветным и безрадостным. Вдали поблескивала тусклая, как свинец, вода Ирландского моря, а сразу перед ними расстилался мокрый и неприветливый пляж. Нигде не было ни души. Барни удовлетворенно вздохнул, медленно вдохнув и выдохнув воздух через рот. Он обвел взглядом горизонт.

— Красиво, — сказал Барни. — Я бы хотел поселиться здесь до конца своих дней. Зря ты выехала из квартиры, Эми, — капризно добавил он.

Он ненавидел их новый дом. Комнаты были слишком тесными, окна слишком темными из-за густой живой изгороди, окружавшей дворик. А из окон их квартиры открывался бескрайний вид: крыши близлежащих домов, а дальше — безбрежное небо. В новом доме Барни казалось, что он все еще находится в тюрьме.

«Давай подыщем другое жилье». Эми и сама была не в восторге от этого дома. Она бы с удовольствием переехала куда-нибудь еще, но с Барни невозможно было договориться. «Это не имеет значения, — угрюмо отвечал он. — Мне кажется, я постепенно привыкну к этому дому».

Стоя у конца пирса, он неожиданно обнял ее за плечи.

— Прости, родная. Я так мечтал поскорее вернуться домой. И вот я вернулся и никак не могу привыкнуть. Я не могу привыкнуть к четырем стенам. Я чувствую, что мне хочется жить на открытом воздухе, например, на вершине горы, откуда я мог бы отправиться в любом направлении, и мне бы ничто не могло помешать.

Эми поцеловала его подбородок. Она слишком много от него хочет. Он пробыл в заключении пять долгих лет, и ему потребуется много времени, чтобы приспособиться к жизни на свободе. А пока этого не произойдет, ей просто нужно проявить терпение.

— Вы решили подхватить воспаление легких? — Кэти и Хэрри вслед за ними подошли к концу пирса. Оба были в гражданской одежде. В их внешности не было ничего, что указывало бы на то, что последние шесть лет они носили военную форму. Аккуратно причесанные каштановые волосы Кэти были повязаны шарфом, она подняла воротник теплого твидового пальто, а руки спрятала в карманы.

— Жаль, что я не надела свою норковую шубу, — засмеялась она. — Может, зайдем в кафе и выпьем чего-нибудь горячего?

На пирсе уже было много народу. Несколько мальчишек гонялись друг за Другом от скамейки до скамейки, двое мужчин ловили рыбу, пожилые супруги, одетые в похожие кардиганы, бросали чайкам хлеб.

Барни оживился и принялся командовать.

— Давайте выпьем чаю в том же кафе, где мы были в прошлый раз, потом прогуляемся по Лорд-стрит и пообедаем. Кто-нибудь знает, что идет в кинотеатрах на этой неделе?

— «Двойная страховка» с Барбарой Стэнвик и Фредом МакМюрреем и «Потерянный уик-энд» с Рэем Милландом, — быстро ответила Кэти, добавив: — Я вчера смотрела в «Эко».

Барни перевел взгляд на Хэрри и Эми.

— Что мы выберем?

— Давайте проголосуем, — предложил Хэрри.

— Что, если каждый фильм получит по два голоса? — поинтересовался Барни.

— Тогда мы попросим Эми бросить монетку, и она выберет проигравший фильм, — сказала Кэти. — У нее есть такая привычка, — пояснила она в ответ на удивленные взгляды мужчин. — Раньше, по крайней мере, она всегда делала именно так.

Эми вспомнила, что в последний раз они подбрасывали монетку в Саутпорте, в кафе на Лорд-стрит, где они с Кэти пили чай. Эми забыла названия фильмов, но в одном из них играл Чарльз Бойер, а в другом Хамфри Богарт. Они бросили монетку, и выиграл Чарльз Бойер, но она хотела пойти на Хамфри Богарта, и Кэти уступила. Эми и не догадывалась тогда, что, когда она через несколько часов пойдет смотреть этот фильм, рядом с ней уже будет Барни. В тот день ее жизнь изменилась навсегда.

Жизнь продолжала меняться. Быть может, всем четверым стоит приехать сюда еще через шесть лет? Интересно, что произойдет с ними к тому времени?

Я совсем забыла, как ненавижу зоопарки. Если бы Роб предложил приехать сюда еще раз, я бы попросила его поехать без меня. Было что-то чудовищно жестокое в виде диких зверей, заключенных в клетки. Из того немногого, что я помнила о своем отце, я знала, что он чувствовал себя именно так. Наверное, это было следствием того, что он так много времени провел в лагере для военнопленных.

После того как Гари посмотрел на всех животных, Роб спросил, не хочет ли он пойти по второму кругу. Когда мальчик отказался, я вздохнула с облегчением.

— Я хочу есть, — объявил он. — Хочу сосисок и жареной картошки.

Мы отправились в Честер (мы приехали сюда на машине Роба) и нашли неплохой ресторан, где я заказала себе треску с жареной картошкой. Для меня это был настоящий праздник, потому что Марион считала жареную пищу вредной для здоровья. Она никогда не жарила картошку, а слово «кляр» считалось в нашей семье бранным.

Сегодня мне казалось, что меня разорвали на две части. Одна часть хотела быть с Робом, а другая рвалась к матери. Со вчерашнего дня мои чувства кардинально изменились. Я и не предполагала, что мы сможем так быстро найти общий язык. Теперь мне хотелось защитить ее от всех бед, и мне было больно при мысли, что мама столько лет провела в тюрьме. Сегодня был день ее рождения. Ей исполнилось пятьдесят, но она настояла на том, чтобы мы ничего не организовывали.

— Мы можем устроить вечеринку, когда мне стукнет пятьдесят один. Быть может, тогда мне захочется отметить день рождения.

В ближайшем будущем, когда мы с ней останемся дома вдвоем, я обязательно поговорю с ней об отце. Я не смогла забыть бурных скандалов, бушевавших в нашем доме. Неистовствовал всегда отец. Мать увещевала его, и ее голос был неизменно тихим, терпеливым и спокойным. Но от этого отец только приходил в еще большую ярость.

— Шлюха! — взвизгивал он.

Однажды он сказал:

— Как бы я хотел тебя убить.

Это привело меня в ужас. Я хотела остановить его, но не знала, как это сделать. Как бы то ни было, моя мать убила его раньше.

— О чем ты думаешь? — спросил Роб.

Я отсутствующим взглядом посмотрела на него.

— Что?

— Я спросил, о чем ты думаешь? Я уже два раза задал тебе вопрос: хочешь пудинга?

— Нет, спасибо, но я не отказалась бы от чая. Прости, — извиняющимся тоном добавила я, — я куда-то улетела. — Я придумала очень простой способ побыть одновременно и с Робом, и с матерью. — Поехали ко мне, познакомим Гари с Эми, — предложила я. По крайней мере, я могла называть ее Эми, когда ее не было рядом, хотя сомневалась, что когда-нибудь смогу так к ней обратиться. — Если хочешь, — поспешно добавила я. Далеко не каждый отец мечтает о том, чтобы его ребенок познакомился с убийцей, даже если убийца — это красивая и обаятельная женщина.

— Отличная идея, — сказал Роб.

— Куда мы поедем? — спросил Гари.

— Знакомиться с мамой Маргариты.

Малыш изумленно посмотрел на меня.

— У вас есть мамочка, мисс?

— Да, Гари, есть. — Я не возражала против того, что он продолжал называть меня «мисс». Мне совсем не хотелось, чтобы в школе он стал называть меня по имени.

— У всех учительниц есть мамы?

— Разумеется.

Гари некоторое время размышлял над этим, затем пожал плечами, как будто это было выше его понимания.

— И папы тоже?

— И папы тоже, — подтвердила я.

Всего за несколько минут Эми полностью околдовала малыша. Они с Чарльзом были в саду. Марион, как она это делала каждую субботу, отправилась в парикмахерскую.

— Ух ты, какой хорошенький! — восхищенно сказала Эми и похлопала по свободному стулу рядом с собой. — Меня зовут Эми. Садись сюда. Расскажи мне о себе.

Гари радостно повиновался. Он сообщил о том, какую картинку нарисовал для конкурса, и о том, что она заняла второе место.

— Там было апельсиновое и лимонное дерево и кролики у него в корнях. Я нарисовал их домик. Папа, как называется домик кроликов?

— Норка, сынок.

— Я нарисовал норку со шторками на окнах. Дядя из газеты сказал, что это показывает, что у меня хорошее… что сказал этот дядя, папа?

— Что у тебя хорошее воображение.

— Дядя сказал, что у меня хорошее воображение. И я получу приз. Это набор для рисования в деревянной коробке, и краски будут в трубочках, а не в коробочках.

— В тюбиках, а не в трубочках, сынок.

— Мне очень нравится выдавливать краску из тюбиков, — очень серьезно продолжал Гари. — Из коробочек краску выдавливать невозможно. Хочешь, я нарисую тебе картинку, когда мне дадут тюбики?

— Очень хочу. А для моего брата нарисуешь картинку? Вот он, его зовут Чарли.