Лео затормозил у их дома. Подняв голову, он увидел, что Эми ждет его в проеме открытой двери. Ураганный ветер свирепо раскачивал деревья вокруг дома.

Лео быстро пошел по ведущей к порогу дорожке. Когда он подошел к крыльцу, Эми взяла его за руку и провела внутрь.

— Лео! — низким взволнованным голосом произнесла она. — Иди сюда.

Она впереди него вошла в комнату, где на диване сидел его сын. Из живота Барни торчал хлебный нож. Красное пятно на его рубашке прямо на глазах Лео расплывалось и становилось все больше и больше. Глаза Барни были приоткрыты, и он казался очень спокойным. Обе руки лежали на коленях ладонями вверх, как будто он что-то держал там в момент смерти. В присутствии врача или приезде «скорой» не было необходимости. Было совершенно ясно, что Барни мертв.

— Господи, Боже мой! — простонал Лео. Он боролся одновременно с подступающими рыданиями и с приступом тошноты. — Как это произошло?

Эми покачала головой и быстро вышла из комнаты. Ее лицо было белым как мел и она состарилась лет на десять. Лео вышел за ней.

— Почему ты его убила? — Он почти кричал. — Что он такого сделал, что заставило тебя убить его?

— Это не я. — Эми покачнулась, и он успел поймать ее прежде, чем она упала. — Это сделала Маргарита.


— Я уснула на диване… — начала Эми рассказывать Лео, пока они в кухне ожидали приезда полиции. От бренди, который он заставил ее выпить, у нее шла кругом голова. Она пыталась понять, что же все-таки произошло. Нет, это она уже сделала. Теперь необходимо было это принять и научиться жить, зная, что она никогда уже не увидит Барни.

— У Маргариты ветрянка, — произнесла Эми чужим голосом, ничуть не напоминающим ее собственный. — Я вызвала доктора Шиарда. Он упомянул о выкидыше, а Барни об этом ничего не знал. Его это почему-то очень расстроило. Он умчался к матери, и вот тут она ему рассказала, что между нами (вами и мной) еще с начала войны существует роман.

У Лео вырвалось ругательство, причем очень грязное, но Эми этого даже не заметила.

— Эта женщина — психопатка, — пробормотал он.

— Барни вернулся в жутком состоянии, — продолжала Эми. — Он угрожал меня убить. Потом он заснул. Я вышла в соседнюю комнату и села на диван. Там было так тихо и спокойно, что я тоже заснула. Я проснулась оттого, что Барни начал меня трясти. Он опять был взбешен. Я закричала. Я просто уже не могла этого выдержать. Тут в комнату вбежала Маргарита… Она взобралась на диван между нами. Маргарита кричала: «Папа, не обижай мамочку! Не смей ее убивать!» К этому времени Барни уже перестал меня трясти. Я точно не знаю, что произошло после этого. Барни как будто был шокирован появлением Маргариты и бросился к ней, чтобы обнять ее и привлечь к себе. Наверное, она заставила его понять, как ужасно он себя ведет. Вероятно, он не заметил хлебного ножа у нее в руке. Затем он откинулся назад, и я увидела, что у него из живота торчит нож. Должно быть, она взяла его здесь. — Эми положила руку на стол, рядом с маслом, клубничным джемом и хлебом, который она нарезала вечером. — Это был несчастный случай, чистой воды несчастный случай. Маргарита не хотела его убивать. Она любила своего папочку.

— Что было потом, милая? — мягко спросил Лео.

— Маргарита с плачем выбежала из комнаты. Она не видела ножа в животе у Барни. Она не знала, что убила его. Я побежала за ней. Ее ночнушка была в крови, поэтому я переодела ее и опять уложила в постель. У нее высокая температура, и она бредит, поэтому я молюсь и надеюсь, что она никогда не вспомнит о том, что произошло. — Эми встала и вышла из кухни.

— Куда ты? — окликнул ее Лео.

— Вытащить нож, чтобы на нем были мои отпечатки. Когда приедет полиция, я скажу им, что это сделала я. Что за жизнь будет у Маргариты, если станет известно, что она убила своего отца? Я не хочу, чтобы она даже видела полицейских, не то что отвечала на их вопросы. — Эми вскинула голову и с вызовом посмотрела на Лео. — Я хочу, чтобы она никогда об этом не узнала.

Лео в ужасе смотрел на нее.

— Но Эми! Это же был несчастный случай! Ты не можешь брать на себя вину за то, в чем нет ничьей вины.

— Нет, Лео. Я не допущу, чтобы Маргарита росла с душой, омраченной сознанием содеянного. Даже если это был несчастный случай, все равно она будет знать, что это ее рука держала нож. Довольно, я приняла решение.


— Он издевался надо мной, — сообщила Эми полицейским, юному констеблю, который так ни разу и не открыл рта, и очень толстому сержанту с мягким лицом и короткими толстыми пальцами, которые дрожали, когда он делал записи в маленьком черном блокноте. Быть может, он пьян, подумала Эми. — Мой муж угрожал убить меня, и я убила его первой.

Ей казалось, что она попала в кошмарный сон. Все это было настолько ужасно, что казалось нереальным.

— Я должна взглянуть на дочь, убедиться, что она в порядке.

— Все хорошо? — спросил сержант, когда Эми вернулась.

— У нее ветрянка.

Маргарита крепко и безмятежно спала. Малышка всего лишь пыталась защитить свою мать, как-то отстраненно подумала Эми. Это неправильно, что перед ребенком ее возраста встала такая задача.

Оглядываясь назад, Эми не могла понять, почему ее удивило то, что ее забрали в полицейский участок. Потрясенный Лео так и остался сидеть, обхватив голову руками. Сержант не мог ответить на вопрос, когда его невестке позволят вернуться домой.

Садясь в полицейскую машину, Эми оглянулась на домик. Доведется ли ей его еще когда-нибудь увидеть? Не довелось.

Трудно было поверить, как круто может измениться жизнь человека в течение всего нескольких часов.


Мойра Карран заметила, что гостиная и комната Маргариты соединялись дымоходом и каждое слово, произнесенное в одной комнате, так же четко было слышно и в другой. Мойра бросила работу и жила в домике Эми, присматривая за Маргаритой, так как Эми на время следствия отправили в Манчестер, в тюрьму Стрэйнджвэйз.

Мойра убирала в комнате Маргариты, а малышка играла в гостиной. Вдруг она начала разговаривать с одной из своих кукол. Она спрашивала у нее, когда вернется ее мамочка. Ее звонкий голосок звучал в спальне так отчетливо, что Мойра в страхе покосилась на дымоход, допуская, что оттуда может появиться ее внучка.

Этим же вечером она рассказала обо всем Лео Паттерсону, который заезжал каждый день, возвращаясь домой из Скелмерсдейла. Маргариту забрали из школы, пока весь этот ужас не закончится. Потом она пойдет в другую школу и под другим именем.

Лео представил себе, как его внучка лежала в постели и слушала, как беснуется ее отец, как он оскорбляет ее мать. И вот однажды вечером Барни заявил, что хочет убить жену. Какие мысли должны были появиться в голове у малышки, когда она услышала эти слова? К счастью, Маргарита, похоже, ничего не помнила.

Мойра и Лео некоторое время сидели молча, размышляя над ужасными событиями, разрушившими их такую обыкновенную жизнь. Они были единственными людьми, кроме Эми, кто знал правду о смерти Барни.


Для Эми наняли самого лучшего лондонского солиситора[36], Брюса Хейворда, так же, как и барристера[37], сэра Уильяма Айртона. Оба считали, что Эми придется отправиться в тюрьму на срок от пяти до семи лет.

— Имеются свидетели, которые подтвердят, что ее муж много лет оскорблял и унижал ее, тем не менее ей и в голову не приходило уйти от него, у нее было адское терпение, — говорил Брюс Хейворд. Он часто встречался с Эми, и они подружились.

Когда дело дошло до суда, была уже Пасха. Суд состоялся на ливерпульских ассизах[38] в Сент-Джордж-холле и сопровождался небывалой газетной шумихой. Свадебная фотография погибшего, красивого мужчины, которого некоторые называли «героем войны», и его хорошенькой жены была опубликована во всех газетах страны и в некоторых зарубежных изданиях.

Трудно было определить, кому суд симпатизирует больше.

— Думаю, преимущество на нашей стороне, — говорил Лео Мойре Карран.

Эми была идеальной подзащитной. Она откровенно и без преувеличений рассказывала о том, как с ней обращался Барни, о том, в чем он ее обвинял и как угрожал ее убить, и одновременно находила для него оправдания.

— С ним, наверное, случилось что-то очень плохое, когда он находился в лагере для военнопленных, — свидетельствовала она. — Когда он вернулся, это был совсем другой человек.

Кэти Бернс тоже произвела хорошее впечатление своей очевидной честностью и стремлением защитить подругу.

Так обстояли дела, пока однажды в суд не пригласили свекровь Эми.


Этого неожиданного свидетеля пригласил обвинитель. Что она может сказать? — промелькнуло в голове у Эми. Она увидела, как нахмурился сидящий в зале Лео Паттерсон.

— Что вы думаете о своей невестке, миссис Паттерсон? — прозвучал вопрос обвиняющей стороны.

— Я ее ненавижу, — ровным голосом ответила Элизабет Паттерсон. — Я ее ненавижу, потому что у нее с моим мужем был роман с того самого времени, как моего Барни забрали в армию. — В ее зеленых глазах стояли слезы. Трудно было усомниться в искренности ее переживаний. — Он ее водил по ресторанам и постоянно околачивался у нее дома.

Это был ослепительно солнечный весенний день. Частицы пыли танцевали свой безумный танец в солнечных лучах, наискось разрезавших переполненный зал суда. Судья, который, казалось, постоянно спал, открыл глаза и поверх очков в форме полумесяца уставился на привлекательную рыжеволосую женщину в леопардовой шубе и такой же шляпе. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но, судя по всему, передумал.

Изменение в настроении суда было осязаемым. С этого момента Эми была обречена, несмотря на то, что Лео Паттерсон под присягой заявил, что никакого романа не было.

— Дыма без огня не бывает, — говорили люди.

Поговаривали о смертной казни, о том, что если… когда Эми Паттерсон будет признана виновной, ее следует повесить. Ее свекровь была одним из ведущих поборников этой точки зрения.

— Я все расскажу, — говорила Мойра Лео. Она не ходила в суд, а оставалась дома с Маргаритой. Шторы на окнах, выходящих на улицу, были плотно задернуты, и миссис Карран появлялась на улице только после того, как стемнеет: в прогулке нуждалась и Маргарита, и она сама. — Я расскажу правду. Я ни за что не допущу, чтобы наша Эми болталась на виселице за то, чего она не делала. — Кровь стыла у нее в жилах. — Но кто нам теперь поверит? — Было слишком поздно рассказывать правду. — Все подумают, что мы это все выдумали.

Холодея от ужаса, Лео вынужден был согласиться с ней. Эми позаботилась о том, чтобы на ноже остались ее отпечатки. Рассказывать правду было слишком, слишком поздно.


Эми Паттерсон приговорили к пожизненному заключению за зверское убийство мужа. На следующий день эта новость была главной во всех крупных газетах. Лео принес все газеты Мойре, и она расстелила их на полу. Прелестное лицо ее дочери смотрело на нее отовсюду. Тут были также и фотографии двух ее младших дочерей. Джеки и Бидди не пропустили ни одного заседания суда. Чарли не пришел ни разу, но на то были веские основания.


— Эми, скажи мне, что я могу для тебя сделать? — спросил Лео, в первый раз приехав к ней в лондонскую тюрьму Холлоуэй, где она отбывала заключение. — Я сделаю все. Все, что угодно, — подчеркнул он. Она была самым сильным и самым смелым человеком из всех, кого он знал. Он всегда любил ее, а теперь его любовь только усилилась. Эми плакала от жалости к Маргарите, матери, остальным родственникам, но ни разу не пожалела себя. Лео и сам с большим трудом сдерживал слезы, но если это могла сделать Эми, значит, может и он.

— Да, я хочу вас кое о чем попросить. — Ее лицо потускнело, а глаза утратили блеск и теплоту. Губы были плотно сжаты, во всем ее облике читалась решимость. — Я хочу, чтобы вы сняли с моего счета и дали Джеки и Бидди и их семьям достаточно денег, чтобы они могли уехать за границу и там поселиться. Ну, например, в Канаду или Австралию. Там они смогут все начать с нуля, там никто не будет знать, что их сестра убийца. У меня осталось много денег, Лео?

— Целая куча, моя милая. — Он сам оплатил все судебные издержки, и на счету Эми было много денег. Это были деньги Барни, теперь они принадлежали ей.

— Хорошо. Еще одно: Маргариту должны забрать Чарли и Марион. Именно поэтому я попросила Чарли не приходить в суд, чтобы газетчики не узнали, где он живет. Они с Марион женаты уже почти двенадцать лет, вряд ли у них родится собственный ребенок. Маргарита будет их единственным ребенком, и ей достанется вся их любовь. Мне никогда не нравилась Марион, но она будет хорошей матерью, а из Чарли получится отличный папа.

— Я об этом позабочусь, — пообещал Лео. — Думаю, это распоряжение надо сделать в письменном виде, я попрошу об этом Брюса Хейворда. Да, кстати, Эми, — сильно волнуясь, добавил он, — я хотел бы принимать участие в жизни Маргариты. Я не представляю себе, что Хэрри когда-нибудь женится, поэтому похоже на то, что Маргарита навсегда останется моей единственной внучкой.